— Если его Зиновий перехватит, то сдаст нас сопляк, — нарушил молчание. Альб. — Либо сам расскажет, чтобы выслужиться, либо выбьют из него все пытками. Монахи это умеют. Приведет он сюда жрецов, никуда не денется. Сваливать отсюда надо.

— А мы здесь дожидаться не станем, — решил Разин.

— Э, а «Панч»? А грузовик наш? — вскинулся Белорус. — Его по этой дороге на левый берег перегнали. Вон туда. Нам за ним нужно! Ну, или подстеречь тех монахов, которые его сопровождали. А они, небось, этой же дорогой и поедут назад. Молодой сказал: еще самоход и «тевтонец», они никуда не денутся. Прихватим их, да и разузнаем, куда «Панч» отогнали, какому такому Губерту, некроз его забери.

— Не трещи, — оборвал Разин. — Я хочу на базу Губерта наведаться, там и «Панч» ваш, так что можно и вместе. Что скажешь, Туран?

— Годится.

— Тогда монахов встретим на том берегу. Здесь место ровное, открытое, засаду толком не устроить. А там вроде заросли, значит, там и встретим. Ну а сюда Хортей пусть ведет монахов, нас здесь уже не будет. Туран, проверь повязку деда — по-моему, кровит. Музыкант, распредели патроны, чтобы у всех под рукой были, а я схожу переправу гляну. Думаю, монахи у Губерта заночевали, утром обратно поедут. Подыщем место на левом берегу, встретим их. Белорус, тебе подумать, как следы замести.

Разин собрался покинуть спутников, но оглянулся.

— Да, Музыкант, отойдем-ка ненадолго.

Альбинос вылез из сендера и отошел в тень.

— Руку дай, — сказал Разин.

— Чего?

— Держи, не урони.

Альбинос почувствовал на ладони тяжелый кругляш генератора силовой брони.

— Э, а ты? Ты же сам… сам у меня взял!

— Не могу я больше. Не справляюсь с двумя агрегатами. Микропроцессор у меня не варит.

— Микро… Чего?

— Котелок. Мозги кипят, ясно? Ну, и броня, и сингулятор, ты же понимаешь, да? — Разин говорил с непривычными Альбу интонациями. Прежде-то он всегда был уверен в себе и фразы рубил четко, как приказы. — Они между собой через мою нервную систему общаются, понимаешь, что такое нервная система?

— Концепция определена, — Альбинос ухмыльнулся. — Понимаю.

— Ну вот, и я чувствую, тормозить начинаю. Они через мои нервы между собой контачат, а я из-за этого как вареный делаюсь. Я с бойца Губерта бронежилет снял там, на склоне. Он тоже ничего, броник, да и мне привычней. Так что держи свою шайбу пуленепробиваемую.

Альбинос стиснул кругляш в кулаке, вспоминая ржавый самоход неподалеку от Редута на горе Крым, скелет в кабине и этот самый кругляш, то есть генератор силовой брони, лежащий между желтоватых реберных костей. Скелет Ефрония Отшельника, которого, говорят, не брали пули… Алви Сид, которого тогда чаще называли Альбиносом, случайно нашел его кости и эту шайбу, которая в свое время так и не смогла защитить Отшельника. Потом была другая находка — разбитый воздушный корабль с беловолосым мертвецом внутри… И сингулятор, принадлежавший странному покойнику. Страшное оружие. Старик Орест, учитель Алви Сида, считал, что это техника доминантов, хозяев небесных платформ; из-за сингулятора и световой брони на Альбиноса охотились, многим хотелось завладеть этими бесценными устройствами, вот он и отдал их Разину — так спокойней…[1]

Альб тряхнул головой, прогоняя мысли о прошлом.

Егор быстро зашагал к бывшей стремнине Днепра, где журчали потоки мутной отравленной воды.

Альбинос подкинул на ладони генератор световой брони, потом глянул вслед Разину. Значит, этому здоровяку, человеку из прошлого, которому вроде бы не в диковинку всякие хитрые «агрегаты», — ему тяжело дается общение с доминантской техникой? А самому Альбиносу было просто? Во всяком случае, он не «тормозил», общаясь с Голосом, скорее уж у Голоса были трудности с пониманием. «Что же со мной такое? — в который раз подумал Альб. — Почему я не такой, как они? Вряд ли дело в двух сердцах, тут что- то другое…» Он догадывался, что может послужить объяснением, но боялся даже мысленно упомянуть свое сходство с золотоглазым пилотом, которого они с Эви нашли в шахте.

— Эй, Музыкант! — окликнул из сендера Тим. — Иди патроны считать, что ли? А то я засиделся уже.

Альбинос оглянулся, качнул головой и крикнул:

— Иду!

И зашагал к сендеру, на ходу сунув под рубаху генератор световой брони. Когда шайба присосалась к диафрагме, он ощутил уже знакомое покалывание по всему телу: устройство доминантов втянулось под кожу, словно растворилось и стало частью Альбиноса. В памяти всплыло слово, которое говорил его старый учитель Орест: «симбиоз».

Разин вскоре отыскал свежие колеи — верно, здесь прошли тяжелые машины, в топкой, перемешанной с илом почве четко отпечатались следы широких колес. Земля здесь была мягкая, вязкая, липла к сапогам, и каждый шаг сопровождался жирным чавканьем. Поток впереди журчал все отчетливее и звонче. Иногда сквозь плеск воды доносились гулкие хлопки, будто там ворочалось что-то тяжелое… Вот и ручей, блестит под луной, мерцает — течение быстрое. Разин остановился и присмотрелся. Колеи вели к мосткам из толстых досок, уложенных на камни и коряги и грубо сколоченных между собой поперечными плахами. После сезона дождей, когда ручьи вспухали, эти мостки, конечно, вода разрушала и обломки уносила вниз, но их восстанавливали сезон за сезоном. Где-то выше по течению до Погибели находился химкомбинат и склады удобрений. Сколько лет прошло, а всякий раз, когда вода в реке поднимается, вымывает новые порции отравы и несет по руслу Днепра ядовитые потоки… Что-то громко плюхнуло в ручье, взметнулись брызги. Разин остановился, дальше идти незачем, если прошли по мосткам тяжелые самоходы, то и сендер пройдет.

Над низким левым берегом лежал туман, в котором вяз лунный свет. С болота поднимались испарения, но сквозь них виднелось едва заметное бледно-коричневое пятно света — где-то очень далеко в болоте горели огни, их лучи едва достигали Днепра, слишком плотный был туман. В ту сторону вели мостки, и туда же указывала мечом отломанная рука железной женщины. Разин развернулся и пошагал обратно.

Когда он вернулся к сендеру, Альб спросил:

— Ну что там?

— Поедем, разберемся. Проехать можно. Заводи.

Разин опустился на соседнее сиденье и прислушался к ощущениям — вроде полегчало, шум в голове прошел, хотелось спать. Альбинос развернул сендер и медленно порулил к мосткам, в лунном свете уже показалась колея, оставалось только держаться ее. Белорус принялся разглагольствовать:

— Ну, будем говорить, поначалу все понятно — мы найдем подворье этого Губерта, заберем «Панч». А потом что? В Киев нам теперь соваться не с руки. Старый хрыч Зиновий нас не пропустит подобру. Слушай, Тур, а может, разнести им всю Лавру, к некрозу? С нашим-то «Панчем», с нашим оружием! А что? Подкатили, да и вмазали ракетами! Чтобы знал, хрен бородатый, с кем связался, а?

— Это глупо, — отозвался Туран, напряженно глядя вперед.

— Зато весело как!

— Во-первых, нас к Лавре просто так не пропустят; во-вторых, у монахов все под землю упрятано, и продолжают копать да катакомбы исследовать, ты же видел. Владыка Баграт велел под землю укрываться. Ну и в-третьих, Лавру-то за что? Не все монахи против нас, взять того же Хортея — нормальный же человек. Это Зиновий им головы задурил своими пророчествами.

— Зиновий — великий шаман, — прогудел Илай. — У него посох, в посохе духи живут, он с ними говорит, они подсказывают.

— Какие еще духи? — бросил Разин.

— Злые.

— А я тоже видел, — подхватил Белорус, — он с посохом советовался. Пошепчет, послушает, пошепчет, послушает… И камень такой на посохе, блестит!