– Дзинь! – сказал Нельсон.

– Объяснила,– произнесла я. – Просто Джонатан… не всегда меня слышит.

Нельсон оторвал взгляд от дороги и посмотрел мне в глаза, давая понять, что крайне встревожен.

– Не подумай, что я рад вашей размолвке, Мел. Просто когда ты открыла агентство, как будто вдруг наконец осмелилась быть самой собой. И стала более уверенной, более решительной. Я восхищался тобой, наблюдая, как ты учишься ставить на место отца и как упорными усилиями добиваешься успеха. Ты можешь по праву гордиться собой. – Он немного смутился. – Даже эти узкие юбки… Мне показалось, что именно в них ты раскрываешься наиболее полно. А когда ты начала встречаться с Джонатаном, опять стала позволять командовать собой. В основном ему, но и другим тоже. Был единственный момент, когда ты собралась с духом и твердо отказалась жить в Нью-Йорке. Потом все началось сначала, и теперь ты переезжаешь в Париж. По сути, ничего не изменилось. Вы разговаривали об этом?

– Конкретно – нет,– печально ответила я. – Все как-то… случилось само собой. Но такова уж участь женщины, которая соглашается быть с Джонатаном. С ним точно в фильме. Дорогие ужины, наряды… чувствуешь себя роскошной, смышленой…

Нельсон изменил привычке ездить по всем правилам, резко свернул на обочину и затормозил. Грузовик, ехавший за нами, дернулся в другую сторону и истошно засигналил в знак возмущения.

– Мелисса,– произнес Нельсон, поворачиваясь ко мне, насколько позволял ремень безопасности. – Ты и так роскошная. Ты и так смышленая. Даже когда ты выходишь на кухню в бигуди, на мой взгляд, выглядишь потрясающе. Джонатан – бизнесмен и был женат на скучной честолюбивой деловой мадам, настоящей стерве. Неудивительно, что он влюбился в тебя! Но ведь жизнь – настоящая жизнь – состоит не только из сказочных ужинов и изысканных нарядов. Порой в ней мелькают неполадки с водопроводом, ангина и глажка. Очень важно, чтобы люди умели обсуждать проблемы. Если решение принимает один, а второй вынужден лишь подчиняться, добра не жди.

Я было приоткрыла рот, намереваясь согласиться, однако Нельсон еще не договорил:

– Я не собираюсь учить тебя жизни. – Он помолчал. – Скажу одно. Ты невероятная женщина и, я уверен, можешь подарить мужчине вечное счастье. Но и ты должна чувствовать себя счастливой, Мел. Тебе нужен человек, который будет любить тебя, уважать и делить с тобой и невзгоды, и радости.

От волнения и неподдельной тревоги Нельсон сильно морщил лоб. Темнели морщинки и у внешних уголков его голубых глаз. Какой же он порядочный и добрый парень, подумала я, отвлекаясь от тягостных мыслей про нас с Джонатаном. Голос

Нельсона напоминал сейчас мужской хор, исполняющий «Правь, Британия!» под аккомпанемент духового оркестра.

– Тебе нужен человек, который любил бы тебя такую, какая ты есть в действительности,– продолжал Нельсон с большим чувством. – Который знал бы, что ты за человек на самом деле, не довольствовался бы только Милочкой. – Он улыбнулся уголком рта. – При котором ты могла бы свободно скинуть туфли, даже если твоим ступням не помешал бы педикюр.

Своими словами Нельсон будто надавил на воспаленное место в моем сердце, где засела давняя заноза: Джонатан любил Милочку, с которой и познакомился когда-то, а не меня. Ее одну он и знал – перед нашими встречами я все время прилагала массу усилий, чтобы выглядеть на все сто. А с небритыми ногами не показывалась ему ни разу.

Осознав, почему мы зашли в тупик, я ахнула, а Нельсон в эту самую минуту положил руку мне на колено, но тут же ее отдернул, будто моя нога была горячей, как раскаленный металл. Хотя в моей маленькой машинке мы и так сидели, почти касаясь друг друга.

– Если хочешь, верни руку на то же самое место, Нельсон,– печально сказала я. – Мы ведь давным- давно знаем друг друга.

– Правильно,– смущенно произнес Нельсон. – Черт!.. Минута, конечно, не самая подходящая… гм… но мне… Не могу видеть тебя такой несчастной, потому что… слишком много ты для меня значишь. – Его лицо – щеки, удлиненный нос – все густо покраснело. –Слишком, слишком много.

Я знала по немалому личному опыту, что объясняться в чувствах, всерьез, без каких-либо шуточек, британским мужчинам крайне непросто.

– И ты мне дорог, просто не представляешь как,– ответила я. – О Нельсон! – Меня охватил приступ горячей любви, и я обняла друга. – Честное слово,я представить себе не могу, что бы делала без тебя! Огромное спасибо, что приехал за мной! Ты единственный в мире человек, на которого я могу по- настоящему положиться.

Нельсон немного отстранился и внимательно посмотрел на меня.

– Что, гм… Что именно ты имеешь в виду? От напряжения голубые глаза потемнели. В Нельсоне не было ни капли привычного ребячества, и это сбивало с толку, даже немного пугало.

Сквозь туман, наполнявший мою голову, вдруг послышались слова Габи о любви Нельсона ко мне. Я задумалась, не романтическое ли признание он собирается сделать.

Конечно нет, ответила я на свой же вопрос. Время слишком неподходящее. И место. Нельсон и в мыслях не воспользуется бедой давней, давней подруги, которая только-только поссорилась с женихом, но еще не поставила в отношениях с ним

окончательную точку. Если же это так, тогда я совершенно не знаю, что делать и говорить…

– Что я имею в виду? То, что ты мой лучший друг, несравненный сосед и… все остальное! Мне несказанно повезло.

Я моргнула. Нас окутывало странное, ежесекундно усиливавшееся напряжение. Чтобы отделаться от него, я снова обняла Нельсона. Он вздохнул.

– Я именно так и подумал.

У меня стало спокойнее на душе.

Большую часть воскресенья я провела в мучительной бездеятельности. Нельсон помогал мне сочувствующим молчанием. И время от времени приносил тосты с яичницей, чтобы я, утратившая аппетит, не умерла с голоду, и подавал чистые носовые платки. Я была ему очень признательна. В итоге, когда мы смотрели «Чисто английские убийства», после двух или трех бокалов красного вина я уснула, положив голову ему на плечо. Нельсон отнес меня в кровать, точно сумку с парусами, и оставил мне на ночь на тумбочке стакан с водой и «Нурофен», но не всю пачку, а лишь две таблетки. Его забота и доброта так меня растрогали, что, когда он поправлял мое одеяло, я притворялась спящей, в противном случае опять расплакалась бы.

Проснувшись в понедельник утром, я вспомнила, что надо ехать на работу, и с ужасом почувствовала, что не могу оторвать голову от подушки. На мою грудь давила громадная, как слон, тоска, под потолком зависла темная, точно морж, туча.

Будущее с одинокими пятничными вечерами хлопало перед лицом огромной пастью бегемота. Казалось, этому кошмару не будет конца.

Впервые в жизни я усомнилась в том, что дела помогут мне отвлечься от хандры, ведь именно благодаря агентству мы познакомились с Джонатаном. У нас было столько дивных воспоминаний! Теперь к ним добавились и отвратительные…

Наверное, я так и провалялась бы весь день в кровати, если бы в комнату не вошел Нельсон с чашкой чая и тостом на тарелке.

– Поднимайся,– сказал он, ставя тарелку и чашку на таком расстоянии от меня, с которого дотянуться до них я не могла, но прекрасно чувствовала запах. – Знаю, тебе плохо, но, поверь, в Лондоне пропасть людей, которым куда хуже.

Я натянула на голову одеяло.

– У меня, Нельсон, не то настроение, чтобы выслушивать лекцию о бродягах!

– Я не о них,– сказал Нельсон, энергичными движениями раздвигая шторы и впуская в комнату