Маркиза смирилась с Оленьим парком, но настоящую угрозу представляли знатные дамы, пытавшиеся занять ее место в сердце Людовика и на Олимпе власти. Удача, казалось, выпала на долю графини Шуазель-Романэ и маркизы Куаслен. Но, если они могли успешно потягаться с потускневшей Помпадур в свежести к красоте, то по интеллектуальным возможностям сильно ей уступали. Своим нерасчетливым поведением эти молодые особы облегчили фаворитке, ставшей с 1752 г. герцогиней, задачу их удаления от короля. Но победив соперниц, она не смогла справиться с болезнью. Слабые легкие свели ее в могилу 15 апреля 1764 г., в возрасте 42 лет.
Людовик XV тяжело переживал смерть мадам де Помпадур. Вслед за ней в течение нескольких лет скончались и другие близкие королю люди — его сын и наследник престола Луи-Фердинанд, жена последнего — Мария Иозефа Саксонская, супруга самого монарха- Мария Лещинская. Это было жестоким ударом судьбы для человека, больше всего ценившего маленький уютный мирок семьи и друзей. Именно здесь он становился самим собой и вел себя естественно.
Особенно теплыми были отношения с дочерьми. Король придумал принцессам смешные прозвища, любил общаться с ними, тяжело переживал разлуку, когда они воспитывались в монастыре. Но проявлял и известный отцовский эгоизм при решении их личных судеб. Выйти замуж за подданного французской короны считалось для королевских дочерей ниже достоинства. Принцессе Гэнриэтте не позволили брак даже с герцогом Шартским из орлеанской ветви правящей династии. В результате, кроме старшей — Марии Луизы Елизаветы, вышедшей замуж за испанского инфанта Филиппа, остальные сестры остались в одиночестве.
Смерть близких подвигла короля к раскаянию. В течение нескольких лет после кончины маркизы у Людовика не было официальной метрессы, да и внимание к Оленьему парку ослабло. Апатия и меланхолия стали посещать его еще чаще, чем прежде. Портрет, написанный в ту пору Друэ, передает бесконечную грусть в глазах венценосца. Тоску развеяло знакомство с изумительной блондинкой, с пышными волосами, голубыми глазами и длинными ресницами, маленьким греческим носом. Оставив тяжелые думы, монарх пошел навстречу новой и последней любви.
Молодая особа, очаровавшая короля, родилась в 1743 г. и происходила из простой семьи. Ее дедом по матери был кабатчик, а отцом, вероятнее всего, мелкий приказчик с фермы. Воспитание и образование Жанна получила в Сент- Орском монастыре. Потом она состояла компаньоншей одной дамы, работала в магазине платья. В 20 лет познакомилась с графом Жаном дю Барри и сделалась его любовницей. В доме графа, в обществе дворян научилась искусству светской беседы, хорошим манерам. Став в 1768 г. возлюбленной короля, молодая женщина была формально выдана замуж за брата Жана дю Барри Гийома и могла именоваться графиней. После этого ее представили ко двору. Обладая легким характером и понимая настроение Людовика XV, дю Барри стремилась развеселить его, не допуская у себя серьезных и, особенно, политических разговоров.
Часть придворных невзлюбила новую фаворитку из-за низкого происхождения. Ее главным антагонистом стал Шуазель, поддержанный дочерьми монарха, его внуком- будущим Людовиком XVI и юной Марией-Антуанеттой. Другие представители знати и среди них — известный амурными похождениями маршал и герцог Ришелье и его племянник Д'Эгийон, наоборот, содействовали графине. Вскоре позиции графини при дворе стали прочными. Король демонстрировал щедрость: он назначил фаворитке ежегодное содержание в 3 млн 750 тыс. ливров. Людовик любил отдыхать в подаренном фаворитке замке Лувенсьен, наслаждаясь ее обществом [33].
Время сильных личных переживаний монарха совпало с периодом новых осложнений во взаимоотношениях абсолютизма с парламентами, с так называемым 'бретонским делом'. Резко возросший в результате войны государственный долг заставил власти искать дополнительные каналы поступлений в казну. Версаль потребовал от обладавшей фискальными льготами Бретани утроенной капитации, три двадцатины и другие платежи. Местные магистраты добивались замены этих налогов займами. Неприятие со стороны бретонских (реннских) парламентариев вызвало стремление главнокомандующего провинции — герцога д'Эгийона построить здесь новые дороги, чреватое большими расходами.
Одна из фискальных мер правительства- королевская декларация о генеральном кадастре — сопровождалась при ее регистрации в парламенте Ренна множеством оговорок и ограничений, разгневавших Людовика XV. Последовавшее 'выяснение отношений' привело 22 мая 1765 г. к отставке большинства бретонских парламентариев. Вскоре королю было отправлено анонимное и грубо оскорблявшее его письмо, причем почерк автора выглядел схожим с почерком генерального прокурора Реннского парламента Ла Шалоте — человека мстительного и вспыльчивого. В ночь с 10 на И ноября 1765 г. Ла Шалоте с сыном — тоже генеральным прокурором оказались под арестом. Против этого акта, как и против преследования своих реннских коллег, выступил Парижский парламент. Солидарность магистратов тем более раздражала Людовика XV, что демарш напомнил королю о политических претензиях парламентариев. Монарх счел нужным дать им урок и предупредить от покушений на его прерогативы. 3 марта 1766 г. в своей речи на заседании Парижского парламента он подчеркнул: 'Только в одной моей особе пребывает верховная власть' [34].
Между тем король перевел дело Ла Шалоте и его сына в Государственный совет и оно непосредственно разбиралось в Совете депеш. Здесь на заседании 22 декабря 1766 г. монарх заявил, что прекращает судебное преследование, но лишает доверия двух генеральных прокуроров, которых освободили из под ареста и сослали до конца царствования Людовика XV. В Ренне же пока действовал парламент, составленный, в основном, из креатур д'Эгийона. В дальнейшем, однако, из-за протестов общественности герцог был отозван из Бретани, а 10 июля 1769 г. восстановлен парламент в прежнем виде. Последний, в свою очередь, обвинил д'Эгийона в злоупотреблениях и с апреля 1770 г. уже Парижский парламент разбирал дело бывшего бретонского главнокомандующего. Но король не отступился от преданного царедворца, который к тому же был другом дю Барри. Он сам председательствовал во время прений и через два месяца объявил герцога невиновным. Попытки парламента возобновить разбирательство не имели успеха. Людовик распорядился вырвать из парламентских регистров все бумаги, касавшиеся обвинений против д'Эгийона. В ноябре 1770 г. он сделал еще один шаг по пути обуздания парламентариев. Был подписан эдикт, запрещавший парламентам совместные выступления, а магистратам- 'забастовки'. Подавать же ремонстрации они могли только после регистрации королевских указов.
Не все окружение Людовика XV разделяло его решимость бороться с политическими амбициями парламентов. Фактический первый министр Шуазель поддерживал хорошие отношения с магистратами. У короля накапливалось раздражение герцогом, тем более, что тот был ярым врагом фаворитки. Последней каплей, переполнившей чашу терпения монарха, явился неудачный внешнеполитический ход министра. К концу 1770 г. вспыхнул конфликт между Испанией и Англией из-за Мальвинских (Фолклендских) островов. Шуазель не просто занял происпанскую позицию, но и готов был воевать. Более осторожный, хорошо помнивший о результатах противостояния с Англией в 1756–1763 гг. король, с трудом сдерживая гнев, объявил герцогу: 'Месье, я вам говорил, что не хочу войны'[35]. Казавшийся недавно всесильным министр был отправлен в отставку и выслан в свое имение.
В это время монарх перешагнул 60-летний рубеж. Силы убывали. Казалось, что и королевская власть во Франции ослабнет. В действительности произошло обратное. В 70-е годы, в последний период своей жизни монарх действовал решительно, в полной мере проявляя политическую волю. То была линия на искоренение феодально-корпоративистских пережитков в политической и судебной сферах. Одновременно Людовик XV добивался оздоровления финансовой системы. Для проведения такого курса требовались и соответствующие помощники. Ими стали, прежде всего, канцлер Мопу и генеральный контролер финансов аббат Тэрре — люди жесткие, не склонные к компромиссу с оппонентами, не чувствительные не только к критике в свой адрес, но и к глубокой неприязни, которую они внушали общественности.
Особенно впечатляющими были меры, предпринятые канцлером и увенчавшие многолетнюю борьбу короля с магистратами. Все приобретенные должности упразднялись за выкуп. Парламенты и другие высшие суды рекрутировались на конкурсной основе. На одну вакансию выдвигалось по три кандидата, достигших 25 лет и имевших необходимое образование и практический опыт. Принципиально важным было то, что занявший место получал жалованье от государства, тогда как подношения от тяжущихся запрещались и суд становился бесплатным[36]. Предлагалось кардинальное преобразование: вместо мало зависящих от властей и сплоченных корпоративными интересами обладателей должностей появлялись чиновники, обязанные монархии и продвижением по службе, и материальным
