Длинное, словно морда гончей, лицо Джо вытянулось еще сильнее.

— Ты не единственный, кто скорбит о смерти Бобби, — сказал он. — Мы все его любили.

Слова старого приятеля резанули Конора по сердцу. Да, он был не единственным, кто скорбел о Бобби. Но другие не были виноваты в его смерти.

— И как держалась Дениз? — спросил он, чтобы хоть как-то извиниться перед Джо. — Дети были с ней?

— Нет, она оставила их с матерью. Но держалась она неплохо. Даже немного улыбалась.

«Не так, как на похоронах», — хотел, должно быть, сказать Джо.

Тогда, на похоронах, Дениз в лицо назвала Конора трусом и убийцей.

— Так вот почему капитан отправил меня в отпуск! — догадался он. — Не хотел, чтобы я встречался с Дениз.

— Откуда я знаю, что там хотел капитан?! — поморщился Джо. — Спроси у него.

Когда Бобби был жив, Дениз всегда приглашала Конора на все семейные торжества — от Рождества до дней рождения. Он даже был крестным их второго ребенка, Дженнифер Мэри. С тех пор как Конор в последний раз видел свою крестницу, прошло уже месяцев восемь.

— Пожалуйста, поймите ее правильно, — говорила ему мать Дениз. — Дени просто слишком тяжело видеть вас. Ей все время кажется, что Бобби сейчас выступит из-за вашей спины.

Итак, он ушел в тень. Дениз ясно изложила свою позицию, а Конор слишком уважал вдову Бобби, чтобы пойти против ее воли, хотя это еще больше усугубляло его потерю.

Они все говорили, что не винят его в смерти Бобби, что верят, что он не мог остановить эту проклятую пулю. Но Конор все равно чувствовал, что все уже не так, как прежде. Старые друзья отворачивались или в лучшем случае ограничивались дежурными приветствиями. Повсюду он встречался с мрачными взглядами. И если раньше он думал, что всеобщее раздражение направлено против того дегенерата, который стрелял, сейчас ему все больше казалось, что оно направлено против него.

Это не должно было удивлять Конора. Он это заслужил. Он совершил ошибку в самый ответственный момент, и эта ошибка стоила его напарнику жизни. И этого ничем не искупить, кроме чувства вины на всю оставшуюся жизнь.

Смерть Бобби Ди Карло потрясла всю округу. Он был единственным полицейским за всю стодесятилетнюю историю городка, погибшим на службе. Никто не ожидал, что такое может случиться в их сонном уютном городишке. Местные репортеры весь прошлый год, казалось, только и делали, что смаковали эту историю во всех подробностях, и Конор знал, что она уже успела выйти далеко за пределы штата, если не страны. Кокору иногда начинало казаться, что скоро он начнет бояться каждого шороха, ожидая, что в любой момент к нему в дом ворвутся назойливые репортеры со своими тенденциозными вопросами и на следующий день его лицо будет «красоваться» во всех газетах.

Мэгги! Конор почувствовал, что на лбу его выступает холодный пот. Мэгги ничего не знала об этом. Иначе эта история в ее сознании непременно ассоциировалась бы с ним. Она не могла не заметить, что его что-то гнетет. Она спросила его об этом в первый же день. И он уже чуть было не поведал ей, как, словно последний трус, позволил своему напарнику погибнуть.

— Мэгги! — Голос Джанни был резок. — Может быть, мне не стоит рассказывать, если ты все равно меня не слушаешь?

Мэгги заморгала и попыталась сосредоточиться на словах подруги.

— Извини, — пробормотала она. — Что-то я и впрямь сегодня какая-то рассеянная…

Ее сознание снова «прокручивало» все подробности поцелуя с Конором. Сей предмет казался ей куда более занимательным, чем «Основы менеджмента в кризисных ситуациях».

— Может быть, нам стоит перенести занятие? — предложила Джанни. — Не знаю, как у тебя, а у меня и без того куча дел.

— Нет, — не согласилась Мэгги. — Я буду внимательной. Обещаю.

— Хорошо. — Однако по тону Джанин Мэгги поняла, что та не очень ей верит. — Позанимаемся еще полчаса, а потом как хочешь, а мне надо уходить.

Мэгги твердо решила не только внимательно слушать, но и задавать вопросы, чтобы у подруги не осталось сомнений, что она ее действительно слушает. Но вопросы Мэгги, как оказалось, говорили об обратном — обычно она все схватывала на лету, а на этот раз по десять раз переспрашивала о самых простых, казалось бы, вещах. Мысли ее были далеко — в воображении она оборвала, должно быть, уже несколько дюжин ромашек, гадая: любит — не любит? Джанин она, должно быть, казалась полной идиоткой, и та, наверное, пожалела, что действительно не перенесла занятия на другой день. Интересно, как среагировала бы она, если бы Мэгги вдруг открыла истинную причину своей невнимательности?

— Да что с тобой, Мэгги? — Джанин казалась не на шутку встревоженной. — Ты здорова?

— Со мной все в порядке, — заверила ее Мэгги. — Просто я познакомилась с мужчиной.

Лицо Джанин, за минуту до того мрачнее тучи, вдруг просияло.

— Мэгги! — Она обняла подругу. — В самом деле? Где? Когда? Кто он? Черт побери! Мэгги!

— Мы познакомились в эти выходные. Он полицейский. Сначала мы увидели друг друга на стоянке, затем в холле гостиницы, потом в ресторане. Он подошел ко мне и пригласил на танец. — Она вздохнула от счастья. — Короче, оказалось, мы вполне подходим друг другу.

— Он не женат? Не женат, я надеюсь? Мэгги усмехнулась:

— Нет, не женат.

Джанин снова сжала ее в объятиях:

— Я так рада за тебя! Тебе надо встряхнуться. Небольшой романчик не помешал бы…

«Я думаю, Джанин, здесь нечто большее, чем небольшой романчик!» — усмехнулась Мэгги, направляясь к своей машине.

Ей захотелось рассказать о своем счастье еще кому-нибудь. Но только не матери и не сестрам. Рита, мать Мэгги, была замужем дважды — первый раз вполне удачно, а второй — так, что не пожелаешь и врагу, и этот опыт раз и навсегда отбил у нее желание прочных связей. Нет, романы у нее были — но лишь мимолетные.

— Мужчины, — говорила она, — как книги из библиотеки: чтобы наслаждаться ими, не обязательно иметь их в вечном пользовании.

Клер и Элинор пошли в этом отношении в мать. Ни та ни другая не верили в то, что смысл жизни для женщины — в браке, и предпочитали связи, ни к чему не обязывающие партнеров. Неудачное второе замужество матери, а потом и развод старшей сестры еще больше убедили их в этом — напрасно Мэгги пыталась внушить им, что ее брак с Чарлзом не был ошибкой, а просто исчерпал свой срок. Но главное было не в этом. Главное было в разнице между выгодным замужеством и духовной близостью, чего ни мать, ни сестры не понимали.

А Мэгги всегда хотелось иметь не просто мужа, а духовно близкого человека.

Несмотря ни на что, она продолжала верить в счастливое замужество.

Теперь, казалось ей, она встретила такого человека.

— У меня будет свой телефон? — Николь посмотрела на мать так, словно та обрилась наголо или вставила серьгу в нос. — Мама, ты серьезно? Свой собственный?

Мэгги старалась смотреть на дочь спокойно.

— Ну, не совсем собственный. Тебе придется делить его с Чарли, но не думаю, что он будет часто звонить. Просто я думаю, ты уже взрослая, настала пора…

Она еще что-то говорила о каком-то экономном тарифе, но Николь уже не слушала ее, У нее будет свой телефон! Теперь она сможет болтать с подружками сколько угодно, и никто не будет требовать, чтобы она повесила трубку. Николь обняла мать, что было не очень удобно, так как в свои пятнадцать она уже успела дорасти до пяти футов десяти дюймов, в то время как Мэгги едва набирала пять футов.

— Здорово! — повторяла Николь. — Я не могу поверить… Мэгги слегка похлопала ее по спине. Николь вспомнила, как любила она этот жест, когда была маленькой. Ей сразу становилось так спокойно и уютно. Она давно забыла это чувство — по крайней мере со времени развода родителей. Большую часть времени она чувствовала себя неуютно, словно в первый день в новой школе.

— Помни, ты должна делиться телефоном с братом. Я надеюсь, ссор по этому поводу у вас не будет. —