обломки и других машин — без шин и хромированных деталей, с распахнутыми ржавыми дверцами.

Мейтланд вылез из «ягуара» и оказался по пояс в траве. Когда он облокотился о крышу, раскаленное целлюлозное покрытие обожгло руку. Защищенный высокой насыпью дорожного полотна, неподвижный воздух нагрелся от полуденного солнца. По шоссе двигалось несколько машин, над балюстрадой виднелись их крыши. Глубокие борозды от колес «ягуара» прочертили грунт откоса, словно надрезы гигантского скальпеля, отметив место в ста футах от туннеля, где автомобиль съехал с дороги. Этот участок автострады и ее ответвления на запад от развязки открылись для движения всего два месяца назад, и большую часть ограждения еще предстояло установить.

Путаясь в траве, Мейтланд обошел машину спереди. С одного взгляда стало ясно, что надежды отогнать ее к ближайшей подъездной дороге — никакой. Вся передняя часть сплющилась, как вмятая морда. Три фары из четырех разбиты, а декоративная решетка застряла в сотах радиатора. При столкновении двигатель сорвался с креплений и покорежил корпус. Когда Мейтланд наклонился проверить картер, в ноздри ударил резкий запах антифриза и горячей ржавчины.

Ремонту не подлежит. Черт побери, а ведь ему так нравилась эта машина! Он пробрался сквозь траву к проплешине на земле между «ягуаром» и откосом автострады. Удивительно, что никто еще не остановился помочь. Водителям, выезжавшим из темноты туннеля на залитый солнцем крутой правый поворот, было не до разбросанных деревянных щитов.

Роберт посмотрел на часы. Было восемнадцать минут четвертого — после аварии прошло чуть больше десяти минут. Он бродил по траве с ощущением легкого отупения, как человек, только что увидевший нечто ужасное, вроде автокатастрофы или публичной казни… Мейтланд обещал восьмилетнему сыну, что приедет домой вовремя, чтобы забрать его из школы. Он представил, как Дэвид терпеливо ждет его за воротами Ричмондского парка по соседству с военным госпиталем, не подозревая, что отец разбил машину и находится в шести милях от него, под откосом автострады. По иронии судьбы в такую теплую весеннюю погоду у ворот парка наверняка сидят в ряд инвалиды войны в колясках, словно демонстрируя мальчику все разнообразие увечий, какие мог получить его отец.

Раздвигая руками жесткую траву, Мейтланд вернулся к «ягуару». Даже от этих небольших усилий у него раскраснелись лицо и грудь. Напоследок он неторопливо огляделся по сторонам с видом человека, который, собираясь навсегда покинуть злополучное место, окидывает его прощальным взглядом. Все еще потрясенный аварией, он уже начал ощущать боль от ушибов на груди и на бедрах. Ударом его швырнуло на руль, словно боксерскую грушу, — вторичное столкновение, как скромно называют это инженеры по безопасности. Мейтланд прислонился к багажнику, стараясь успокоиться. Хотелось запечатлеть в памяти этот поросший травой и заваленный брошенными машинами клочок земли, где он едва не расстался с жизнью.

Прикрыв ладонью глаза от солнца и еще раз хорошенько осмотревшись, Мейтланд понял, что его выбросило на так называемый островок безопасности — маленький треугольничек пустыря протяженностью ярдов двести, образованный тремя сходящимися автострадами. Вершина его указывала на запад, на заходящее солнце, чьи теплые лучи освещали видневшиеся вдали телевизионные павильоны Уайт-сити. Основанием же служил идущий с юга на север виадук, протянувшийся в семидесяти футах над землей. Поддерживаемое массивными бетонными опорами, его шестиполосное полотно было скрыто из виду рифлеными металлическими щитами, установленными для защиты проезжающих внизу автомобилей.

За спиной у Мейтланда находилась северная стена острова — тридцатифутовый откос западной автострады, с которой он и слетел. Впереди, образуя южную границу, высился крутой откос трехполосной примыкающей дороги, которая, сделав петлю под виадуком, уходила на северо-запад и вливалась в автостраду у вершины треугольника. Хотя этот поросший молоденькой травкой откос находился всего в сотне ярдов от Мейтланда, он не был виден в перегретом воздухе острова из-за высокой травы, остовов машин и строительного оборудования. По примыкающей дороге мчались автомобили, но металлическое ограждение скрывало остров от водителей. На обочине вздымались высокие мачты трех указателей направлений.

Мейтланд обернулся. По автостраде ехал аэропортовским автобус. Пассажиры верхнего этажа, направлявшиеся в Цюрих, Штутгарт и Стокгольм, неподвижно сидели в своих креслах, словно компания манекенов. Двое из них, мужчина средних лет в белом плаще и молодой сикх в тюрбане на маленькой головке, посмотрели сверху на Мейтланда и на мгновение встретились с ним глазами. Он поймал их взгляды, но рукой махать не стал. Что, по их мнению, он там делал? С верхнего этажа автобуса его «ягуар» вполне мог показаться невредимым, а его самого могли принять за дорожного смотрителя или инженера.

Под виадуком у восточной оконечности острова ограждение из проволочной сетки отделяло треугольник пустыря от неофициальной муниципальной свалки. В тени под бетонным пролетом громоздились бесхозные мебельные фургоны, штабеля ободранных рекламных щитов, горы покрышек и металлического хлама. В четверти мили к востоку от виадука сквозь сетку виднелся местный торговый центр. По маленькой круглой площади с полосатыми навесами над окнами многочисленных магазинов ехал красный двухэтажный автобус.

Очевидно, с острова невозможно было выбраться иначе как по откосу. Мейтланд вынул ключи из замка зажигания и открыл багажник. Шансы, что какой-нибудь бродяга или сборщик металлолома найдут здесь машину, были невелики — с двух сторон остров отделяли от окружающего мира высокие откосы, а с третьей — проволочная сетка. Подрядчики еще не приступали к принудительному благоустройству территории, так что исконное содержимое этого заброшенного клочка земли с его ржавыми машинами и сорной травой оставалось нетронутым.

Ухватившись за ручку большой кожаной сумки, Мейтланд попытался вытащить ее из багажника, но от усилий ему стало плохо. Кровь резко отхлынула от головы, словно давление упало до минимума. Он бросил сумку и бессильно прислонился к открытой крышке багажника.

В полированных панелях заднего крыла он увидел свое деформированное отражение. Его статная фигура искривилась, как у какого-то гротескного пугала, часть обескровленного лица срезало на сгибе кузова, а одно ухо болталось на стебельке в шести дюймах от головы. Гримаса сумасшедшего…

Потрясение от аварии оказалось гораздо сильнее, чем думал Мейтланд. Он осмотрел содержимое багажника — набор инструментов, стопка журналов по архитектуре и картонка с полудюжиной бутылок белого бургундского, которые он вез домой жене. Год назад умер его дед, и после смерти старика мать время от времени передавала Мейтланду кое-какие из его вин.

— Теперь, Мейтланд, выпивкой ты можешь воспользоваться сам…— сказал он себе, запирая багажник, потом пролез на заднее сиденье и забрал оттуда плащ, шляпу и портфель. При столкновении из-под сиденья выкатилась уйма забытых предметов: полупустой флакон лосьона для загара — память о выходных, проведенных с доктором Элен Ферфакс на курорте Ла-Гранд-Мотт, оттиск статьи, подготовленной ею на педиатрическом семинаре, пачка миниатюрных сигар Кэтрин, которые он спрятал, когда пытался заставить ее бросить курить.

Мейтланд надел шляпу, взял в левую руку портфель и, перебросив плащ через правое плечо, направился к откосу. Часы показывали тридцать одну минуту четвертого — после аварии не прошло и получаса.

Он в последний раз оглянулся на остров. Примятая трава в извилистых коридорах, запечатлевших его неуверенные блуждания вокруг машины, уже выпрямилась и почти полностью скрыла серебристый «ягуар». Остров заливал чахлый желтый свет — неприятная мгла, которая, казалось, исходила от травы и гноем расползалась по земле, словно заволакивая незаживающую рану.

Под виадуком прогромыхал дизель грузовика. Повернувшись спиной к острову, Мейтланд шагнул к подножию откоса и стал карабкаться по мягкому склону. Сейчас он выберется наверх, остановит проходящую машину и доедет до дому.

Земля обтекала его, как теплая сыпучая река. Преодолев полпути, он стал по колено проваливаться в оползающий грунт. Рыхлый поверхностный слой был рассчитан лишь на то, чтобы удерживать травяной покров, почва еще не связалась дерном. Мейтланд с трудом вытаскивал ноги, пытаясь найти твердую опору и отталкиваясь портфелем, как веслом. Тяжелый подъем утомил его, но он через силу продолжал карабкаться вверх.