Давид сидел в тени пальмы, укрывшись от посторонних глаз. Во всяком случае, мама, которая сейчас была в доме, не могла его увидеть.
Украдкой посмотрев по сторонам, он убедился, что никто за ним не наблюдает. Впрочем, этот квартал Рио-де-Жанейро, где располагались богатые частные резиденции, никогда не был особенно оживленным местом. Убедившись, что ни одной камеры видеонаблюдения поблизости нет, он осторожно вынул из кармана сигарету, зажег ее и неумело затянулся. И тут же закашлялся, проклиная себя за слабость. Потом снова втянул едкий дым.
В свои двенадцать с половиной лет он по уши влюбился в Даниэлу, свою одноклассницу, первую красотку в школе. А все крутые парни в школе курили. Поэтому он решил тоже научиться. Хотя и сам понимал, что это совершенно идиотская затея. Как понимал и то, что невозможно было бы даже нарочно придумать более глупую причину, которая его к этому побудила, если вдруг мама застанет его с сигаретой во рту и потребует объяснений.
Еще одна затяжка… Фу, гадость!..
Он проследил глазами за струйкой дыма, поднимавшейся к ярко-синему безоблачному небу. Его мысли вновь обратились к статье, на которую он случайно наткнулся в Интернете… но случайно ли?..
Он уже знал ее наизусть. Историю El Viudo.
Он не знал почему, но эта статья… пробудила что-то внутри него. Словно какой-то отблеск промелькнул на поверхности омута его памяти… какая-то легкая рябь…
Было ли это как-то связано с «событиями» — так называла этот период мама в те редкие моменты, когда вообще вспоминала о нем?.. Давид этого не знал. Потому что он их почти совсем не помнил. Ирония судьбы — он выучил португальский меньше чем за два месяца, но при этом совсем не помнил о «событиях».
Конечно, он много читал и слышал о них. Даже восемь месяцев комы не стерли его воспоминания полностью. Его память осталась почти неповрежденной, и в каком-то смысле это было ее изъяном, поскольку «эпоху Сержа» (еще одно мамино выражение, которое ему ужасно не нравилось) Давид предпочел бы забыть. Он помнил и выпуск «Звездной академии», который они с мамой смотрели в тот вечер, когда все началось. Но то, что было после, представляло собой огромную черную дыру. Несколько месяцев «затяжного сна» сыграли свою роль. Врачи объясняли это посттравматическим стрессом. Мама, которая всегда относилась к медицинским заключениям довольно скептически, на сей раз приняла этот диагноз без возражений.
Итак, El Viudo…
Что-либо вспомнить не удавалось. По самой границе памяти, словно по поверхности глубокого омута, как будто проходила легкая рябь… но погрузиться глубже никак не получалось. Образы из прошлого ускользали от него.
Давид снова посмотрел по сторонам. Никого. Но он по-прежнему оставался начеку: Джорди мог появиться без предупреждения, как это часто бывало, и предложить ему прогуляться или покататься на роликах. Не говоря уже о маме, которая могла выкрикивать его имя раз за разом, охваченная паникой, если не видела его на расстоянии нескольких метров от дома, точнее, пентхауса на верхнем этаже многоквартирного комплекса (она отказалась от отдельного дома, объяснив это тем, что изоляция будет для нее непереносима, но на самом деле — Давид это понимал — ее прежде всего заботили соображения безопасности). Впрочем, сегодня она была занята: участвовала в открытии приюта для женщин, подвергавшихся домашнему насилию (это был уже третий из тех, которые она финансировала). Ее имя нигде не фигурировало, и размеры своего состояния она держала в тайне, как и любые другие сведения о себе. Однако немалую часть своего времени она посвящала этой тайной благотворительности, которой старалась придать официальный статус, при этом, однако, не раскрывая источников финансирования.
Давид снова затянулся. Ощущение было по-прежнему омерзительным. А стоит ли Даниэла такой жертвы? Должен ли он и в самом деле глотать дым ради нее?
Он в последний раз попытался втянуть дым и тут заметил в начале пальмовой аллеи роскошный лимузин. Новехонький, черный, сверкающий хромированными деталями. Огромный и медлительный — как будто ему тяжело было нести всю свою роскошь сквозь плотный тропический воздух.
Давид затушил сигарету и убрал бычок за спину. Ребята, которые подвергают себя таким мучениям, не имеют ничего общего с его бедными легкими и с его сердечными делами… но все-таки…
Лимузин медленно ехал по аллее. По мере его приближения Давид различал тонированные стекла, металлические отблески на блестящей черной поверхности кузова… и чувствовал невольную дрожь во всем теле. В этой сверкающей черной громаде ощущалась какая-то угроза. Тип, который находился внутри, был гораздо богаче их — отчего-то Давид знал это наверняка.
Ну что ж, сейчас этот лимузин проедет мимо и можно будет вздохнуть с облегчением…
Однако автомобиль остановился. Рядом с ним.
Секунда. Другая. Давид почувствовал слабое жжение в ладони — значит, он затушил сигарету не до конца…
Тонированное стекло опустилось почти бесшумно.
Пассажир оказался, как сказала бы мама, «человеком в возрасте», иначе говоря — стариком.
Давид настороженно наблюдал за ним.
