какую-то свою игру?
– Один из вас врет, – процедил Хэммонд сквозь зубы.
– Когда ты разговаривал с Лютом? – уточнил Престон, но Хэммонд пропустил этот вопрос мимо ушей. Ответить честно он все равно не мог, а лгать ему не хотелось.
– Выйдя из предприятия, ты продал свою долю с прибылью? – поинтересовался он холодно.
– Я был бы глупцом, если бы не сделал этого. Нашелся один покупатель, который очень хотел влезть в это предприятие и готов был заплатить столько, сколько я просил. Ударили по рукам, и я передал ему свои акции.
Хэммонд почувствовал приступ дурноты.
– Не так уж важно, участвуешь ты в этом проекте или уже нет. Достаточно того, что ты был к нему причастен. Этим ты запятнал и себя, и меня.
– По-моему, ты слишком волнуешься, Хэммонд. Уверяю тебя, все не так страшно, как тебе кажется.
– Если когда-нибудь правда выплывет наружу… Престон пожал плечами.
– Что ж, тогда я расскажу, как все было. Расскажу честно и откровенно.
– Что именно ты расскажешь?
– Что я понятия не имел, какую аферу затеял Лют. Когда я догадался, в чем дело, я вышел из дела.
– Ты, я вижу, давно все обдумал.
– Это верно. Ты же меня знаешь, сын, – у меня на все ситуации жизни есть несколько резервных вариантов.
Хэммонд мрачно посмотрел на отца. Тот как будто специально дразнил его, но поддаваться на эту провокацию он не собирался. Престон всегда оставлял себе несколько путей для отступления, и Петтиджон наверняка об этом знал. И все равно Престон был нужен ему – нужен не как крупный инвестор, а как отец помощника окружного прокурора.
Несомненно, Петтиджон рассчитывал манипулировать им через отца.
– Мой тебе совет, Хэммонд, – говорил тем временем Престон Кросс, развалясь в кресле, – не горячись и не спеши говорить ни «да», ни «нет». Первым делом позаботься о том, чтобы подготовить пути для отхода, и тогда ты сможешь выйти чистеньким из любой передряги. Это я тебе говорю, сынок, а мне ты можешь доверять.
– И это – твой совет своему единственному сыну? Наплевать на принципы и заниматься только собой?
– Принципами сыт не будешь, – отрезал Престон. – Ты знаешь правила игры, Хэммонд. Не я их устанавливал, но, даже если они тебе не нравятся, тебе придется им следовать, иначе будешь вечно плестись в хвосте и глотать пыль из-под копыт тех, кто не так кичится своей неподкупностью и честностью.
Хэммонд вздохнул. Эту песню он слышал уже не один раз. Когда он достаточно подрос, чтобы усомниться в непогрешимости отца и решиться обсуждать некоторые моральные принципы, которые исповедовал Кросс-старший, выяснилось, что их взгляды на хорошее и плохое существенно разнятся. Это развело их окончательно, и с тех пор их споры оканчивались вничью, ибо ни один не хотел уступить другому.
Теперь, когда Хэммонд своими глазами видел письменные доказательства участия отца в грязных аферах Петтиджона, он еще лучше понимал, насколько сильно различаются их взгляды. Что бы ни говорил ему теперь Престон, он не мог не догадываться, что затевается на острове, но муки совести не имели никакого отношения к его решению продать свою долю. Просто он увидел отличную возможность заработать неплохой процент на вложенный капитал и поспешил ею воспользоваться.
Что ж, похоже, за прошедшие годы пропасть между ними стала еще шире, и Хэммонд не видел никакого способа перекинуть через нее хотя бы самый узкий и шаткий мост.
– Извини, па, у меня через пять минут важная встреча, – солгал он, выходя из-за стола. – Поцелуй от меня маму, а я постараюсь позвонить ей вечером.
– Вечером она и еще несколько друзей будут у Дэви, – напомнил Престон.
– Я уверен, Дэви оценит этот знак внимания, – заметил Хэммонд, вспоминая, с какой насмешкой Дэви Петтиджон говорила о толпах сочувствующих и готовых разделить с ней горе.
У дверей кабинета Престон обернулся.
– Я никогда не скрывал, что я чувствовал, когда ты ушел из адвокатской фирмы, – сказал он.
– Напротив, ты ясно дал мне понять, что я совершаю ошибку, – отозвался Хэммонд. – Но я буду стоять на своем, па. Мне нравится моя работа, к тому же я с ней неплохо справляюсь.
– Да, при поддержке Монро Мейсона ты сделал блестящую карьеру.
– Спасибо, па.
Но его благодарность не была искренней. Отцовский комплимент не согрел Хэммонду сердца, поскольку он уже давно не дорожил его мнением, к тому же каждую похвалу Престон дополнял обесценивавшим ее комментарием.
«Мне нравятся эти пятерки в твоем табеле, Хэммонд. Но четверку с плюсом по химии ты должен исправить».
«Лошадь, на которую ты поставил в этом забеге, выиграла. Жаль, тебе не хватило пороху сыграть „тройной экспресс“ – мог бы заработать в десять раз больше».
«Ты второй по успеваемости на курсе, сын? Это отличная новость, но было бы еще лучше, если бы ты