чёрную гору, находящуюся более чем в пяти милях от них. Ещё большее число туристов рыскало вокруг, тщетно стремясь прорваться к горе.
Домик для прессы — времянка, похожая на хижину — располагался у главных ворот. Здесь смиренно слонялись без дела в ожидании развития событий девять тщательно отобранных репортёров.
Кроме вездесущих вертолётов, казалось, все вокруг замерло. Приближался полдень, и освещённая ярким солнцем гора стала чёрно-красной. Куски застывшей лавы словно вросли в землю; все тихо и напоминает о вечности.
Когда лопасти вертолёта, на котором Артур прилетел из Лас-Вегаса, остановились, Гордон выбрался из люка и по посадочной дорожке, покрытой песком и гравием, подошёл к Роджерсу. Полковник пожал ему руку. Артур протянул военному папку.
— Что это? — спросил Роджерс, направляясь к вагончику с электронной аппаратурой.
— Здесь бумаги с приказом вам и вашим людям держаться подальше от объекта и не предпринимать мер, грозящих нарушить спокойствие в зоне, — сказал Артур. — Я получил их в Лас-Вегасе. Распоряжения поступили от президента.
— Я уже получил подобные приказы, — заметил Роджерс. — Зачем понадобились новые?
— Президент хочет удостовериться, что вы его поняли.
— Да, сэр. Скажите ему…
— Мы не поддерживаем постоянную связь, — возразил Артур. Он огляделся и положил руку на плечо Роджерса. — Через несколько дней сюда прибудут сенаторы и конгрессмены. Подкомитеты сената, наблюдательные комитеты от Конгресса. Всё, что только можно себе вообразить.
— Я слышал, сенатор из Луизианы — Маккакой-то…
— Макгенри.
— Ах да, — вспомнил полковник. — Он выступал по радио. Призывал к импичменту.
— Это проблема президента, — холодно оборвал его Артур. — Макгенри не одинок. — Они остановились в двадцати ярдах от вагончика. Между взлётно-посадочной полосой и складом армейского оборудования пролегла тропинка. Томящиеся от скуки солдаты обложили её одинаковыми валунами, выгоревшими на солнце. — Хочу задать вам важный вопрос. Между нами. Кажется, мы здесь одни?
— Да, сэр.
— Есть ли способ разрушить корабль? — спросил Артур.
Роджерс напрягся.
— Такая возможность не обсуждалась.
— Но вы могли бы сделать это?
На лице полковника отразилась внутренняя борьба.
— Мои ребята способны почти на все, но потребуются особые распоряжения — даже для простого рассмотрения такого поворота событий.
— Я говорю неофициально, — заметил Гордон.
— Даже если неофициально, сэр.
Артур кивнул и оглянулся.
— Я собираюсь провести здесь всего лишь несколько часов, — сказал он. — У вас есть приказ, но, честно говоря, я приказов не получал. И я полагаю, что вы должны подчиняться мне. Я прав?
— Да, сэр, кроме случаев, не идущих вразрез с распоряжениями президента.
— У вас нет приказа препятствовать моему проникновению внутрь объекта?
Роджерс задумался.
— Нет, сэр.
— Я хочу попробовать.
— Это нетрудно, сэр.
— Трудно только тогда, когда идёшь первым, правда?
Роджерс чуть заметно улыбнулся.
— Я пойду по вашему маршруту. Скажите, о чём необходимо помнить и что взять с собой.
17 ноября
Голос Мери, дежурного офицера, звучал весело и взволнованно:
— Поднимайтесь и радуйтесь, — заявила она. — Вас сегодня отпускают. Я только что узнала об этом от полковника Пханя.
Эдвард лежал без сна уже в течение многих часов. В последние дни его мучила бессоница. Прохладный чистый запах замкнутого пространства палаты, казалось, проник внутрь его тела. Он уже не мог вспомнить, как пахнет обычный воздух. Минелли чувствовал себя хуже обычного. Он или что-то бормотал, или заходился в рыданиях. Эдварда переполнял гнев, беспомощный, жгучий; но злоба на всех и вся притупляла сознание и приводила его в апатию. Любые действия Эдварда, как правило, ни к чему не приводили.
— Вы лжёте, Мери, Мери, — простонал Минелли. — Мы приговорены к пожизненному заключению.
Сотрудник психологической службы военно-воздушных сил, поговорив с Минелли, заключил, что геолог страдает «нервным возбуждением на почве длительного пребывания в замкнутом пространстве». Диагноз каждого из них.
— Мы больше не угрожаем национальной безопасности? — поинтересовался Реслоу.
— Думаю, нет. Вы здоровы, а после речи президента необходимость задерживать вас отпала. Вы так не думаете?
— Я считал так в течение многих дней, — ответил Реслоу.
В десять часов появились полковник Пхань и генерал Фултон. Занавески были раздвинуты, и генерал торжественно приветствовал бывших узников, принеся извинения за причинённые неудобства. Минелли смолчал.
— Мы объявили о вашем освобождении и собрали пресс-конференцию. Она состоится в два часа дня. Для вас приготовлена новая одежда. Ваши личные вещи вам вернут.
— Дешёвый костюм и десять долларов в кармане! — заголосил Минелли.
Фултон мрачно усмехнулся.
— Вы имеете право говорить всё, что хотите. Не стоит забрасывать нас камнями — мы имели причины поступить с вами так, а не иначе. Надеюсь, вы поймёте это. Впрочем, я не ожидаю симпатии с вашей стороны.
Эдвард кусал губы, не отводя взгляда от фуражки Фултона. Потом он посмотрел в сторону окна Стеллы. Она стояла, похожая на призрак в белом свете люминесцентной лампы. Женщина заметно сбавила в весе. Реслоу тоже сильно похудел. Минелли, как ни странно, превратился почти в толстяка.
— Я взял на себя смелость и распорядился, чтобы «ленд-крузер» мистера Шоу прошёл техосмотр в нашем гараже. В машине отрегулирован двигатель, сменены масло и резина. Считайте, что это самая малость из того, что мы можем для вас сделать. Мы также обеспечили выплату вам денежной компенсации за время, проведённое здесь. Если вам потребуется лечение, обращайтесь к нам. Могу предположить, что кое-кто из вас подаст на нас в суд. — Фултон пожал плечами. — Хорошо. Через пять минут перед вами распахнутся двери. Если вы готовы к этому, я хотел бы поблагодарить лично каждого и пожать ваши руки. Моя благодарность вполне искренняя, но я не требую, чтобы вы поверили мне.
— Пожмите руку своему е…ому президенту, — прорычал Минелли. — Господи, выпустите меня.
Фултон повернулся и пошёл по коридору. Его лицо посерело.
— Вся эта история… стала самым серьёзным промахом… за всю мою карьеру, — сказал он, не поднимая глаз.
Через полчаса четверо бывших узников стояли перед железобетонными стенами Экспериментальной