во мне — Бог Отец! Он может запросто проглотить их и выстрелить ими из задницы, когда захочет, прямо тебе в рожу!
— Ян, Бога ради!
Он стоит, выпрямившись во весь рост, с широко открытым ртом, издавая жуткие звуки. Потом сумасшедший лейденский блондин возвышает голос к небесам:
— Отец, послушай своего сына, снизойди к просьбе своего несчастного ублюдка: смети с брусчатки мостовых это говно собачье! Слышишь меня, лютеранин, можешь изойти дерьмом, ты утонешь в плевке Божьем, а Царствие Небесное будет нашим. Мы со всеми святыми еще будем пировать на твоем трупе!
Выстрел из аркебузы заставляет Яна окаменеть. В первую минуту я думаю, что его застрелили.
Он поворачивается к нам, с правого уха стекает струйка крови, в глазах — безумие и одержимость. Он падает — я ловлю его, не давая разбиться о землю… Он без сознания, нет, приходит в себя:
— Герт, Ге-е-е-ерт! Убей его, Герт, убей его! Он едва не оторвал мне ухо! Дай мне пистолет, я должен убить его… прошу тебя, дай! Убей его, Герт, убей, или я сам сделаю это… Он там внизу, посмотри на него, он там, Герт, пистолет, пистолет… Он погубил меня!
Я прислоняю его к стене и отдаю распоряжение нашим защитникам: пусть свяжут его, если он попытается проделать это снова.
Солнце заходит за колокольней собора. Собаки гложут кости теленка, сваленные громадной кучей в центре площади. Я установил очередность смены охраны баррикад: через каждые два часа, чтобы все могли немного поспать. Женщины устроили походные постели из всего, что нашлось под рукой, и жгли костры всю ночь. Холод сильный: кое-кто предпочел крышу над головой. Однако все решительно настроенные остались — это люди, на которых можно рассчитывать.
Мы греемся у костра, завернувшись в одеяла. Неожиданная суматоха на баррикаде, закрывающей площадь с юга, заставляет нас вскочить на ноги. Патрульные ведут к нам парня лет двадцати, вид у него испуганный, дышит тяжело.
— Он говорит, что служит у советника Палькена.
— Сенатор и его сын… их увели, они были вооружены… я ничего не мог сделать… Вердеманн… И бургомистр Юдефельдт был там, они их взяли…
— Спокойно, переведи дыхание. Кто это был? Сколько их?
Мальчишка обливается потом, я посылаю кого-то принести одеяло. Его взгляд мечется по нашим лицам, от одного к другому, я протягиваю ему чашку дымящегося бульона.
— Я служу в доме советника Палькена. Полчаса назад… с дюжину вооруженных людей ворвались туда. Их возглавлял Юдефельдт. Они силой вынудили советника с сыном пойти с ними.
— Чего они хотели от Палькена?
Книппердоллинг разъярен:
— Это один из немногих наших сторонников в магистрате. Вердеманн, Юдефельдт и все остальные лютеране ненавидят его.
Ротманна это не убеждает. Зачем нужно было устраивать вооруженное нападение? В Убервассере лютеране неуязвимы. Потом — паника в глазах Ротманна.
— Ключи!
— Что?
— Ключи, Палькену отданы на хранение ключи от северо-западных ворот города.
— Да, да. — Слуга отрывается от чашки с бульоном. — Им нужны были именно ключи!
— Гресбек, карту!
С помощью Книппердоллинга развертываю ее при свете костра. Фрауэнтор и Юдефельдертор — ворота за Убервассером, дорога на Анмарш.
— Они хотят впустить сторонников епископа в город.
Дело оборачивается хуже некуда.
Это явно читается на лицах всех и каждого. Заперты на узкой рыночной площади, отрезаны от противоположного берега Аа, где лютеране совершают мерзкое преступление, планируя уничтожить нас. Может быть, стоит предпринять вылазку? Уйти из этой клетки и сломя голову броситься в совершенно непредвиденную атаку на Убервассер? Весь город накрыла невероятная тишина: все, кроме противоборствующих сторон, заперлись в своих домах. Молча сидеть вокруг мерцающих костров в ожидании неизвестной и неминуемой участи… Кто придет в город? Три тысячи наемников фон Вальдека? Его передовой отряд, чтобы разбить нас еще до рассвета? Эта ночь даст ответы на все вопросы.
Книппердоллинг в ярости:
— Круглые идиоты! Разбогатевшие хамы! Я помню все эти красивые речи против епископа, против папистов, всех, кто трепался о муниципальных свободах, об обновленной вере… Попробовали бы они сказать мне в лицо, что собираются продаться епископу за горсть монет! Мы изгоняли епископа все вместе! Хочу сказать тебе, Герт, вплоть до вчерашнего дня никто и подумать не мог, что они сами передадут город в руки наемников. Пусть эта свинья Юдефельдт прямо скажет мне, что ему пообещал фон Вальдек! Предоставь мне эскорт, Герт, я хочу переговорить с этими негодяями!
Редекер качает головой:
— Ты сошел с ума. Их слова ничего не стоят, они думают только о собственных кошельках, это ты будешь идиотом, если потратишь время на болтовню с ними.
Вмешивается Ротманн:
— Возможно, и стоит попытаться. Но не надо идти на бессмысленный риск. Возможно, они не так сплоченны, как кажется. Возможно, они чертовски напуганы…
Посылаем два отряда. Один направляется к Фрауэнтору на юг, потом поднимается на крепостную стену — десять призраков сливаются в одно целое. Редекер — в противоположном направлении, к Юдефельдертору.
Никаких личных инициатив или бессмысленных атак — пока не стоит… Наблюдать за воротами, попавшими им в руки, контролировать любые передвижения: в город и из него. Попытаться, исходя из их действий, определить будущее. Перед обоими отрядами поставлена задача — произвести разведку и оставить наблюдательные посты на дороге к Убервассеру: чтобы мимо них и муха не пролетела и чтобы они могли в любой момент отправить курьера с новостями.
Вместе со мной эскортировать главу гильдии ткачей отправляется человек двадцать, почти все — мальчишки лет шестнадцати—семнадцати, но храбрости им не занимать, и глаз у них острый.
— Ты боишься? — интересуюсь у обладателя едва прорезающихся усов.
Он с трудом выдавливает из себя слова хриплым после пробуждения голосом:
— Нет, капитан.
— Каким ремеслом занимаешься?
— Я помощник лавочника, капитан.
— Отставить капитана, как тебя зовут?
— Карл.
— Карл, ты быстро бегаешь?
— Резвее зайца.
— Прекрасно. Если на нас нападут, меня ранят и ты увидишь, что дело плохо, не теряй время, пытаясь вытащить меня, а беги быстрее ветра поднимать тревогу. Все понял?
— Да.
Книппердоллинг, взяв с собой троих из своих людей, выдвигается вперед с белым флагом, символом перемирия. Мы следуем за ним в нескольких десятках шагов позади.
Глава ткачей уже у монастыря — он просит выслать парламентариев для переговоров. Мы останавливаемся, немного не доходя до церкви Святого Николая: пули в стволах, пращи готовы выпустить камни. Из Убервассера — никакого ответа. Книппердоллинг подходит ближе.
— Ну, Юдефельдт, давай выходи! Бургомистр недоделанный, вот как ты собираешься защищать город?! Похищаешь советника, чтобы открыть ворота фон Вальдеку? Город хочет знать, почему ты решил обречь всех нас на смерть. Выйди и объяснись по-человечески!
Кто-то подает голос из окна: