этого демарша. Однако теперь старый иерарх мог гневаться сколько ему было угодно: игра была уже сыграна.

В Москве не любили торопиться в важных делах и над новыми вестями из Рима размышляли месяца четыре. Наконец, все размышления, сомнения и приготовления остались позади. 16 января 1472 года московские послы, главным среди которых был пока еще все тот же Иван Фрязин — Джан Баттиста делла Вольпе, — отправились в далекий путь. Это было поистине трогательное и величественное зрелище. Через бесконечные заснеженные пространства, через многие границы и государства просыпавшаяся Московская держава потянулась к лучезарной Италии — колыбели Возрождения, главному поставщику идей, талантов и негодяев для всей тогдашней Европы.

23 мая посольство прибыло в Рим. Москвичи были с честью приняты папой Сикстом IV, сменившим умершего 28 июля 1471 года Павла П. В подарок от Ивана III послы преподнесли понтифику шестьдесят отборных соболиных шкурок. Отныне дело быстро пошло к завершению. Через неделю Сикст IV в соборе святого Петра совершает торжественную церемонию заочного обручения Софьи с московским государем. Роль жениха исполнял Вольпе. В ходе церемонии выяснилось, что он не приготовил обручальных колец, которые были необходимым элементом католического обряда. Впрочем, этот казус замяли и помолвку благополучно довели до завершения.

В конце июня 1472 года невеста в сопровождении московских послов, папского легата Антонио Бонумбре, греков Дмитрия и Юрия Траханиотов и многочисленной свиты отправилась в Москву. На прощанье папа дал ей продолжительную аудиенцию и свое благословение. Он распорядился повсюду устраивать Софье, ее свите, а заодно и московским послам пышные многолюдные встречи. Тем самым Сикст IV проявил по отношению к московским послам такой высокий уровень приема, который, соответственно, должен был выдержать и московский государь в отношении папского легата и сопровождавших его лиц. Это был тонкий дипломатический ход. Вынужденное радушие Ивана по отношению к легату должно было символизировать и его уважение к «латинству».

Из трех возможных маршрутов путешествия — через Черное море и степь; через Польшу и Литву; через Северную Европу и Балтику — избран был последний. Он представлялся наиболее безопасным. После долгого пути через всю Европу с юга на север: от Рима до Любека и далее морем до Колывани (Таллина), а оттуда сушей на Юрьев (Тарту), — Софья прибыла во Псков. Это был первый русский город на ее пути. Здесь по распоряжению Ивана III будущей великой княгине была устроена торжественная встреча с хлебом-солью и ритуальной чарой вина. За ней последовало торжественное богослужение в городском соборе. Через несколько дней Софью встречал Новгород во главе с владыкой Феофилом.

Между тем в Москве на митрополичьем дворе с особым вниманием собирали вести, относившиеся к приезду Софьи. Уже во Пскове всеобщее внимание привлек находившийся при ней папский легат. Он выделялся из свиты «царевны» не только своим красным облачением и властным поведением, но и тем, что перед ним слуги постоянно носили огромное католическое распятие. Это был наглядный символ католического вторжения на Русь.

В Москве не хотели омрачать свадьбы скандалом, который мог устроить либо папский легат, либо митрополит. Последний, узнав о вызывающем поведении легата, предъявил великому князю своего рода ультиматум: «Не мощно тому быти, кое въ град сыи ему внити, но ни приближатися ему; аще ли же тако учинишь, почтити его хотя, но он въ врата граду, а яз, богомолец твои, другими враты из града; не достоит бо нам того ни слышати, не токмо видети, поне же бо (потому что. — Н. Б.) възлюбив и похваливыи чюжую веру, то своей поругался есть» (31, 299).

Иван немедленно отозвался на ультиматум митрополита. «Слышав же сие князь великы от святителя, посла к тому лягату, чтобы не шел пред ним крыж (польское наименование четырехконечного католического креста. — Н. Б.), но повеле скрыти его. Он же постоа мало о том и по том сотвори волю великого князя, а боле стоал о том Фрязин наш Иоанн денежник, что бы то учинити честь папе и тому послу его и всей земли их, како тамо ему чинили…» (31, 299).

Некоторые новые подробности этого примечательного эпизода сообщает Львовская летопись: «Егда же приеха с царевною Фрязин, посла князь великий боярина своего Федора Давыдовича (героя битвы на Шелони воеводу Федора Давыдовича Хромого. — Н. Б.) противу, и повеле крыж у легатоса отнявши, да в сани положити, а Фрязина поимати да и пограбити; то же все сътвори Федор, за пятнадцать верст встретил еа. Тогда же убояся легатос» (27, 299).

В четверг 12 ноября 1472 года Софья, наконец, прибыла в Москву. В тот же день состоялось ее венчание с Иваном III. Очевидно, этот день был избран не случайно. На следующий день праздновалась память святого Иоанна Златоуста — небесного покровителя московского государя. Службы в его честь начинались уже 12 ноября (139, 353). Отныне и семейное счастье князя Ивана отдавалось под покровительство великого святителя.

Официальные великокняжеские летописи утверждают, что Ивана и Софью обвенчал сам митрополит Филипп в деревянной церкви, устроенной внутри строящегося тогда нового Успенского собора (31, 299). Однако неофициальные летописцы, которым в данном случае следует верить, сообщают иное. Обряд венчания совершал «коломенский протопоп Осея» (Осия), «занеже здешним протопопом и духовнику своему не повеле, занеже вдовцы» (27, 299).

Странная ситуация, сложившаяся вокруг великокняжеского венчания, отчасти объясняется церковными канонами. Иван III вступал во второй брак, который осуждался Церковью. На вступающего во второй брак налагалась епитимья: отлучение от причастия на год (45, 325). Священнику, венчавшему второй брак, запрещалось присутствовать на свадебном пиру, «понеже двоеженец имеет нужду в покаянии» (правило седьмое Неокесарийского поместного собора). Венчать второй брак митрополиту было неуместно. И по каноническим причинам, и по самому отношению к «римско-византийскому» браку Филипп уклонился от совершения таинства.

Протопоп московского Успенского собора и духовник самого великого князя оказались неподходящими фигурами для совершения столь важного действа по той причине, что оба были вдовыми попами. Согласно правилу святого митрополита Петра, овдовевшие священники обязаны были принимать монашество. При этом они могли остаться в миру, что обычно и делали. Но, во-первых, такой вдовый поп считался как бы неполноценным, а во-вторых, иеромонахам по уставу не разрешалось совершать венчание. В итоге для венчания Ивана III с Софьей и был приглашен протопоп (глава белого духовенства) второго по значению города Московского княжества — Коломны.

Наконец, венчание состоялось. Софья стала полноправной великой княгиней Московской. Но страсти, вызванные этой историей, не утихали еще довольно долго. Легат Антонио Бонумбре провел в Москве два с лишним месяца. Пылая ненавистью к «латинянам», митрополит решил посрамить «лягатоса» в публичном диспуте о вере. Он тщательно подготовился к спору и даже призвал на помощь знаменитого на всю Москву своей ученостью «книжника Никиту поповича». В урочный день Антонио Бонумбре был призван к митрополиту, который стал предлагать ему свои вопросы. Однако легат уже кое-что понял в русской жизни. Спор со святителем мог ему дорого обойтись. И потому он предпочел отмолчаться, сославшись на отсутствие необходимых для диспута священных книг. «Он же ни единому слову ответа не даст, но рече: „нет книг со мною“» (27, 299).

В понедельник 11 января 1473 года папский легат вместе со своей свитой и другими участниками римско-византийского посольства покинул Москву. На прощанье князь Иван вручил ему дары для передачи папе.