казней. Орудия и символы власти Венецианской республики должны первыми попасться на глаза любому иностранцу, произведя на него сильнейшее впечатление.
Однако сразу же после высадки я испытываю настоящее потрясение от оживленного движения, криков, скоплений народа, приветствий, ссор и споров. Возможно, это единственный район, отделенный морем, приглушающим звуки, от всего остального города.
Едва я ступил на твердую землю, меня сразу же вычислили — действительно не понимаю, по каким признакам, — как иностранца, говорящего на немецком языке. Меня окружила толпа человек из двадцати мальчишек, решительно намеренных объяснить мне, что невозможно путешествовать по Венеции, не зная ее до конца, как велик риск заблудиться и кончить жизнь в чьих-то нечистых руках или быть надутым во время обмена. При этом они пытались всеми мыслимыми и немыслимыми способами засунуть руки в мой кошелек.
— Милостивый господин, оттуда-то и оттуда-то, иди со мной, благородный господин, тебе ведь нужно где-то спать? Да? Иди со мной, сиятельнейший, я покажу тебе самый прекрасный город в мире. Где твой багаж, о великолепнейший? На почтовой станции? Плохое место, совсем не подходящее для столь благородного человека.
Голос звучит из практически беззубого рта и похож на старческий, хотя парнишка, всего за горсть монет обещавший показать мне город, выглядит не старше пятнадцати.
— Идем, идем, хочешь выпить вина? Нет? Хочешь женщину? Здесь ты найдешь самых красивых женщин от Константинополя до Лиссабона, не бойся, господин, не бойся, нет, идем, хочешь женщину? Я отведу тебя туда, где ты найдешь самых красивых, самых чистых и культурных, никакой заразы, нет-нет, самых молодых. Ты здесь по делам, благороднейший? Шелк? Специи? Нет? Я отведу тебя в нужное место, здесь рядом, идем, лучшее место, как раз для таких великих людей, как ты, синьор, купцов, идем…
Пока мы пересекаем площадь, его язык ни секунды не пребывает в покое, а как только кто-то пытается приблизиться к нам, он переходит на венецианский диалект, удерживая всех на соответствующем расстоянии, и прижимает руку к груди, чтобы показать: иностранец мой, никому не стоит его трогать.
— Следуй за мной, господин, через минуту мы придем к Риальто и к Фондако-деи-Тедески.[65] Там ты можешь поменять все свои деньги, провернуть все свои торговые дела, да. Но, если хочешь соблюсти свою выгоду, имей дело со мной: я дам тебе пятьдесят дукатов за тридцать полновесных флоринов.
Пьяцца Сан-Марко[66] не похожа на обычный городской район, скорее это бальный зал какого-нибудь палаццо, крытая палуба громадного судна, где в роли мачты выступает массивная колокольня, широкая в основании и сужающаяся кверху, на ней башня с часами, а вершина ее похожа на нос корабля: под ней мы и проходим сейчас. У подножия стоят два адмирала, готовые звонить в колокола.
— Это резиденция прокураторов Сан-Марко, великих магистров республики, она называется Прокурация. Сейчас мы подойдем к Мерчерии,[67] ты будешь покупать ткани? Специи? Я покажу тебе, где что купить и продать по хорошей цене. Хочешь вести дела в Риальто? Тогда доверься мне и не связывайся с продавцами — страшные люди, о благороднейший, бесчестные.
Не уверен, понял ли я все, что болтал мальчишка. Он говорит, глядя перед собой и не слишком часто оборачиваясь, на языке, который я понимаю с трудом среди невероятного смешения лиц и голосов. Выслушиваю возбужденное бормотание и отстаю — уже через мгновение я оказываюсь шагах в пятидесяти позади него, уносимый течением, как пробка в потоке. Я изучаю лица людей, толпящихся на этих узких улочках у магазинов и скамеек, слушаю причудливые диалекты и модуляции голоса: один язык наверняка, славянский, в другом я угадываю арабский.
Эта мощеная улочка в мгновение ока зашвырнула меня далеко-далеко от мира, который я знал до сих пор. Иногда я принюхивался к запахам специй, иногда вдыхал табачный дым, но никогда не испытывал подобного ощущения, будто нахожусь на перекрестке дорог всего мира. Здесь и сук в Константинополе, и пункт обмена лошадей в Самарканде, и праздник на улицах Гранады…
— Великий господин, ты хочешь что-нибудь купить? Спроси меня, я тебе посоветую.
Проводник вновь со мной и яростно тянет меня за рукав. Он пристально смотрит на меня настолько странным взглядом, словно начал сомневаться в моих умственных способностях.
— Идем, глубокоуважаемый? Тут так: то, что во всех городах Италии называется
Улица вновь возникает из воды, где пересекается с въездом на внушительный деревянный мост. Судя по количеству кораблей, пришвартованных к берегу канала справа от моста, кажется, мы действительно дошли до торгового центра Венеции.
— Риальто, синьор!
Впереди великолепный деревянный мост, верхняя часть которого может раздвигаться, пропуская самые большие корабли.
Справа громадная лоджия, ее внешние стены расписаны фресками, протянувшимися во всю длину дома.
— Расписано Джорджоне, о знаменитейший, и его учеником, Тицианом, ты их знаешь? Нет? Просто невероятно, синьор… Это же знаменитые живописцы, Тициан пишет для самого императора!
Во внутреннем дворе стоит приглушенный гомон торговых переговоров по крайней мере на четырех немецких диалектах. Здесь собрались люди с севера: белокурые волосы, пышные усы и громадное количество выпитого пива.
— Немецкий квартал, о благороднейший, как раз для всех твоих дел. Банки, агенты, богатеи. Видишь это агентство внизу? Агентство Фуггера, крупнейшего банкира мира, я знаю его агента, могу представить его тебе, если захочешь, синьор, он мой друг, я привожу ему шлюх, он учит меня твоему языку…
— Если бы я хотел встречаться с немцами, я бы остался в Германии, ты так не думаешь?
— Совершенно верно, синьор, дела скучны, гораздо лучше — просто получать удовольствие, разве нет? Прекраснейшие путаны…
— Мне нужно место, где я могу привести себя в порядок. Приличная постель, приличная еда.
— Где вы не будете слишком бросаться в глаза? Конечно же, великолепнейший, сказано — сделано, идем, я отведу тебя. Порядочное место, хорошая кухня, хорошие постели, прекрасные женщины… очень хорошие женщины, и никаких вопросов, Корте-Рампани, в Сан-Кассиано, идем, тут недалеко, через мост, донна Деметра будет просто счастлива познакомиться с тобой, с таким важным синьором, как ты…
— Улица де Боттаи, о славнейший синьор, мы почти пришли.
— Тут повсюду шлюхи. В этом городе женщины занимаются каким-то другим ремеслом?
— Все остальное не так выгодно, синьор. Совет хотел ограничить бордели лишь районом Корте- Рампани, но там не хватило места для всех, так что, как говорится, они закрыли на это глаза, да? Вот, постоялый двор «Винный бочонок» или «Карателло». Я представлю тебя донне Деметре.
Две девушки, стоящие на пороге, говорят что-то на венецианском диалекте: широкие улыбки и великолепные сиськи, выпирающие из-под весьма скудной одежды. Деревянный и оштукатуренный дом высотой в три этажа. Над дверью выделяется символическое изображение крошечного бочонка. Проводник проскальзывает внутрь, оставляя меня в обществе молоденьких шлюшек.
— Немец?
Я удостаиваю их легкого кивка, который они обе спешат мне вернуть. Та, что с виду помоложе, пытается общаться со мной, с трудом подбирая слова на моем языке:
— Торговец?
— Путешественник.
Она переводит это подруге, и они вместе смеются.
Обнажается роскошная грудь.
