для установления в нем советской власти.

— Ах, ты ж, какая неприятность! Даже и не знаю, как поступить! — с деланной озадаченностью сказал комдив и тоже представился: — Командир Тридцатой дивизии Грязнов.

— Так в чем проблема? — спросил Папанин.

— Ну, как же! Вы пришли занять город, а мы, извиняюсь, уже его заняли. Вот я и думаю, может, нам на часок выйти, а вы его тут же быстренько займете?

И все рассмеялись.

— Нет, ну что тут скажешь! — весело сказал Папанин. — Шли на боевую операцию, а попали на праздник!

Он обернулся, глянул вдаль, туда, где ждали его сигнала катерники. И тоже взмахнул рукой.

Взревели моторы, катера промчались по краю моря и лихо остановились у причала. Из них высыпало человек шестьдесят партизан, подтянулись к беседующим командирам. Впереди вразвалку шел меднолицый пожилой моряк. Если бы здесь был Кольцов, он без труда узнал бы в нем своего давнего друга Семена Красильникова, с которым на длительное время его разлучила война.

Красноармейцы и крымские партизаны здоровались, братались. У кого-то из партизан нашлась гармошка. Исцарапанная, латаная, она, видать, прошла с партизанами немало крутых крымских троп.

Под музыку гармошки, гурьбой, а не строем, они с порта вышли на главную улицу Феодосии — Итальянскую. Несмотря на слабый ветер, по ней всё ещё плавал легкий синий дымок дотлевающих пожарищ.

Войска отступали по всему Крыму. Никаких надежд уже не было. Все свои усилия Врангель направил на эвакуацию войск. Он верил, что если сумеет спасти армию, то в недалеком будущем еще сможет повторить деникинский поход на Москву. Такой случай обязательно представится. Народ России не примет большевиков. Надо только будет внимательно следить за событиями в их стране и угадать момент.

Слащев был одним из тех генералов, которые не хотели мириться с поражением. Сосланный за экстравагантные выходки снова в армию, он находился при штабе Кутепова, но должность так и не получил. Врангель велел Кутепову держать его под своим личным наблюдением.

Оборона Крыма уже полностью перешла в ведение Кутепова. В сущности, обороны уже не было. Арабатская стрелка и все побережье до самой Керчи было занято большевиками. Крымские порты были запружены войсками. И задача Кутепова состояла лишь в том, чтобы пытаться, по возможности, задерживать наступление красных до отхода последнего корабля, покидающего Крым.

Когда Кутепов в очередной раз докладывал по телеграфу главнокомандующему из Сарабуза о печальных поражениях на фронтах (фронтов уже фактически не было), Слащев попросил разрешения сказать Врангелю несколько очень важных слов.

Заканчивая разговор, Кутепов передал по телеграфу Врангелю:

— Ваше превосходительство, с вами хочет переговорить генерал Слащев.

Слащев напрягся, готовясь передать Врангелю несколько, по его мнению, важных слов.

— Увольте, Александр Павлович! — пришел ответ.

Кутепов скомкал телеграфную ленту и сунул ее в карман.

— Он не захотел? — спросил Слащев.

— Наоборот. Но очень занят. Пообещал связаться позже…

— Вы даже врать убедительно не умеете, — сухо сказал Слащев и вышел. Расстроенный, он несколько минут ходил возле штаба. И выждав, когда Кутепов уйдет от телеграфистов, снова вернулся к ним. Взял лист бумаги и написал телеграмму, предлагая сформировать десант и уверяя главнокомандующего: большевики настолько выдохлись, что задачу выбросить их из Крыма он берется решить за день-два.

Наивный, он не знал, что уже больше половины Крымского полуострова находилась в руках большевиков, и белогвардейский Крым доживал последние дни.

Врангель прочитал телеграмму, и в очередном сеансе связи с Кутеповым попросил передать Слащеву, что ценит его благородный порыв и предоставляет полную свободу ему и всем желающим продолжать борьбу. Если Слащев желает остаться в тылу противника и сформировать партизанский отряд, главнокомандующий благословляет его.

— И это все? — спросил Слащев.

— А что вы хотели услышать еще? — спросил Кутепов.

— Это отговорка. Главнокомандующий забыл, как я летом девятнадцатого высадился десантом на пляжах Коктебеля, и через несколько дней весь Крым уже был в наших руках, — сердито произнес Слащев.

— Но главнокомандующий сказал вам: дерзайте! — возразил Кутепов.

— Мне не нужны советы! Мне нужен чёткий приказ по Русской армии, какая из частей пойдет со мной. Мы высадимся в Хорлах, где нас меньше всего ожидают большевики. И через сутки или двое вернем себе Крым.

— Мысль хорошая, Яков Александрович. Но несбыточная.

— Почему же?

— Потому что нет уже тех частей, которые бы пошли с вами. Они частично разбиты, частично деморализованы. Фронта, в сущности, уже нет. Войска бегут к портам в надежде спасти свои жизни. Такова жестокая правда.

В тот же день Слащев выехал в Севастополь.

Город встретил его полнейшим запустением. На центральных улицах были выбиты стекла окон и разбиты витрины магазинов. Какие-то люди с мешками за плечами торопливо перебегали улицы, прятались в подворотнях, старясь не попадаться на глаза прохожим.

Движущиеся к порту военные ничему не удивлялись и ни на что не обращали внимание. Город был во власти мародеров.

Гостиница «Кист» ещё зачем-то охранялась, но Врангель сутки назад перенес свой штаб на крейсер «Генерал Корнилов».

Слащев попытался проникнуть на крейсер, но его не пустили. Ему сообщили, что главнокомандующий не сможет его принять из-за чрезвычайной занятости, а последние его пожелания Слащеву остаются в силе.

Дом, куда накануне своего отъезда на фронт он перевез из салон-вагона свою жену Нину Нечволодову, денщика Пантелея и всю живность, оказался пустым. Соседи сказали, что его личная охрана отвезла его жену и денщика в порт, а бесхозную живность они выпустили на волю.

В квартире было все перевернуто, видимо, собирались второпях. Среди брошенного и ненужного нашелся и его белый ментик, отороченный мехом. Где-то в заветных закромах разгромленной комнаты он отыскал пузырек с белым порошком-кокаином. Высыпал порцию между пальцев и одним вдохом втянул его в себя. Затем переоделся, натянул на себя ментик и в таком экзотическом виде пошел к Графской пристани.

Завидев его, редкие прохожие останавливались. Постепенно вокруг него собралась небольшая толпа. Все пытались поговорить с ним, выспросить у него их общее будущее.

Слащев охотно вступил в разговоры.

— Скажите, Яков Александрович, это конец?

— Ну что вы! Это только начало. Видите, сколько военных в порту? Я собираюсь с ними обо всем договориться. Мы высадим мощнейший десант в тылу у большевиков. Таких десантов ещё не знала военная история. Мы повернем события вспять. Да-да! Только бы мне не помешал главнокомандующий.

— Ну что вы, Яков Александрович! Генерал Врангель…

— Он трус! — Слащев не стал слушать говорившего. — Он предал Россию. И если такие, как я, не возьмут ситуацию в свои руки, мы действительно потеряем все.

И Слащев шел дальше.

В порту он попытался поговорить с солдатами. Но они не стали его слушать: волновались, торопились на погрузку.