– Дади, какой это старший приехал? – спросил тот, входя в комнату.

– Никакой. Иди спи.

– А вы чего не спите?

– Мы тоже сейчас ложимся.

– Это не сын ли Беки приехал? А?

– Ну хоть бы и он. Тебе-то что от этого?

Амайг ушел к себе. Через минуту он вернулся одетый.

Мурад сразу все понял. Попытался удержать сына, сказал, что за Хасаном уже пошел человек и сейчас приведут его, но ничего не помогло.

– Иди тогда! – И он со злобой отворил дверь, – Ты, я вижу, такой же, как и они.

Увидев на веранде Хусена, Амайг спросил:

– Ты что здесь стоишь? Брат не пришел?

– Сейчас придет, – буркнул Хусен.

Амайг все же вышел за ворота.

Хусен прислонился плечом к столбу и прикрыл глаза, но не дремал, не до сна ему, хотя уже кричат вторые петухи и все тело ломит от усталости.

Вот заскрипели ворота и послышались шаги. Хусен открыл глаза и увидел Хасана. Брат шел впереди. Хусен рванулся ему навстречу, но Хасан прошел мимо, словно не узнал. Вслед за Амайгом он направился к двери дома.

– Идем и ты, если не прячешься от нас, – обернувшись, бросил Хасан озадаченному брату.

Три с половиной года Хусен не слышал голоса старшего брата. Такой же, как и прежде, может, чуть хрипотцы прибавилось. Характер, видать, тоже не изменился! Уезжал – ласкового слова не сказал, а вернулся вот – даже не поздоровался.

– Ну, что будем делать? – спросил Мурад, увидев входящего Хасана.

Хасан сердито сверкнул глазами.

– А ты что думаешь, ты же старший из нас? – ответил он вопросом на вопрос.

– Сейчас вы вспомнили, что я старший! Надо было раньше подумать об этом, когда все затевали! У людей в таких случаях принято прежде советоваться со старшими, а вы…

– Меня, ты знаешь, не было дома, и потому я не мог советоваться ни со старшими, ни с младшими.

– Можно подумать, раньше ты слушался старших, когда был дома, – с иронией произнес Мурад.

Хасан хотел что-то сказать, но Мурад прервал его:

– Если бы вы послушались меня, и в особенности ты, вражды с Саадом уже давно не было бы. Очень уж вы любите враждовать с людьми. А зря. Еще отцы наши говорили: «Враждующий сына не взрастит…»

– Мурад, из-за вражды с Саадом ты не переживав – решительно сказал Хасан. – Это – дело мое. Пусть мне не суждено взрастить ни сына, ни брата – свой долг я исполню сам.

– Десять лет дело тянется. Не такие мужчины, как мы, прощали кровь. Саад богатый человек, он заплатит…

Хасан не дал ему договорить.

– Мурад, ты, видно, никогда не поймешь меня. Я ведь уже говорил, что никогда не продам кровь отца sa деньги…

– А чем вы заплатите за дочь Соси, если он согласится примириться? А?

– Тем же, чем люди платят, – ответил Хасан.

Только тут Хусен почувствовал себя так, словно с него свалилась большая тяжесть. Значит, брат на его стороне!

– Да у вас ведь ничего нет, кроме вшей. Ничего! – Мурэд весь пылал от злости.

– В таком случае пусть Соси и его сыновья идут на нас войной. Как-нибудь устоим…

– А другие? Против других вы устоите? Как вы разделаетесь с теми, кто засватал эту девушку, кого вы опозорили перед всем миром.

– Пусть и они объявляют нам свою войну! – отрезал Хасан вставая. За ним поднялся и Керам.

– Какой ты смелый! – Мурад вскочил и забегал по комнате. – Ты, как и твой отец, замахиваешься занозой от ярма. А вам платят ударом ярма.

В день похорон Беки Хусен уже слышал разговор о ярме и о занозе. Тогда он не понял этих слов, теперь-то ему ясно, что их может постигнуть участь отца. Что делать? Пусть растерзают, но Эсет не будет женой другого. Благодарение богу, что Хасан понимает их, а вместе они сумеют выстоять…

– Может, тебя успокоит хотя бы то, что ярмо это тебя не заденет? – сказал Хасан. – Ты ведь себя исключаешь? Все «вы», «вы».

Подала голос жена Мурада:

– Еще как заденет – с него с первого спросят, старший всегда в ответе.

Керам долго терпел, не вмешивался в разговор, но наконец не сдержался:

– Ну чего вы разошлись? Чем обижать друг друга и укорять, давайте лучше о деле поговорим, решим, что делать.

– Да как можно решить, если никто тебя слушать не хочет? – вскинув руки, пожаловался Мурад.

– А ты скажи что-нибудь дельное, тогда послушаем, – сказал Хасан. – Но на примирение ценою крови отца мы не пойдем, пусть нам придется враждовать с тридцатью тайпами.

– Тогда делайте, что хотите, а меня оставьте в покое. Я человек мирный, и вражда с людьми мне не нужна. – Эти слова Мурад произнес, приложив руки к груди, словно молясь.

– Так бы сразу и сказал. Оставим. И тебя оставим и твой дом оставим, – сказал Хасан, быстро направляясь к двери.

Мурад стоял и молчал, боясь, что одно его слово может изменить решение Хасана. Только напрасно он этого боялся. У двери Хасан обернулся и сказал:

– В народе говорят: тот, кто боялся вражды, бегством не спасся. Не забудь этой поговорки.

Мурад и на этот раз промолчал.

Хасан изо всех сил хлопнул дверью. Хусен, Амайг и Керам вышли за ним. Они просили Хасана вернуться, смирить себя и попробовать договориться. Особенно старался, уговаривал Амайг. Он чуть не плакал, преграждая Хасану дорогу.

– Мурад – старший, к нему надо прислушаться, не стоит так обижаться, – советовал и Керам, но Хасан, не внимая уговорам, молчал и стремительно шел вперед.

– Где лошадь? – только и спросил он у Хусена, да так, словно свою требовал.

– Вон у забора, – тихо ответил Хусен. – Зачем она тебе?

Не отвечая, Хасан направился к тому месту, где стояли на привязи две лошади. Хусен пошел за ним.

– Куда ты хочешь ехать на ней, Хасан?

– За семь гор! – бросил брат.

Хусен не решился воспрепятствовать ему, но в душе обиделся: «Хоть бы сказал, куда едет».

– Это лошадь Исмаала, – попробовал остановить Хасана Хусен, – он, наверно, ждет ее. Я обещал утром вернуться.

Будто не слыша его слов, Хасан вскочил на коня и с иронией сказал:

– Тебе разве до этого? Ты ведь женился! Другой заботы у тебя не было.

И тут Хусен почувствовал, что брат недоволен им, а поддерживал там, у Мурада, потому, что уже не видит иного выхода.

Не проронив больше ни слова, Хасан направился к воротам и, так и не сказав, куда едет, когда вернется назад и что делать дальше, уехал. Ошеломленный, Хусен остался стоять посреди двора.

Долго стоял Хусен как столб. Амайг дважды подходил к нему, старался успокоить, попытался увести в дом, даже пообещал, как только улягутся родители, вывести ему коня.

Но разве хусен думал только о коне, что увел Хасан? Вражда, которая неизвестно чем кончится, горе, которое свалилось из-за него на многих, – вот то, что терзало его.

Наконец Амайг подошел в третий раз и сказал, что Хусена зовет отец.

Еще с крыльца было слышно, о чем речь в доме.