— Нет. Просто немного против природы. Но с другой стороны, очень романтично.

Утомившись от этой вымученной болтовни, я развеял рукой табачный дым и попытался заглянуть ей в глаза. Что она — удерживает меня здесь, пока не прибудут люди Цандера? Группа из службы безопасности по наводке помощника Делажа могла следовать за его лимузином до Канн, потом потеряла меня, когда я петлял по городу в безуспешных поисках. А когда я бродил по Круазетт, меня обнаружила Франсес Баринг.

Но если она роковая женщина, думал я, то на удивление неумелая — работает самостоятельно, а имеет очень уж приблизительное представление о том, как добиться своего. Меня поразило, как сильно она отличается от Джейн. Мой юный доктор — та была похожа на девчонку, но уверена в себе сверх всякой меры, а Франсес, такая умудренная, казалась нерешительной; возможно, она карабкалась на вершину корпоративной пирамиды — а защитить себя могла разве что каким-то малохольным юморком. Я посмотрел вниз на ортопедические манекены в фетишистских доспехах. Джейн померла бы со смеху, предложи я ей надеть эти латы для любовного разогрева, но я вполне мог себе представить, как Франсес без слов облачается в такую сбрую.

Увидев улыбку на моем лице, она отхлебнула из своего стакана и расположила его между нами, демонстрируя глянцевитый отпечаток своих губ, словно улику, свидетельствующую о поцелуе — втором за этот день.

— Вы правы, Пол, — заявила она. — Я успокоилась.

— Отлично. Так кто же этот общий друг? Дружба в «Эдем-Олимпии» вещь довольно редкая.

— Этого друга там уже нет. — Ее пальцы двинулись было к пакетику с солью, замерли и, чтобы успокоиться, принялись потрошить бычок сигареты. — Он умер несколько месяцев назад. В прошлом мае, чтобы быть точнее…

— Дэвид Гринвуд? — Когда она кивнула, на ее лицо опустилась туча, а я спросил: — Давно вы в «Эдем-Олимпии»?

— Три года. После смерти Дэвида кажется, что больше.

— Вы были близки?

— С перерывами. Он был очень занят.

— Детский приют, метадоновая клиника. И библиотека Алисы.

— Да, Алиса. «Не увидишь зорким глазом…»^{46} — Она уставилась на отпечаток на своем стакане, не отдавая себе отчета в том, что ее губы движутся, передавая беззвучное послание в пустоту.

Проникнувшись к ней участием, я накрыл ее руки ладонью:

— Вы были там двадцать восьмого мая?

— В своем кабинете в здании «Сименс». Я весь день там провела.

— Вы видели, как приезжала полиция, слышали стрельбу?

— Конечно. Вертолеты, машины скорой помощи, репортеры… весь этот кошмар разворачивался, как какая-то безумная видеоигра. На самом деле я с тех пор так и не проснулась.

— Понимаю. — Я взял ее пустой стакан — горячий от жара ее рук. — Все эти убийства… Мне они кажутся просто невозможными.

— Почему? — Она нахмурилась, решив, что я решил блеснуть какой-нибудь парадоксальной идеей. — В «Эдем-Олимпии» все возможно. В этом ее raison d'etre[10].

— Но это совсем не похоже на Гринвуда. Он созидал, организовывал проекты, а не разрушал. Джейн говорит, что он был идеалистом старого закала.

— Может быть, это все и объясняет? Идеалисты бывают опасными.

— Вы хотите сказать, что он перестрелял всех этих людей, руководствуясь высокими мотивами?

— А какие еще могут быть причины? Внезапное умопомрачение?

— Это вполне вероятно.

— Настоящее умопомрачение — это «Эдем-Олимпия». — Говорила она со спокойным отвращением. — Уайльдер Пенроуз помрачает умы…

— Я вижу, вам это место не очень-то нравится.

— Я его обожаю. — Она сделала знак официанту, заказывая еще выпивку. — Я здесь получаю в три раза больше, чем в Лондоне, тут сумасшедшие льготы, у меня великолепная квартира в Марина-Бе-дез- Анж. И все игры, в какие мне хочется играть.

— Здесь есть какие-то игры? Спортивные клубы пусты.

— Я о других играх. — Она впервые посмотрела на меня с настоящим любопытством, ее глаза обшаривали мой спортивный твидовый пиджак. — Бывают игры сосем другого рода.

— Похоже, вовсе нешуточные.

— Так и есть. В «Эдем-Олимпии» играют только в серьезные игры.

— Тот, кто подвез меня до Канн, кажется, тоже об этом говорил.

— Ален Делаж? Вы с ним поосторожнее. Он похож на робкого бухгалтера, но на самом деле — типичный садист с анальным уклоном.

— Похоже, вы хорошо его знаете. Вы были любовниками?

— Вряд ли. В моем вкусе больше его жена, но она изображает из себя недотрогу. Вот в чем беда «Эдем-Олимпии» — тут не помнишь, с кем у тебя был секс. Как в Марбелле или… на Мейда-Вейл.

Она козырнула моим лондонским адресом, дружески намекая на то, что ей известно обо мне больше, чем я думаю. Но теперь я был уверен, что Франсес Баринг не работает на Цандера и ни на кого другого в «Эдем-Олимпии». По каким-то известным ей одной причинам она устроила нашу случайную встречу, а теперь делает вид, будто флиртует со мной, сомневаясь, стою ли я всех этих трудов. На свой колючий манер, опасаясь, что получит от ворот поворот, она тянулась ко мне. Я чувствовал, что ей нужна моя помощь, но, прежде чем добраться до сути дела, она долго будет бродить вокруг да около. Я уже начал чувствовать к ней расположение — к ее острому язычку и недоверчивым глазам, к обороту, которым она непринужденно пользовалась, чтобы официанты знали свое место. Наконец-то я встретил человека, который был напрямую связан с Дэвидом Гринвудом и не боится говорить то, что думает.

— Вы хотели поговорить о Гринвуде, — напомнил я ей. — Вы его хорошо знали?

— Мы встречались на официальных мероприятиях, на торжественных церемониях по успешному завершению проектов. Он был одинок и не отдавал себе в этом отчета. Но вы знаете, что это такое.

— Разве я одинок?

— А разве вы не хромаете тут целыми днями? — Она стряхнула пепел своей сигареты с моего рукава и, казалось, была чуть ли не исполнена сочувствия ко мне. — Бедняга, я за вами наблюдала.

— Франсес… а не мог эти убийства совершить кто-нибудь другой? Что, если Дэвида подставили? Молодой доктор из Англии…

— Нет. — Она обводила бар глазами в поисках официанта, чтобы заказать еще одну порцию, но говорила со всей определенностью. — Их Дэвид убил, тех семерых во всяком случае.

— А заложники?

— Сомневаюсь. Маловато доказательств.

— Каннская полиция утверждает, что они были застрелены в гараже. Все это принимают как и версию умопомешательства.

— Идеальное алиби. — За соседний столик уселись два пожилых врача-американца в тренировочных костюмах, и она понизила голос. — Еще бы чуть-чуть и все получилось. Дэвид почти уничтожил «Эдем- Олимпию». Корпорации отозвали отсюда огромные вложения. Нам пришлось заново проводить переговоры по сдаче в наем помещений, снизить арендную плату и предложить скидки, которые на самом деле были взятками. Кому уж тут дело до двух-трех убитых шоферов?

— И все равно, что-то тут происходит. Нет, не заговор, даже не укрывательство преступления. Дэвид, возможно, и убил этих людей, но никто не знает почему. — Я вытащил из нагрудного кармана копию списка и положил ее пред Франсес. — Вы узнаете эти имена?

— Все. — Она пробежала лакированным ноготком по колонке, отмечая клевками фамилии мертвецов. — В основном всякой твари по паре.

— Я извлек его из компьютера Дэвида. Я думаю, это список будущих жертв.

— Возможно. Здесь даже Уайльдер Пенроуз есть. Молодец Дэвид — смерть психиатрам.