– Да, и боюсь, что не один.

– В руку? – Голос Райли дрогнул.

Брин спешно протиснулась сквозь толпу медсестер, которые не сводили глаз со своего кумира. Райли протянул к ней здоровую руку.

– Мой муж не любит уколов. Ему не нравятся иглы.

– Они понравятся ему еще меньше, если я стану зашивать рану без анестезии.

Левой рукой Брин крепко обняла Райли за плечи, правой отвела волосы с его покрывшегося потом лба. Лицо Райли приняло землистый оттенок.

– Потерпи, дорогой, скоро все кончится. Я побуду с тобой.

И она сдержала обещание. Брин была с Райли все время, пока ему делали уколы – целых пять, – от каждого из которых его прошибал пот, пока накладывали на рану семнадцать швов, пока руку тщательно бинтовали. Она успокаивала Райли, когда он бормотал ругательства, отпускала шуточки насчет трусливых красавчиков, когда он побелел при виде шприца, изо всех сил стискивала его плечи, когда игла вонзилась в кожу рядом с раной.

Они вышли из больницы, и любезный полицейский настоял на том, чтобы подогнать машину к дверям. На обратном пути Брин не пришлось уговаривать Райли откинуться на подголовник. Последствия травмы и операции начали сказываться. Райли откинул голову и устроился так, чтобы смотреть на Брин.

– А знаешь, я вовсе не боюсь игл, – сонно произнес он.

– Врешь ты все. Помню, как ты заболел ангиной и отказывался сделать укол пенициллина. Ты так затерроризировал бедную медсестру, что ей пришлось вызвать меня из комнаты для посетителей, только тогда удалось уговорить тебя снять штаны.

– По-моему, ей просто хотелось взглянуть на задницу Джона Райли.

– Насколько я помню, твоя задница не произвела на нее особого впечатления. По-моему, ее давно перестали интересовать чьи бы то ни было зады. Попытайся придумать что-нибудь более убедительное.

– Я просто искал благовидный предлог, чтобы положить голову на твою великолепную грудь. И это не вранье.

– И ради этого ты поднял такой переполох, что нас выгнали из кабинета врача?

– Дело того стоило. Как и сегодня. Ты заметила, что, когда никто не видел, я потихоньку поцеловал твою грудь?

Брин метнула на него уничтожающий взгляд.

– Рассказывай свои байки тому, кто в них поверит, Райли. Я-то знаю, что ты трус.

– Но ты ведь заметила?

– Да-да, заметила, успокойся.

Райли усмехнулся и стал смотреть вперед.

– Куда мы едем?

– Я везу тебя домой.

– Ко мне домой?

– Конечно, а ты что подумал?

В голосе Брин слышалось сомнение.

– Я рассчитывал, что ты позволишь мне переночевать у тебя. Как-никак я поранил правую руку. – Он показал ей перебинтованную кисть, словно Брин нуждалась в напоминании. – Может, у меня поднимется температура или случится шок. Я могу…

– Ладно, уговорил, и, ради Бога, избавь меня от этих ужасов. – У ближайшего светофора Брин развернулась. – Только предупреждаю, не надо видеть в этом то, чего нет. Я просто поступаю так, как поступил бы на моем месте любой гуманный человек по отношению к другому человеку.

– О, я понимаю и очень ценю твою гуманность, – серьезно сказал Райли, но Брин почувствовала за его словами насмешку.

Несколько кварталов они ехали молча. Наконец Райли сказал:

– Знаешь, что это мне напоминает?

– Что?

– Ночь, когда мы поженились.

Машина резко вильнула, и Брин чертыхнулась.

– Яма на асфальте, – объяснила она.

Но Райли знал, что дело вовсе не в асфальте, просто Брин вспомнила ту ночь, когда она стала его женой.

– Тогда мы все бросили и рванули на озеро Тахо, помнишь?

Разве она могла забыть?

– Да уж, ты все бросил в самом прямом смысле.

– Ты имеешь в виду полотенце?