На станции они прошли на узел связи. Городок был в глубоком сне. Не брехали собаки. Лишь где-то на дальних путях, подчеркивая предрассветную тишину, время от времени сиротливо и одиноко покрикивала маневровая «кукушка».

Им долго никто не открывал. И лишь когда Кожемякин сердито назвал себя, прогремели засовы и на пороге встал заспанный дежурный.

— До утра ничего не ожидается, — опередив вопросы, доложил Кожемякину дежурный.

— Дорогу починили? — спросил Кожемякин.

— Вроде. Днем товарняк с Джанкоя пришел.

— А скажи, дружок, можешь меня с Харьковом связать?

— Так ночь же, — не понял дежурный.

— А мне ночью и нужно. Сумеешь?

— Постараюсь, — зевнул дежурный. — Только через Феодосию не получится. Попробую через нашу, путейскую.

— Ты не пробуй. Ты смоги, — нахмурился Кожемякин и мягким голосом добавил: — Очень нужно.

Дежурный присел к столу, уставленному серыми металлическими ящиками, защелкал тумблерами. И ящики стали оживать, загудели, засветились разноцветными огоньками.

Кожемякин и Кольцов присели на скамейку и с интересом молча наблюдали.

— Джанкой! Отзовись, Джанкой! Что, разбудил?… Да пришли твои товарняки, уже в Феодосии. Ты вот что: ты дай мне, пожалуйста, Александровск.

Даже на расстоянии они слышали доносящееся из трубки звучание эфира: писк, обрывки морзянки, искаженные расстоянием приглушенные голоса, требующие со второго кого-то переместить на четвертый путь, потому что… Но почему, они так и не услышали. Сквозь все эти шумы пробился грубый мужской голос:

— Кому там не спится? Ты, Джанкой?

— Владиславовка!

— Серафим?

— А то кто ж еще! — обрадовался владиславовский дежурный. — Слушай, Степан! Мне бы Павлоград!… Ничего, проснутся! У нас работа такая!… Павлоград? Спал, Коляня?… А нам не до сна! Удружи, дай мне Харьков!

Вскоре отозвался Харьков. На просьбу соединить с УкрЧК Харьков заупрямился. Какой-то полусонный железнодорожный чин стал доказывать, что по инструкции он не может занимать связь неслужебными разговорами и категорически запрещено включаться в городскую линию.

Кольцов понял, что сейчас все труды дежурного пойдут на смарку и протянул руку за трубкой:

— Дай-ка, я ему пару слов скажу! — И затем в трубку Кольцов сказал: — Харьков! Слушай меня внимательно! Делай, что тебе сказали!… Кто я? Запиши! Обеспечивал связь полномочному представителю ВЧК Кольцову. Там ответит дежурный. Попроси его срочно разыскать Манцева! И быстро! Доспишь потом!

Минут через пять отозвался Манцев.

— Василий Николавевич! Это Кольцов, звоню из Владиславовки! Большая просьба! Крайне важно! Пошлите сейчас же кого-то в Основу, там детская коммуна Заболотного. У него работает человек по фамилии Миронов. Так вот этот Миронов завтра должен быть здесь, у меня. Запишите: Миронов, Владиславовка… Потом все подробно расскажу. И главное! Этот Миронов должен выехать ко мне со всеми своими инструментами для починки и вскрытия сейфовых замков… Да, вы почти угадали: открываю мастерскую по починке замков. Нет-нет, не шучу… Какое — до утра! У меня время на часы идет, может, даже на минуты! Государственной важности дело!… Заранее спасибо!

Когда они возвращались обратно в комендатуру, Кожемякин всё пытался понять, что затевает Кольцов. Ясно, что-то связанное с сейфами. Может, решил осуществить одно из своих первоначальных предложений: опустошать все сейфы и таким образом лишить бандитов их грабительских доходов. Но уйдут ли они? Или переключатся на более мелкие кражи, станут грабить обывателей? Нет, это не решение. Надо бы ликвидировать эту наглую банду!

И уже когда они подходили к комендатуре, Кольцов спросил:

— Вы когда-нибудь рыбачили?

— В детстве ещё. Мальчонкой.

— И щук ловили?

— Щурят. Щук ловили, которые постарше. Особенно весной, когда паводок сойдет.

— А как?

— Да просто. В бочажке живца словишь, и на него.

— Вот и мы попытаемся поймать банду «на живца», — сказал Кольцов и больше ничего объяснять не стал.

Вернувшись, Кольцов сразу же уснул. Он знал: Манцев сделает всё возможное, чтобы Миронов уже к вечеру или ночью был во Владиславовке.

Утром они собрались у Кожемякина. Кольцов попросил пригласить сюда Бушкина и Гольдмана. По просьбе Кольцова они большую часть времени проводили в Феодосии, в штаб Особого отделения Девятой дивизии, которая сменила Тридцатую. Пришел один Бушкин, Гольдман остался в Феодосии.

— Я вот о чем подумал, — начал Кольцов. — Бандиты оказались не совсем подготовленными для своих бандитских операций. Мелкие сейфы им удается вскрывать. А вот бронированные, со сложными замками, им взять не под силу. Лом не берет. Могли бы, конечно, взрывать. Но дело это шумное и опасное. Советская власть установилась здесь надолго, это они уже поняли. И вряд ли их устраивает перспектива остаться здесь. Поэтому они торопятся побыстрее обогатиться и затем сбежать за границу. И я решил немного им поспособствовать.

Кольцов говорил медленно, словно вслух размышлял. На последней его фразе все с удивлением переглянулись.

— Вы не ослышались. Завтра к вечеру сюда, во Владиславовку, приедет крупный специалист по сейфам. Иными словами, «медвежатник». Наша задача: распространить о нем слух, и он должен дойти до бандитов.

— Каким образом? — поинтересовался Папанин. Было видно, что ему нравится предложение Кольцова, но пока не до конца понимал способ его реализации. — Бандиты — парни тертые. Их слухом не возьмешь — не поверят.

— Просто слухам не поверят, — согласился Кольцов.

— А если и поверят, попытаются сперва проверить, — сказал Кожемякин.

— Совершенно верно, — сказал Кольцов. — Нам надо будет постоянно держать нашего