Утром Митю чуть свет поднял Маенков. Из торопливого его рассказа Митя понял, что возле Емцы в лесу задержали не то белого шпиона, не то перебежчика. Митя велел привести пойманного к себе. Пленному было лет сорок, на нём ладно сидели измазанная маслом куртка, порыжевшие старые сапоги и старая суконная ушанка. Он был немногословен - назвался членом подпольного большевистского комитета в Архангельске и требовал отправки в Вологду.
- Почему вы обязательно хотите попасть в Вологду? - спросил Митя.
- У меня есть поручение от нашего комитета связаться с Советской Россией и также просить у Архангельского комитета, который сейчас в Вологде, помощи в работе. Я там должен обрисовать положение белых и собранные нами военные материалы, где стоят их части и всё такое. Там меня и опознают архангельские губкомовцы и удостоверят мою личность.
Митя задумался. Всё это могло быть правдой, могло быть и ложью. Подумав, он решил отправить пойманного в Особый отдел дивизии на Плесецкую, лежавшую на пути к Вологде.
Назавтра был вызван в штаб дивизии и сам Митя. Он подумал, что поездкой своей он обязан этому перебежчику, но вызываемый вместе с ним командир батальона Вася Бушуев держался иного мнения.
- Порохом пахнет, - сказал он многозначительно. - Помяни моё слово!
Настроение у Васи Бушуева было приподнятое. Он находил, что армия достаточно окрепла и обстрелялась и что давно пора переходить к активным действиям. Он даже не раз порывался ехать в штабарм и «намылить там кому следует холку, чтобы не вертели вола, а воевали». Митя сколько мог сдерживал своего друга, костил его на все корки за партизанщину, но втайне был согласен с ним и с нетерпением ждал наступательных операций.
И он, и Вася Бушуев были удовлетворены. В штабе дивизии им объявили, что их батальон включен в ударную группу, которая пойдет на Шенкурск, и всё, что требуется для дальнейшего похода, должно быть подготовлено в кратчайший срок.
Через день батальон был переброшен на станцию Няндома - сборный пункт ударной группы, и в тот же день Митя был отправлен с поручением в Вологду. Приехав в город, Митя направился в штабарм, но по пути решил забежать в губком партии, надеясь раздобыть там литературу для батальона. В губкоме он увидел своего недавнего пленника. Он стоял у окна с маленьким коренастым Тимме, руководителем архангельских большевиков, и о чём-то оживленно с ним разговаривал. На нём были те же рыжие сапоги, промасленная куртка, старая ушанка, но выглядел он как-то иначе, казался прямей, выше, моложе.
В ту минуту, когда Митя приблизился к окну, соеседники заканчивали разговор.
- Так до вечера, товарищ Власов, - сказал Тимме и, тряхнув темной шевелюрой, пошел в конец коридора.
Власов проводил его взглядом и повернулся к Мите.
- Ну, как дела, товарищ? - спросил Митя.
- Теперь товарищ, а недавно в Особый отдел! - сказал Власов, дружелюбно усмехаясь.
- А ты что думал, - улыбнулся Митя, - в бабки мне с тобой играть? Снова попадешь, опять в Особый отдел отправлю для выяснения.
- Прыткий! - сказал Власов одобрительно.
- Какой есть. А ты надолго тут?
- Как выйдет. Я век жил бы у вас, да ребята ждут, часы считают там, в Архангельске.
- В Архангельске, - повторил Митя, вдруг задумавшись и забыв о своем собеседнике.
Тот внимательно оглядел Митю и спросил негромко:
- А ты, случаем, сам не из Архангельска ли?
- Уроженец архангельский, - с живостью отозвался Митя. - Отец и мать сейчас там. Рыбаковы. На Костромском живут. Не слыхал?
- Рыбаковы? - переспросил Власов, сведя брови у переносицы и с минуту подумав. - Нет. Не слыхал таких.
Митя неприметно вздохнул и стал торопливо расспрашивать об Архангельске. Власов так же тороплио отвечал ему. Потом он попрощался и ушел по своим делам, а Митя пошел разыскивать агитпропа. Спустя полчаса, нагруженный брошюрами и газетами, он появился в штабарме.
Среди почты для своего батальона он нашел на своё имя письмо от Ситникова. В нём со множеством восклицательных знаков сообщалось о возможной встрече с Митей в «известной ему операции», о которой Митя-де «наверняка знает». Он советовал другу словчить как-нибудь, чтобы попасть в операцию, и назначил ему свидание в Шенкурске.
Из этого Митя заключил, что шенкурская операция, по-видимому, носит широкий характер, что в ней участвуют части, стоящие на Двине.
Операция и в самом деле задумана была широко и сложно. Это была первая серьезная наступательная операция красных на Севере, от исхода которой многое зависело.
Целью ее был Шенкурск, верней - устье Ваги, всё то же устье Ваги, которое во что бы то ни стало пытался отстоять в первые дни фронта Павлин Виноградов, разгадавший важное стратегическое значение этого пункта. Защищая Котлас, он всё время стремился отобрать у врага устье, чтобы одновременно с Котласом загородить лежащий на Ваге Шенкурск.
Но силы его были слишком малы, чтобы полностью осуществить свой план. Противник удержал за собой устье, прошел триста верст по Ваге и занял беззащитный Шенкурск.
Эти триста верст вклинили их глубоко на юг между первой дивизией, дравшейся на Двине, и восемнадцатой, занимавшей железную дорогу.
