Всю свою взрослую жизнь Мэгги провела в заботах о счастье детей. И лишь теперь, похоже, начала задумываться о собственном счастье.
Было странно находиться одной в его доме. Все вокруг было очень скромным, почти никаких украшений, кроме тех фотографий, но все вещи вокруг, казалось, хранили какой-то отпечаток сильной мужской чувственности их владельца: простые деревянные полки, мягкие кушетки, огромный камин… Даже кожаное кресло казалось каким-то теплым, хотя кожа обычно холодна. Окна были без занавесок, и за ними сразу же начинался густой сосновый лес.
Почему они не могут остаться здесь навсегда? Запереть двери, задернуть занавески (их нет, но ведь можно повесить!), отгородиться от всего мира и создать свой, ни на что не похожий мир. Ну хорошо, это, конечно же, невозможно, но почему она не может быть одновременно матерью, дочерью, сестрой — и любовницей? Почему все сплетается в какой-то узел, который невозможно ни развязать, ни разрубить?
Чарлзу было легко с его Салли. Кроме нее, у него никого не было. Детей своих он видел не чаще чем пару раз в год. Конечно, ему, должно быть, тоже хотелось, чтобы Чарли и Николь любили Салли, но если нет, он бы пережил это. Да и со своими родителями Чарлз жил по разные стороны океана.
Но Мэгги знала, что ничто не будет для нее преградой, если ее чувство серьезно.
Железнодорожная станция в Принстон-Джанкшен была переполнена пассажирами, отправляющимися в Манхэттен. Одни терпеливо ждали поезда, другие беспрестанно поглядывали на пустые пути. Все они казались Николь уставшими, хотя не было и восьми часов утра.
— Моя мать убьет меня, если узнает, что я собираюсь делать, — проворчала Мисси, должно быть, в сотый раз с тех пор, как, выйдя из школьного автобуса, они вместо школы пересели на другой автобус, отвезший их на железнодорожную станцию.
Николь посмотрела на подругу:
— Ты ничего не собираешься делать, Мисси. Это я собираюсь. Если уж кого убивать, так это меня.
— Я никогда раньше не ездила в Манхэттен одна. — Голос Мисси дрожал, она готова была расплакаться. — А вдруг что-нибудь случится?
— Что может случиться? Мы вернемся домой так быстро, что никто и не заметит, что мы где-то были!
— А вдруг в школе нас хватятся, позвонят домой, а там…
— Ты прекратишь волноваться? Ты ведешь себя словно моя мать.
Впрочем, Николь уже начала забывать, как ведет себя ее мать. Та целыми днями где-то пропадала, с ними сидела бабушка. Говорили, что мать готовится к экзаменам, но Николь не была уверена, что в голове у матери одна школа.
Казалось бы, у Николь были все причины, чтобы отказаться от своей мечты. Вчера вечером она была в гостях у тети Клер, и та сказала ей, что с карьерой модели для Николь ничего не выходит. Николь отлично понимала, что было причиной этого решения Клер. Об этом нетрудно было догадаться после того, как мать обнаружила у нее эти злосчастные фотографии и учинила Клер настоящий скандал.
Николь мысленно ругала себя последними словами. Это была ужасная глупость, едва ли не самая большая ошибка в ее жизни. Не могла запрятать фотографии подальше! Сейчас бы тетя Клер уже нашла для нее какой-нибудь выгодный контракт. Николь подписала бы его своей любимой ручкой — красной с черным колпачком — и не успела бы опомниться, как уже была бы сказочно богатой и жила в Лондоне по соседству с папой. Она была не в восторге от Салли, но ради такого можно было бы, в конце концов, терпеть и Салли.
Впрочем, все еще можно попытаться исправить. Ради этого она и пропустила сегодня школу и уговорила Мисси сопровождать ее в поездке в фотостудию, адрес которой она нашла в Интернете. Слава Богу, тетя Клер вернула-таки ей злополучные фотографии как бы в качестве компенсации за моральный ущерб, и сейчас они лежали в сумочке Николь. Николь понимала, что она не одна, что ей придется конкурировать с сотнями красивых и амбициозных девушек, но если она не понравится этому фотографу, она найдет другого, третьего, десятого — когда-нибудь ей должно повезти, если у нее действительно такие внешние данные, как расписывает Клер. У Николь было множество адресов, которые она нашла в Интернете. Если бы мать узнала, она бы наверняка убила ее. Мать часто заводила разговор про то, какие опасности могут подстерегать молодую, неопытную девушку, но Николь лишь поддакивала, а сама пропускала ее слова мимо ушей.
Поезд наконец подошел, и они с Мисси заняли два свободных места.
— Эти мужики напротив, — шепнула Мисси ей на ухо, — смотрят на нас. Старые придурки!
— Не обращай внимания, — посоветовала Николь. Она уже привыкла к похотливым взглядам мужчин и знала, как вести себя в подобных случаях.
— Этот толстый, — прошептала Мисси, — подмигнул мне! Что делать?
— Главное — не улыбайся в ответ.
«Господи, ну и тупа же порой бывает Мисси!» — подумала она.
— Ты боишься? — спросила Мисси через минуту.
— Немного.
— Я так очень. Хотя речь идет не обо мне.
— Послушай, — немного резко предложила Николь, — поезд пока не тронулся, ты еще можешь выйти.
— Нет! Я не смогу отпустить тебя туда одну. Я единственный человек, кто знает, что ты собираешься делать. — Она произнесла это с таким пафосом, что Николь невольно усмехнулась.
— Не такое уж важное событие, — дернула плечом Николь, хотя в глубине души так не считала. — Если я им не понравлюсь, я ничего не потеряю, кроме зря потраченного времени.
— Как ты можешь им не понравиться?! — восторженно воскликнула Мисси. — Ты выглядишь не хуже Шарон Стоун!
— Может быть, им не нужна вторая Шарон Стоун, — усмехнулась Николь. — Может, им нужен кто- нибудь типа Гвинет Пэлтроу.
— Из тебя можно сделать Гвинет Пэлтроу. Причесать, накрасить…
— Нет. Я на нее все равно не похожа.
— Не важно. — Мисси сжала руку Николь. — Ты выглядишь так, что можешь стать знаменитой.
«Может быть, когда-нибудь и стану, — подумала Николь. — Знаменитой и богатой, чтобы не отчитываться ни перед кем».
Двери поезда захлопнулись.
— Что-то ты поздновато, — заметил Гленн Матушек, адвокат Конора.
— Я даже на целых пять минут раньше. У тебя, должно быть, часы спешат.
Гленн кинул взгляд на часы:
— Должно быть. Как настроение?
— Какое уж там… — буркнул Конор. — Скорее бы, черт побери, весь этот спектакль кончился!
— Крепись, старик. Мы все вздохнем свободнее, когда этот тип наконец окажется за решеткой.
Конор кивнул на дверь зала суда:
— Она там?
— Дениз? Да. В первом ряду, с матерью и двумя сестрами. — oh взглянул на Конора: — Какие-то проблемы?
— Я просто давно ее не видел. И детей тоже.
Он слишком много потерял со смертью Бобби. Напарника, друга, дружбу его семьи… Хотя, конечно, его потеря не может сравниться с потерей Дениз.
— Помни, что ты в суде, — напутствовал Гленн. — Смотри на судью, отвечай только на поставленные вопросы, ничего не добавляй от себя, не делай вид, словно ты защищаешься. А главное — не показывай этому придурку, что ты его боишься.
— Ты так говоришь, словно советуешь мне не проиграть.
— Да, черт возьми, я советую тебе не проиграть! Судья — крепкий орешек. Отвечай односложно: «да», «нет». Любое лишнее слово может обернуться против тебя.
Хорошие советы. Весь фокус лишь в том, чтобы суметь ими воспользоваться. Конор не был уверен, что когда увидит этого идиота, убившего Бобби, в одном зале с его вдовой, сможет удержаться от того, чтобы