его схема безупречна, и был полон решимости довести дело до конца. Со мной он справился очень легко, пригрозив разоблачить перед всем светом и в первую очередь – перед моими пациентами. Мне стыдно признаться в этом сейчас, но я испугалась. Если бы Бобби остался таким, каким я его помнила – мелким негодяем, наглым и нахрапистым, – я бы просто высмеяла его и захлопнула дверь перед самым его носом, но за двадцать пять лет Бобби стал другим, и это сбило меня с толку. У него появился кое-какой внешний лоск, кое-какие манеры, кое-какие новые повадки, которых я не знала, – вот я и вообразила себе невесть что. Знать бы мне, что он остался таким же, каким был всегда, и я бы позвонила в полицию, не откладывая. Но я этого не сделала.

Тем временем Бобби начал осуществлять свой план. Я не знаю в точности, что именно он сказал Петтиджону, однако его слова, по-видимому, возымели действие, поскольку Лют согласился выплатить ему сто тысяч долларов наличными в обмен на обещание молчать…

– Ни один человек, который знал Петтиджона, не поверит этому, Юджин, – негромко вставил Хэммонд.

– Как это ни печально, но я вынужден согласиться, – поддакнул Перкинс.

– Я и сама не очень-то в это поверила, – кивнула Юджин. – Что касалось самого Бобби, то, как мне кажется, даже у него при всей его самонадеянности возникли какие-то сомнения, поскольку он потребовал, чтобы за деньгами к Петтиджону отправилась я. И я согласилась…

– Почему, ради всего святого?! – не выдержал адвокат.

– Быть может, с моей стороны это было глупо, – улыбнулась Юджин, – но ведь утопающий хватается за соломинку, правда? Я увидела в этом свой шанс отделаться от Бобби раз и навсегда. Я решила, что пойду к Петтиджону, но, вместо того чтобы забрать деньги, объясню ему ситуацию и попрошу обратиться в полицию.

– Почему ты не обратилась в полицию сама?

– Теперь-то я понимаю, что это было разумнее всего, но тогда… – Юджин вздохнула. – Я слишком боялась, что мое имя будет упоминаться в связи с ним. Бобби как-то похвастался, что сумел натянуть нос каким-то криминальным структурам во Флориде, и хотя он утверждал, что замел все следы, я в этом очень сомневалась. Это была одна из причин, чтобы держаться от Бобби как можно дальше.

– Итак, ты поехала в отель и встретилась там с Петтиджоном?

– Да.

– Почему ты не позвонила ему по телефону?

– Я до сих пор жалею об этом, Фрэнк, но тогда мне казалось, что личная встреча произведет большее впечатление.

– Что же случилось, когда ты вошла в его номер?

– Ничего особенного. Петтиджон был вежлив, он внимательно выслушал меня… – Юджин ненадолго замолчала, чтобы вытереть лоб, внезапно заблестевший от испарины.

– И?

– Он высмеял меня! – воскликнула Юджин. – Мне следовало сразу догадаться, что дело нечисто, едва только я переступила порог его номера. Петтиджон ожидал Бобби и должен был хотя бы удивиться при моем появлении, однако он отреагировал так, словно мы с ним сто лет знакомы. К сожалению, я поняла это слишком поздно.

– Итак, он знал, что к нему приедешь ты, а не Бобби, и, когда ты рассказала ему свою историю, он высмеял тебя?

– Да… – Юджин долго молчала, словно собираясь с силами, потом продолжила:

– Бобби меня перехитрил. Он позвонил Петтиджону и сказал, что его сообщница, то есть я, решила надуть обоих. Бобби предупредил, что я, скорее всего, постараюсь вызвать его сочувствие при помощи какой-нибудь жалостливой истории, а когда он размякнет – лягу с ним в постель, чтобы впоследствии иметь возможность самой шантажировать его.

– Вообще-то, – заметил Хэммонд мрачно, – твой братец не выглядит особо умным. Как он мог додуматься до такого?

– Он не умен. Просто он… хитрый. Изворотливый. Бобби судит о людях по себе, и это делает его даже в какой-то мере опасным. Когда он видит – или думает, что видит, – реальную возможность, он идет на риск, на какой не отважился бы человек более разумный, и иногда Бобби везет. Кроме того, он знает, какое преимущество получает тот, кто наносит удар первым, и старается этим пользоваться.

Короче говоря, мне не удалось убедить Петтиджона в том, что я говорю совершенно искренне и что у меня нет никакого дьявольского плана, включающего секс и шантаж. Впрочем, он был не прочь переспать со мной, так как заявил, что раз уж я явилась к нему с намерением уложить его в постель, то он готов пойти мне навстречу. В общем, вы понимаете…

– Он приставал к тебе? – уточнил Фрэнк.

– Да. Мне даже пришлось его оттолкнуть. Должно быть, именно тогда почка гвоздики и попала ему за обшлаг рукава. Как раз в то утро я начиняла гвоздикой апельсины у себя дома, и одна почка, наверное, осталась у меня в руке или попала в складки кардигана. Как бы там ни было, мое сопротивление разозлило его, и Петтиджон принялся угрожать. Он, в частности, сказал, что у него назначена встреча с важным сотрудником прокуратуры. С тобой, Хэммонд… – Юджин быстро взглянула на него. – Петтиджон назвал тебя по имени и прибавил, что ты наверняка заинтересуешься Бобби и мной.

Юджин немного помолчала, словно собираясь с мыслями или пытаясь восстановить в памяти дальнейшие события.

– Я запаниковала, – сказала она наконец. – Моя жизнь, карьера – все рушилось у меня на глазах. Я подумала и о том, что моя история, если она станет достоянием гласности, способна очернить даже память моих приемных родителей – людей, которые бесконечно в меня верили. Даже мои исследования – и те могли оказаться никому не нужными, если бы выяснилось, что я совсем не такая, какой мне всегда хотелось казаться.

Вот почему я обратилась в бегство. В лифте меня затрясло, а спустившись в вестибюль, я вынуждена