Гринвуд, количество сделанных выстрелов. Это поможет мне понять его душевное состояние в то время. Как англичанин, я чувствую ответственность.

— Ну, не знаю… — Руки Цандера нервно прикасались к безвкусным безделушкам на его столе. — Убийцы-маньяки не имеют национальности.

— А с родственниками я могу поговорить?

— С женами убитых? Они вернулись к себе на родину. Им теперь остается только скорбеть.

— А персонал? Секретарши, помощники?

— Им и без того досталось. И что они смогут еще сказать? Какого цвета галстук был на Гринвуде? Черные он надел туфли или коричневые?

— Справедливо. Мне бы помог общий отчет о том происшествии. Ведь вы его составляли?

— Отчет? Да мы их сотню составили. Для следователя, для префекта полиции, для министра внутренних дел, для шести иностранных посольств, для юристов компаний…

— Значит, вы мне дадите какой-нибудь?

— Они еще засекречены. Ведь тут замешаны интересы международных корпораций. Против «Эдем- Олимпии» могут быть выдвинуты обвинения в небрежении, но мы их, конечно же, отрицаем.

— Ну, тогда…

— Я не смогу вам помочь, мистер Синклер. — Впервые Цандер говорил как полицейский. Он разглядывал шрам у меня на лбу и все еще незажившее ухо. — Вас занимает насилие, мистер Синклер?

— Вовсе нет. Я пытаюсь избегать его.

— А ваша жена? Некоторые женщины…

— Она врач. Несколько лет проработала на отделении скорой помощи.

— Тем не менее. Некоторые видят в насилии подспорье браку. Этакое возбуждающее средство. Вы так увлечены этими убийствами Гринвуда, но я думаю, что ваши побуждения искренни. Жаль, что вы попусту тратите свое время. Все мыслимые и немыслимые свидетельства уже собраны.

— Не все… — Я вытащил из кармана три стреляные пули и бросил их на стол. — Это винтовочные пули. Я нашел их в саду нашей виллы. Одна лежала на дне бассейна. Понять, как она туда попала, довольно затруднительно. И у меня есть все основания полагать, что заложники были убиты не в гараже.

Цандер вытащил шелковый платок и помахал им у рта, прогоняя дурной запах. Он бросил взгляд на пули, но не сделал ни малейшей попытки осмотреть их.

— Вы здорово поработали, чтобы их найти, мистер Синклер. Мои люди доложили, что осмотрели все.

— Вы могли бы выяснить — они из винтовки Гринвуда или нет.

— Эта винтовка в полицейском управлении в Каннах. Лучше уж нам не втягивать их в это еще раз. Следы Гринвуда еще будут появляться. Чем опаснее преступление, тем дольше его последствия будут отравлять воздух. Еще что-нибудь нашли?

— Не на вилле. В «Эдем-Олимпии» творятся странные вещи.

— Рад это слышать. — Цандер открыл окно и принялся жадно, короткими глотками вдыхать теплый воздух, потом взял себя в руки и повернулся, чтобы проводить меня к двери. — «Странные вещи»… А я уже почти списал наш бизнес-парк со счетов. Хорошие новости, мистер Синклер. Продолжайте ваши наблюдения для меня…

— Непременно. Что касается заложников…

— Мистер Синклер, прошу вас… — Цандер водрузил руку на мои плечи, напомнив мне о том, что в грузном теле может скрываться сила. — Мертвецу уже все равно — откуда в него стреляли. Расскажите мне о вашей молодой жене. Ей здесь у нас нравится?

— Очень. — Я шагнул через порог боковой двери в приемную, где ждала помощница Цандера. — Она слишком много работает.

— Здесь все так работают. Это наш тайный порок. Ей бы нужно немного поиграть. Нашли бы вы для нее какое-нибудь новое развлечение. В «Эдем-Олимпии» столько всего интересного…

Он снова сложил губы трубочкой — снаружи они у него были черные, а внутри розоватые. А глаза он не сводил с трех пуль, лежавших на столе.

Воздух, который плыл над озером, был как дурман — беглое облако, спустившееся по склону холма, несло запах изготовляемых на фабрике в Грасе освежителей для офиса. Я прошел вдоль кромки воды, обратив на себя внимание двух охранников в «рейндж-ровере», припаркованном среди сосен. Один принялся изучать меня в бинокль, явно недоумевая, откуда среди белого дня в «Эдем-Олимпии» взялся кто-то праздношатающийся.

Между зданиями службы безопасности и исследовательских лабораторий «Эльф-Маритайм» находился кафетерий под открытым небом — заведение, призванное смягчить общественное лицо бизнес- парка и придать ему мимолетное сходство с альпийским курортом. Вымотанный встречей с Цандером, я сел за столик и заказал бокал белого вина — обслуживала меня молодая официантка-француженка в джинсах и белой маечке с цитатой из Бодрийяра^{42}.

Как я и предполагал, Цандер не сказал мне ничего. Даже из его молчания ничего не удалось извлечь. Теперь, почти шесть месяцев спустя после того события, «Эдем-Олимпия» с облегчением стерла Дэвида Гринвуда из своей коллективной памяти, а ту трагедию запрятала подальше в архив, где хранятся сведения о землетрясениях и цареубийствах.

Я уже составил себе мнение о Цандере: продажный головорез-бисексуал — качества, обязательные для удачливых полицейских начальников. Моя правая рука до сих пор пахла его лосьоном, и я с трудом подавлял в себе желание подойти к кромке воды и смыть этот запах: если я потревожу поверхность озера — не объявят ли в «Эдем-Олимпии» полномасштабную тревогу? И все же Цандера можно было рассматривать как потенциального сторонника: он, единственный из всех, кого я здесь встретил, видел порок, разъедающий бизнес-парк изнутри. При отсутствии четких нравственных критериев, когда выводы о том, что плохо, а что хорошо, встраиваются в общественное сознание вместе с инструкциями по противопожарной безопасности и правилами парковки, работа Цандера становится невозможной. Преступность в «Эдем-Олимпии» может процветать, а обитатели бизнес-парка при этом даже не догадаются, что стали ее носителями, и не оставят ни малейших намеков на то, какими мотивами руководствуются.

Цандер, если верить Джейн, временно исполнял обязанности главы службы безопасности и в то же время ждал официального назначения на эту должность. В период междуцарствия, пока он там в куртке верблюжьей шерсти сидит за своим столом и мучится неизвестностью, из него вполне может получиться полезный союзник. Я вспомнил иллюстрации к «Алисе», которые нашел в детской.

Мне уже не в первый раз приходило в голову, что Дэвид Гринвуд, возможно, и не совершал тех убийств 28 мая, а видеозаписи камер наблюдения, на которых он входит в кабинеты своих жертв и выходит оттуда, сфальсифицированы.

За соседний столик уселась блондинка лет тридцати пяти, одетая в темный деловой костюм. Она заказала капуччино и обменялась несколькими шутливыми словами с официанткой, но глаза ее были устремлены на верхний этаж здания службы безопасности, где находился кабинет Паскаля Цандера. Она открыла свой лэптоп и застучала по клавиатуре; на экран выплыли рекламные объявления о продаже дорогих вилл — в комплекте с лужайками цвета «электрик» и изумрудными небесами — на склонах гор в Суперканнах и Калифорнии. Некоторое время она с мрачным видом рассматривала брызжущие светом фотографии, а потом начала сама с собой письменный диалог; по всей видимости, она составляла свое расписание на день: задавала вопросы и отвечала на них вслух ироническим английским голосом. Я вообразил, как она, завернув голову полотенцем, выходит из душевой кабины и готовит себя к чувствам, которые ей предстоит сегодня пережить, к воспоминаниям, которые на нее нахлынут, к мечтам, которым она уделит несколько минут своего драгоценного времени, ко всей дневной программе, оплетенной кружевами