прежнему ничего не может сказать о мотивах, которыми руководствовался Гринвуд, но настойчиво утверждает, что у того не было никаких сообщников, а жертвы выбирались наобум.
Радиостанция «Ривьера ньюс» обнаружила новые факты, свидетельствующие о том, что убийства были тщательно спланированы и у Гринвуда был по меньшей мере один сообщник. Сообщается, что камеры наблюдения бизнес-парка зафиксировали Гринвуда и неопознанного белого мужчину на автомобильной парковке телевизионного центра: из фургона, марка которого не поддается определению, мужчина передавал оружие Гринвуду, находившемуся в своем «рено-эспас». К несчастью, эта видеозапись была случайно уничтожена. Тайна окружает и передвижения Гринвуда в последние минуты жизни. Он попытался проникнуть в здание «Сименс», но был отогнан огнем и вернулся на свою виллу, где тут же расправился с тремя заложниками. Из записей радиообмена между полицейскими выходит, что Гринвуд преодолел 2,8 км пешком за три с небольшим минуты — такое не под силу даже олимпийским рекордсменам. Сообщений об угнанных или похищенных автомашинах не поступало.
Был ли у Гринвуда сообщник, который помог ему добраться до виллы? Возможность того, что второй убийца все еще на свободе и вынашивает планы мести, тревожит обитателей бизнес-парка, который все еще не может прийти в себя после трагических событий 28 мая. Роджер Леланд для «Ривьера ньюс» из «Эдем-Олимпии».
Я перечитал распечатку еще раз, разочарованный тем, что в ней не содержалось описания кровавого пути Гринвуда. Рассуждения о сообщнике были не больше чем спекуляциями, и я обратился к списку источников внизу страницы.
Среди названных важных особ были профессор Кальман, директор клиники, Паскаль Цандер, временно исполняющий обязанности начальника службы безопасности, и Клодин Талант, менеджер пресс- бюро.
Внизу страницы от руки были приписаны еще четыре фамилии, каждая — с телефонным номером.
Мадемуазель Изабель Дюваль, секретарь доктора Гринвуда.
Мадам Кордье и мадам Менар, жены убитых заложников.
Филипп Бурже, брат убитого заложника.
Как это ни удивительно, все они — судя по телефонным номерам — так и проживали в Каннах и ближайших окрестностях, словно это жуткое преступление держало их крепкой хваткой: часть пагубного притяжения бизнес-парка, от которого никогда не уйти тем, кого однажды затянуло на его орбиту.
Глава 15
Фешенебельная тюрьма
Пожилые игроки в boules[14] на Пляс-Делоне застыли в позах дзенских мудрецов, ожидая, когда удар металлического шара изменит геометрию их игры. Восхищаясь их выдержкой, я оставил свой «ягуар» на Рю-Ловер. На другой стороне шоссе «эр-эн-семь» располагались многоквартирные дома Антиб-Ле-Пен — огромного жилого комплекса, который занимал тридцать акров между Пляс-Делоне и морем; это был еще один из множества сверхохраняемых анклавов, которые изменяли географию и характер Лазурного берега.
Я приближался к похожей на крепостную башню будке, а камеры наблюдения, сидевшие, как горгульи, на карнизах, следили за мной. Я назвал себя охраннику, и, когда приглашение было подтверждено, он указал мне на Резиденс-де-ля-Паж — ближайшую к берегу группу из нескольких семиэтажных зданий. По обе стороны дорожки был высажен строгий декоративный сад во французском стиле, и, хотя ирригационная система постоянно подпитывалась из кирпичного сооружения, кустарники и цветы выглядели блеклыми и поникшими, а земля под ними была так нашпигована электронными трубочками-водоводами, что корни в таких условиях просто не могли прижиться. Все вместе они ожидали своей безвременной кончины и замены в конце месяца.
Высокие колонны с канелюрами поддерживали покатую крышу — неудачная попытка с помощью национальных архитектурных традиций выдать эту тюрьму для правящего класса за что-то другое. Беря пример с «Эдем-Олимпии» и Антиб-Ле-Пен, учредители тоталитарных систем завтрашнего дня будут делать их полезными и привлекательными, но замки их от этого не станут менее прочными.
Если эта современная утопия требовала от человека научиться выживать в новых условиях, то Изабель Дюваль с головы до пят — от бледно-серой косметики до шерстяного костюма ручной вязки — являла собой такой приспособившийся образец. Это была видная собой женщина лет под сорок с приятным, но невыразительным лицом, на котором отсутствовали любые эмоции. Приглашая меня зайти в свою квартиру, она походила на заместительницу директрисы в частной школе для девочек — почтенную матрону, которую обходили бессчетное число раз, назначая на директорскую должность других. Всякое чувство обиды тщательно подавлялось, заворачивалось в стерильную марлю и помещалось на безопасную дальнюю полку памяти.
— Мсье Синклер?.. — Улыбка ее мелькнула, как затвор объектива, — такое же мимолетное движение губ приветствовало администраторов «Эдем-Олимпии», приглашая их на анализ холестерина или обследование простаты. Я представился ей по телефону, объяснив, что Джейн заняла место Гринвуда, которого я посмертно произвел в близкого друга семейства.
Но, кажется, это не слишком убедило Изабель Дюваль. Ноздри ее подрагивали; возможно, виной тому был какой-то неприятный запах, исходящий от моей одежды (запах вонючей сигары из кабинета Мелдрама?). Она отодвинулась, дав мне, неуклюже ступающему, дорогу; к присутствию в своем кабинете посторонних мужчин она явно не привыкла.
— Мадам Дюваль, спасибо, что согласились встретиться со мной. Я, вероятно, кажусь призраком из прошлого.
— Да что вы! Разве я могла отказать старому другу Дэвида Гринвуда?
Она показала мне стул в гостиной. Балконная дверь выходила не на берег и море, а в маленький внутренний дворик, и отсюда были превосходно видны камеры наблюдения, притулившиеся под свесом крыши.
— Столько камер, — сказал я. — Вы снимаетесь в необычном фильме, который никогда не будет показан зрителям.
— Надеюсь, что не будет. Это значило бы, что система охраны дала сбой. К сожалению, на Лазурном берегу много воров. Говорят, что здесь у нас безопаснее, чем в сейфах Банка Франции.
— Я рад. Служба безопасности — она воров не впускает или вас не выпускает?
Я надеялся немного расшевелить ее этой безобидной шуткой, но она взглянула на меня так, будто я процитировал ей строки из Камасутры. Я понимал, что говорить о Гринвуде она будет неохотно. В то же время она, кажется, была заинтригована тем, почему я ввязался в эту историю: ее глаза не упустили ни одной морщинки на моих измятых брюках и скользнули по коряво остриженным ногтям, торчащим сквозь отверстия в плетеных сандалиях.
— Страшная трагедия, — сказала она. — Когда вы в последний раз видели Дэвида?
— Приблизительно год назад, в Лондоне. Я до сих пор не могу поверить в случившееся…
— Мы здесь тоже были потрясены. А некоторые — самым роковым образом. Позвольте спросить, откуда вы узнали мой телефон.
— Сказал кто-то в клинике. Кажется, секретарша Пенроуза. Точно не помню.
— Доктора Пенроуза? Меня это не удивляет. — Она скользнула взглядом по ближайшей камере наблюдения, словно давая ей знать, что нагловатый психиатр рыщет где-то поблизости. — Доктор Пенроуз сделал карьеру своей несдержанностью.
Я наклонился вперед, стараясь завладеть ее вниманием, которое блуждало где-то в отдаленных закоулках ее памяти.
