…Шарли…

…Шарли, которая посмела!..

Гнев снова вспыхнул в нем, застилая глаза красной пеленой. Воспоминания были настолько мучительны, что он даже забыл о боли. Забыл о времени, о провале своих планов и снова тронулся в путь, не слишком хорошо представляя, в правильном ли направлении идет, спотыкаясь и пошатываясь. Он уже не чувствовал ни холода, ни боли от раны и царапающих кожу веток. В перерывах между приступами дурноты он пытался как-то определить верное направление — он помнил, что дом должен вскоре появиться слева…

…сильнее…

Голос донесся откуда-то издалека и сначала даже не испугал его. Но уже через несколько секунд человек, которого некогда звали Жозеф Кольбер, замер на месте, прижавшись к заснеженному стволу дерева и оцепенев от страха. Он узнал голос мальчишки, который, по каким-то необъяснимым причинам, внушал ему бесконечный ужас.

И вдруг его осенило: если мальчишка был здесь, то… Шарли тоже! Шарли тоже!

Кольбер схватил пистолет, который отыскал перед тем, как покинуть клинику, и почти бегом бросился вперед.

Сила его безумия была такова, что оно победило животный страх и почти полностью блокировало инстинкт выживания.

Он понял, что движется в верном направлении, когда во второй раз услышал тот же голос — уже громче и отчетливее:

…Сильнее!..

…Сильнее!

Джорди был уже на середине поляны, когда перед ним предстало завораживающее зрелище: стены дома буквально зашатались, словно при землетрясении. Внутри что-то загрохотало. Джорди бегом преодолел последние метры, и в тот самый момент, когда он оказался у порога, одно из окон взорвалось изнутри, осыпав его дождем осколков. Не обращая внимания на порезы, он попытался открыть дверь, но тщетно. Какая-то сила заблокировала ее, и она не поддавалась ни на миллиметр.

…Сильнее!

Взорвалось второе окно. Джорди едва успел броситься на землю и закрыть голову руками. Снова раздался грохот, причину которого никак нельзя было понять. Звучал ли он на самом деле? Или это была просто галлюцинация?

Может быть, удастся попасть в дом с другого входа?

Он обогнул фасад и увидел дверь, ведущую в полуподвальную прачечную. Она была открыта — точнее, взломана. Грохот усилился, к нему добавился пронзительный, ужасающий детский голос, выкрикивающий одно и то же слово: «Сильнее!», — земля под ногами задрожала, и наконец Джорди ощутил мощные потоки энергии, которые волнами накатывали на него с такой силой, что он едва мог удержаться на ногах. С трудом выпрямившись, он заметил, что паровой котел сотрясается, готовый вот-вот сорваться со своей опоры, и в тот же момент понял, откуда этот странный запах.

Утечка газа!

Он бросился в кухню, оттуда — в гостиную. И застыл на пороге, пораженный апокалипсической сценой: занавески и картины были сорваны со стен, мебель носилась по воздуху, подхваченная неведомой силой, какая-то женщина прижалась к стене, глаза ее были полны страха и ненависти, лицо пересекал кровоточащий порез. Кто она такая и что здесь делает?.. Шарли тоже была здесь, она пыталась заслониться от летящих по воздуху предметов, одновременно выкрикивая имя своего сына. Тело Лиан Жермон лежало на полу в луже крови… Давид стоял посреди всего этого хаоса — казалось, он был в трансе. Именно от него расходились волны сокрушительной энергии, сотрясавшие весь дом.

Возле самых ног Джорди появилась широкая трещина в полу, и это вывело его из оцепенения. Нужно захватить Давида врасплох, решил он. Это единственный выход. Через минуту-другую все может взорваться! Поэтому — сейчас или никогда!

Он одним прыжком оказался в комнате, едва не столкнувшись с летящим по воздуху креслом, и со всех ног бросился к Давиду. Ребенок повернул к нему голову в тот момент, когда Джорди осталось преодолеть последние несколько метров.

…Сильнее!

Этот крик звучал в голове Тома Миньоля, грозя расколоть ее на части. В нем звучал вызов, к которому примешивались гнев, отчаяние и — облегчение. Все это заставило Тома забыть о ране, и теперь он шел все быстрее и быстрее, влекомый ужасным предчувствием неминуемой драмы.

Цепляясь за стволы и ветки, он шел вперед, на призыв этого повелительного голоса. Наконец он вышел на поляну перед домом, задыхающийся и обессиленный.

И вот теперь он в изумлении смотрел на дом, подпавший под власть непонятной разрушительной силы, невидимой, но вполне ощутимой: над поляной стоял грохот, стены дома дрожали, каждую минуту готовые рухнуть. Тома с трудом удержался от того, чтобы не вернуться обратно в лес в поисках надежного укрытия.

…Сильнее!

Новый крик привел его в чувство. Внутри дома находились люди. Что он мог сделать в такой ситуации? Тома не знал. Но он понимал одно: главная опасность сейчас исходила не от Вдовы и не от Кольбера. Она исходила от этого ребенка, в которого вселилась какая-то демоническая сила.

Но поскольку Тома был из тех людей, которые не отступают ни перед какой опасностью, он устремился прямиком к дьяволу в пасть, сжимая в руке пистолет, хотя никогда еще оружие (которое, впрочем, ему и раньше приходилось применять довольно редко) не казалось ему таким бесполезным.

Ему оставалось преодолеть метров двадцать, как вдруг входная дверь распахнулась, и на пороге показалась какая-то странная, расплывчатая, многоцветная фигура. В следующую секунду раздался взрыв, и огненная завеса поглотила все.

Человек, которого когда-то звали Жозеф Кольбер, стоял на коленях в снегу, оглушенный взрывом, или пронзительным детским голосом, или адской болью в голове — он не смог бы сказать. Все, что он помнил, — это крик «Сильнее!», яростный и пронзительный, сверлящий мозг, и последовавший за ним взрыв, расколовший небо и лес, а затем смешавший их в единое хаотическое месиво.

Он стоял неподвижно минуту, две, три…

Затем наступила тишина.

Эта непроницаемая тишина его успокоила. И даже придала ему сил. Ужасный пронзительный голос наконец смолк. И с ним — все остальные голоса, крики, вопли ужаса и боли, рыдания, которые разносились над поляной еще совсем недавно…

Он огляделся по сторонам. До поляны было метров тридцать. Его цель была уже близка. Хотя сейчас она представляла собой дымящиеся развалины…