В четверг на Страстной неделе (12 апреля 1487 года) московское войско выступило в поход на Казань. Руководство войсками поручено было лучшим воеводам — князьям Даниле Дмитриевичу Холмскому, Семену Ивановичу Ряполовскому, Александру Васильевичу Оболенскому (младшему брату Ивана Стриги Оболенского), Семену Романовичу (30, 205). Во вторник на Фоминой неделе (24 апреля) из Москвы выехал и соискатель казанского престола Мухаммед-Эмин.
Часть московских сил («судовая рать») отправилась вниз по Волге в насадах, другая пошла на конях берегом вдоль Волги.
Казанский правитель Али-хан со своими отрядами выступил навстречу русскому войску. Решающее сражение произошло близ устья реки Свияги (правого притока Волги), в нескольких верстах от Казани. Татары потерпели сокрушительное поражение. Остатки их сил укрылись в казанской крепости.
В четверг 17 мая московские войска подошли к Казани (30, 205). Али-хан и его сторонники мужественно отражали атаки русских и сами предпринимали неожиданные вылазки. Какой-то татарский воевода по имени Алгазы блуждал с отрядом в окрестностях Казани и внезапно нападал на ратников великого князя. Спасаясь от ударов татар, русские окружили свой лагерь «острогом» (37, 96).
И все же подавляющее преимущество московской армии давало себя знать. Казань была обречена. После трех недель непрерывной осады, 9 июля, «приде на царя и на татар изнеможение, и царь Аляхам сам выиде из города неволею в руки воеводам великаго князя» (37, 96). Очевидно, на хана оказали сильное давление сторонники «русской» партии в городе.
В субботу 14 июля 1487 года, «на память святаго апостола Акыла», на казанском престоле был посажен вассал великого князя Мухаммед-Эмин (21, 500). Конечно, князь Холмский, командовавший русским войском под Казанью, не случайно выбрал эту дату. Именно в этот день — 14 июля 1471 года — московское войско под началом того же князя Холмского разгромило новгородскую рать в битве на реке Шелони. И вот теперь в день решающей победы над Новгородом была одержана новая великая победа — «князь великий Иван Василиевич на Казани царя посадил из своеа рукы… Махмеделеима (Мухаммед-Эмина. —
Радостная весть о восшествии на казанский престол Мухаммед-Эмина прилетела в Москву 20 июля, когда горожане праздновали Ильин день (20, 218). О необычайном значении этого события свидетельствовал тот факт, что в роли гонца выступил один из воевод — князь Федор Семенович Хрипун Ряполовский, который в этом походе был вторым воеводой передового полка (82, 40). (Возглавлял передовой полк его отец, князь Семен Иванович Хрипун Ряполовский. Вероятно, он-то и выпросил для сына это почетное поручение, которое сулило государеву милость.)
«Князь же великий рад быв и посла к митрополиту повеле молебная свершати: митрополит же повеле звонити во вся колоколы, и по всему граду повелением великого князя молебная свершиша и хвалу Богу воздаша» (18, 238).
Исполняя повеление Ивана III, воеводы взяли в плен самого казанского хана, его родню (мать, двух жен, двух братьев и сестру), а также много знатных и множество простых татар. Все они были отведены в Москву, где государь решал их судьбу. В четверг 9 августа 1487 года вся Москва высыпала на улицы поглазеть на необычное зрелище: прибытие в столицу пленного казанского хана Али вместе со всем его семейством. Нам трудно даже представить, сколь отрадным было это зрелище для людей, выросших в страхе перед «злым татарином».
Хорошо понимавший воспитательное значение всякого рода многолюдных действ, князь Иван, по- видимому, устроил 9 августа 1487 года нечто вроде триумфа для себя и своих воевод. Пленных потомков Тохтамыша везли (или вели) вослед за победоносным Государем и его доблестными полководцами.
Кажется, никогда еще в Москве с таким размахом не праздновали победу, как спелым летом 1487 года. Награды сыпались золотым дождем. «И князь великий воевод своих изъжаловал, и бояр, и детей боярских, хто чего достоен» (37, 96). Трезвонили без перерыва кремлевские колокола. Повсюду витал густой хмельной дух. Пили и плясали до упаду в княжеском дворце, в боярских теремах, в черных избах простонародья. А высоко над Москвой откуда-то с юга плыли легкие, веселые облака…
Знатные пленники были помещены в Кремле на дворе у князя Данилы Александровича Пенко Ярославского (18, 238). Вскоре князь Иван, посоветовавшись с боярами, решил их судьбу. «А царя Аляхама посадил на Вологде за сторожи и с материю (вдовой Ибрагима ханшей Фатимой. —
Устюжский летописец рисует несколько смягченную картину последствий взятия Казани. На деле кары были более суровыми. В других летописях есть сообщения о том, что Иван III «коромолных князей и уланов казанских смертью казнил и иных коромолников» (30, 205). Да и в самом деле: какой же средневековый триумф обходился без показательных казней, веселивших народ?
В Вологде был помещен только сам Али-хан с женами. Его мать, братья Худай-Кул (Кудалгу) и Мелик-Тагир (Малекдар, Менлодар), а также сестра были отправлены значительно дальше — «в заточение на Белоозеро, в Карго л ом» (30, 205). Северная тюрьма быстро сделала свое дело: «Тамо же в заточении умре царь, и мати его, и брат царев, Менлодар царевич» (26, 22). Самым стойким оказался «царевич» Худай-Кул. Проведя несколько лет на севере, он был помилован и возвращен в Москву. В 1505 году Худай- Кул принял крещение и стал носить имя Петр. Великий князь Василий III хотел сделать Петра Ибрагимовича крупной фигурой в московской политической игре. С этой целью он в 1506 году выдал за него замуж свою сестру Евдокию. Однако «царевич Петр» умер в 1509 (или 1523) году, так и не оставив заметного следа в истории Москвы.
Из северного заточения удалось выбраться и одной из жен Али-хана. Согласно «Казанской истории», хан Мухаммед-Эмин упросил Ивана III отпустить из Вологды к нему в Казань старшую жену своего умершего в ссылке брата: «…люба ему бысть велми братня жена» (14, 330). Однако гордая ханша не забыла вологодского унижения. Рассказывали, что именно она позднее уговорила Мухаммед-Эмина поднять восстание против власти Москвы и перебить всех русских в Казани…
Посадив на казанский престол пока еще послушного Москве Мухаммед-Эмина и приставив к нему в качестве надзирателя (своего рода баскака!) московского наместника Д. В. Шеина, Иван III добился многого. На восточных границах Руси на 17 лет установилась тишина. (Именно так и определил итог казанского визита один современный летописец: «…и бысть тишина велиа в тех странах от татар» (29, 162). Это евангельское выражение — «тишина велия» — использовалось только в особо важных случаях. Так характеризовали, например, прочный мир, установленный на Руси Иваном Калитой.)
Полагают, что в ознаменование своей победы над Казанью Иван III распорядился на новгородском монетном дворе начать чеканку монет, на которых его имя было написано не только по-русски, но и по- татарски, арабскими буквами. Эти двуязычные монеты предназначались прежде всего для хождения на территории Казанского ханства, которое таким образом втягивалось в сферу действия московской денежной системы (87, 115).
Достигнутая стабильность оказалась настолько прочной, что ее не смогла нарушить и смена лиц на казанском престоле. С 1496 по 1502 год место Мухаммед-Эмина, вновь бежавшего в Москву, занимал его брат Абдул-Латиф. Но в 1502 году Иван III опять перетасовал карты. Абдул-Латиф отправился в ссылку на Белоозеро, а Мухаммед-Эмин занял престол, на котором и оставался до своей кончины в 1518 году.
Конечно, союз Казани с Москвой был вынужденным. Недруги Ивана III со всех сторон пытались расстроить этот дуумвират. Да и сам казанский хан в глубине души ненавидел Россию. Прямой потомок Тохтамыша, мог ли он забыть о тех временах, когда сожженная Москва дымилась под копытами татарских коней? Воспитанник московского двора, мог ли он простить те унижения, которым ежечасно подвергался, оказавшись в иноязычной и более культурной среде? Осенью 1505 года, когда великий князь Иван был прикован к постели предсмертным недугом, Мухаммед-Эмин восстал против власти Москвы, учинил небывалую резню русских в Казани и даже попытался захватить Нижний Новгород.
Кончина Ивана Великого пагубно сказалась на московско-казанских отношениях. Весной 1506 года
