которые он методично прикладывал — не касаясь — к симулакрическому изображению. Объект его занятий в какой-то мере напоминал представителя древнего племени, хотя и был массивнее, плотнее, не столь грациозен и отличался пониженной волосатостью.

Окружавшая их зала менялась по прихоти Великого Эйдолона. Гентуну пришлось несколько раз перейти с места на место, чтобы его чем-нибудь не опалило, обморозило или попросту раздавило. Из уважения к князю он поначалу перевел свой плащ в минимальный режим, однако теперь попытался незаметно поднять уровень защиты.

И это еще Астианакс пытался быть вежливым.

— Порой я задаюсь вопросом, — начал тот, поворачивая симулакру. — Неужели наш земной предок выглядел вот так! Он не столь симпатичен, как твои питомцы из древнего племени, разумеется… но все же более убедителен в своей неуклюжести и топорности.

— Весьма убедителен, — согласился Гентун. — Впрочем, мы никогда этого не узнаем. Архивные свидетельства давно утрачены.

— Было бы забавно сравнить, — вслух размышлял Астианакс. — Если, конечно, ты не боишься конкуренции.

Симулакра глазела на них, недоуменно хлопая ресницами.

— Как полагаешь ты, Хранитель, если я закреплю его форму и выпущу в Ярусы, он тоже будет видеть сны! — спросил Астианакс. — Станет ли он вести себя подобно нашим предкам, при каждом сновидении сбрасывая ненужные мировые линии, непройденные судьбы?

Эйдолоны редко поминали судьбу. Их внутренняя организация препятствовала появлению вариаций вдоль пятого измерения — все фатумы автоматически оптимизировались в единый путь. Такое отсутствие гибкости делало их особо уязвимыми перед лицом Хаоса.

Гентун обошел вокруг симулакры.

— Возможно, — наконец сказал он.

— Если бы удалось проследить комбинированную прядь этого создания и его племени к истоку, — продолжал Астианакс, — связать столь сенситивное, сотворенное из первородной материи животное с его ближайшими предками, сколь бы далеко они ни отстояли… смогло бы это существо дать нам свидетельства об утраченном прошлом? Впрочем, для этого пришлось бы постулировать, что его мировые линии способны стыковаться и совмещаться с аналогичными прядями ретрокаузально — подобно примитивным генетическим цепочкам.

— Такие эксперименты уже проводились, но без положительных результатов.

Гентун осторожничал: неизвестно, что конкретно знал Ратуш-Князь, или какой информацией успели обменяться Великие Эйдолоны за половину вечности, потраченной на увертки и отговорки.

— И все же именно в этом заключается твоя цель — подтверждение некоего события в далеком прошлом. Финального акта разрушения. Я прав?

— Вы никогда не ошибаетесь, — поклонился Гентун.

Астианакс заморозил симулакру, затем растворил ее.

Ком первородной массы влажно шлепнулся на платформу.

— Забавы от скуки, — сказал Эйдолон. — Разговаривал ли ты в последнее время с Библиотекарем?

— Я нанес визит в Разбитую Башню семьдесят пять лет тому назад, — ответил Гентун. — Удалось запланировать встречу по поводу Ярусов, однако до сих пор меня не вызывали.

Он отлично знал, что нет смысла прятать очевидную правду.

— Хранитель, ангелинам Разбитой Башни ты доложил о каких-то изменениях на Ярусах. Я же полагал, что найдется некто, кто и меня поставит об этом в известность. В конце концов, мы с Библиотекарем с давних пор сотрудничаем в рамках данного предприятия.

— Презренный клеврет не смеет передавать послания между Великими Эйдолонами. — Гентун знал, что над ним презрительно насмехаются. Чего еще можно ожидать от Эйдолонов? — в сравнении с Ратуш- Князем Хранитель был ничтожнее грузопеда на пыльной тропинке.

— Я слышал, что Библиотекарь до сих пор трудится над радикальным устранением наших… м-м… осложнений, — сказал Астианакс.

— С Разбитой Башни нисходит много слухов, — уклончиво ответил Гентун. — Я недостаточно информирован, чтобы знать, когда и чему верить.

Астианакс внимательно посмотрел на Хранителя. Мало что можно было утаить — любой Великий Эйдолон способен просканировать рядового Ремонтника за секунды.

— Ремонтники и Формовщицы по меньшей мере полмиллиона лет занимаются текущим штаммом древнего племени.

— Ничто из того, чем занята наша Формовщица, меня не удивляет. Она и без того крайне редко выполняет мои просьбы.

Вспышкой Астианакс дал понять, что оценил юмор. В рассеянном фоновом излучении плащ Гентуна пошел опалесцирующими пятнами.

— Порой мне кажется, что этот город никогда не удастся взять под контроль. Я чуть ли не с радостью посмотрел бы, как с этим справится Тифон.

Гентун непроизвольно передернул плечами.

Астианакс одобрительно кивнул.

— Да, Хранитель, я отчетливо вижу, что ты не настроен предавать Кальпу. Или Библиотекаря. Здесь нет тайны, Ремонтник, — лишь твое полное неведение о прошлом, о том, что же в действительности произошло между Библиотекарем и Ратуш-Князьями. Тем не менее я хотел бы получить негласный и полный отчет о положении дел на Ярусах — точную копию доклада, который ты сделаешь Библиотекарю, когда он тебя вызовет.

— Разумеется, — поклонился Гентун.

К его удивлению, Астианакс не сделал жеста, означающего конец аудиенции. Вместо этого что-то изменилось в самой зале. Ангелины вздрогнули и затуманились, перейдя на верхний уровень бдительности — и ошеломленный Гентун понял, что сейчас лицезреет коренное «я» Ратуш-Князя, который напрямую контролировал свой эпитом. Сияние глубинной ипостаси резануло по глазам. Впрочем, цветовой тон слов, изрекаемых непосредственно из ядра Ратуш-Князя, стал куда менее наглым, можно сказать, доверительным.

Ангелины сосредоточили все внимание на Гентуне — своего рода изумленное предупреждение. Столь неформальный уровень аудиенции был неслыханным — чуть ли не беседа двух равных. Такой оборот дел ангелины нашли почти невыносимым.

— Я очень хорошо помню Полибибла, когда он был одним из девов, — промолвил Ратуш-Князь. — Крошечное создание в сравнении с тем, в кого он превратился сейчас. Он пришел и вместе с благолепным даром выживания принес с собой так много беспокойств… Да, сначала я поддержал — затем попытался взять под контроль — вновь начал поддерживать нашего Библиотекаря; старался понять его планы, проникнуть в метод мышления — постичь всю его интегральную сущность. И потерпел поражение. Несть равенства даже среди Великих Эйдолонов, и я стал меньшим из двоих — тут сомнений нет. С другой стороны, Библиотекарь уже давно бы уничтожил оставшееся нам время, если бы не усилия Ратуш-Князей. Кальпа дополнительно прожила несколько сотен миллионов лет — не спорю, по большей части одно и то же, своего рода старческий умиротворенный покой после безрассудной юности и бесконечной зрелости…

Между ними вдруг возник визуальный элементаль — три фрагмента перекрученной головоломки. Состыковавшись, части сформировали шарик размером меньше сжатого кулака Гентуна, с крайне хитроумным рисунком, напоминающем плетенку.

— Прими мнемоноид, Хранитель. Сообщение или, если угодно, память, которая проявится вновь в нужный момент времени — когда времени не останется, если точнее. А до тех пор эта память будет храниться глубоко внутри, недоступная взгляду.

Гентун почувствовал, как фокус его внимания дернулся влево, затем вправо. Головоломка — стремительная юла из перекрещенных колец, обвивающих… пустоту…

Эта пустота притягивала, и на бесконечный миг его мысли словно застыли. До Гентуна доносился