много сделал на благо нашей Родины. Он отдавал все, что только мог, ведь командования у нас почти не оставалось, и ему пришлось быть настоящим командиром. Он водил нас, бойцов, в атаки, при этом уничтожал врага, он все предпринимал для того, чтобы сохранить свою живую силу и обеспечить оружием и боеприпасами. Но только я не в состоянии подробно описать Вам, чтобы это было коротко и ясно. Об этом можно написать большую книгу, очень большую…
Вы очень много знаете, но я, в свою очередь, Вам должен описать все подробности, как я помню, что происходило на моих глазах, и что я пережил в Брестской крепости. Скоро вот только соберусь немножко с силой, а то что-то никак не соображу, как это все описать.
Но Петя Клыпа 333-го арт. полка должен рассказать один из эпизодов, как они на первый день обстреливали наш 84-й с/п из пушек, так как им разведка 333-го арт. полка сообщила, что 84-й с/п разбит и в ихнем корпусе находятся немцы. Петя Клыпа должен хорошо помнить, как мы под огнем 333-го арт. полка пытались прорваться через мост в крепости через Мухавец. Петя Клыпа должен помнить, как мы возле ворот корпуса выбили немцев из подвалов, и он же должен знать хорошо нашего старшину Пенькова, так как он действительно был смел и героически дрался с немцами. Он действительно героически погиб. Хорошие боевые товарищи были Анатолий Куличенко, старшина Козубский, шофер 84-го с/п Мельников, повар Байдулов, писарь транспортной роты Хасанов Аслан, азербайджанец, и ряд других товарищей, которых по фамилии не помню. Вот хочется описать ст. сержанта 84-го с/п из Карело-Финской ССР, которого фамилию никак не вспомню. Когда нас взяли в плен немцы, при у обыске нашли у него комсомольский билет, и его немцы вывели из строя, отвели недалеко от нас и на берегу Мухавца расстреляли из автомата. Я, как только вспомню его фамилию, сообщу немедленно.
Сообщу, о ком еще вспомню…
В мае 1943 года я с группой из 20 человек бежал из лагеря в партизанский отряд имени Ворошилова, бригада им. Сталина Брестского соединения, который размещался в лесах, в районе Малориты и Домачево. В конце 1943 года я был назначен для отправки 100 человек раненых в район ст. Сарны. Задание было выполнено. На ст. Сарны раненых сдали в госпиталь, а нас направили по частям Советской Армии. Я попал в танковую бригаду г. Горький, а затем во 2-й мех. корпус генерал-лейтенанта Свиридова в качестве командира орудия в 37-й танковой гвардейской бригаде. Воевал на танке Т-34. За боевые выполнения награжден орденом Красной Звезды. В 1945 году, в декабре месяце, демобилизовался, прибыл в г. Энгельс и приступил к мирному труду. В октябре 1949 года был арестован и осужден по ст.58–1б к 20 годам трудовых исправительных лагерей с поражением в правах на 5 лет Военным трибуналом Приволжского военного округа. 13 августа 1954 года освобожден пленумом Верховного суда СССР от 16/VII-54 г. со снятием судимости. В заключении ранен совершенно невинно, у левой ноги ниже колена перебит нерв. В коленном суставе левой ноги — осколки. Орден Красной Звезды отобран, осталась только билетная книжка, где обозначен № 503 436, который желательно получить обратно. Пробыв в заключении 5 лет, считаю невинно, здоровье окончательно потерял. Вернувшись из заключения, рассчитался по месту работы, получил 200 руб. До ареста был инвалид по общему заболеванию труда 2-й группы, сейчас 3-я группа, пенсии получаю 99 рублей в месяц. Живу в полуподвальной сырой квартире, со стен течет зиму и лето. Семья состоит из двух малолетних детей и больной жены. Здоровье очень плохое, да еще гробит меня и семью моя квартира. Нуждаюсь в квартире, а также и материально.
Находясь в заключении, слышал от следственных органов, что Доценко Владимир, 125-й с/п, находится в заключении, Власкин Петр находился в заключении и там умер, Куличенко Анатолий оставался в плену, последствий не знаю. Больше ни о ком ничего не знаю.
Работаю в школе № 12 завхозом с 15 сентября 1956 года, увольняюсь по состоянию здоровья. С военного учета снят совсем по состоянию здоровья. Беспартийный.
Простите, что много написал, да и, наверное, как-то не по порядку. Все хорошо помню, но вот изложить не могу, как-то трудно все это изложить. Пишите ответ.
РОМАНОВ Алексей Данилович,
сержант, командир пулеметного отделения, секретарь комсомольского бюро полковой школы 455-го стрелкового полка.
«…Если говорить объективно о тех, кто руководил боями на Центральном острове крепости, то скажу прямо: руководили те, кто не щадил своей жизни и умел повести или направить против врага людей туда, куда в данный момент это было всего нужнее, сообразуясь с беспощадной логикой боя. Необходимо еще иметь в виду, что бои в крепости были необычными не только по своей жестокости. Приказавший, независимо от звания и должности, подчас погибал, едва успев приказать, а исполнителей приказа рассекал свинцовый вихрь, куда-то отбрасывал или всех уничтожал.
Сотни примеров можно привести из истории войны, когда вместо погибших командиров поднимались безвестные рядовые с криком «Слушай мою команду! За мной, вперед!».
Приказы в таких случаях не писались, хотя при «нормальных условиях» ведения войны действовали штабы и иные военные органы, от самых низовых до главных, генеральных и верховных.
Впрочем, в Восточном форту, на Северном острове у П.М. Гаврилова, тоже не писали приказов, а товарищи Касаткин, Скрипник и другие числятся назначенными исполнять те или иные обязанности и самоотверженно их исполняли.
Я говорю об этом потому, что вокруг приказа № 1 десятки лет ведутся, на мой взгляд, подчас бессмысленные, беспочвенные, искажающие суть дела «дебаты». (Точно так же, как они велись вокруг священной клятвы защитников крепости: «Умрем, но из крепости не уйдем».) А давно известно, что кощунствующие осквернители могут исказить великое событие, жонглируя документиками и «фактиками».
И я, с полной партийной и гражданской ответственностью, утверждаю: был приказ № 1 или не было бы его, перечислены в нем фамилии или совсем этого не было — руководили боями и воевали те, кто эти действия зафиксировал своей кровью и, чаще — жизнью.
Судить о них могут и должны люди с чистой совестью и те, кто «изучал предмет», пройдя сквозь кровавую круговерть войны.
Все это я сказал Вам, выполняя просьбу, написать объективно.
Теперь более конкретно о тех, кто «связан с руководством обороны» (пользуюсь вашей терминологией). О том, что создан штаб, я услышал ночью под 25 июня от покойного сержанта Александра Автономова: он ползал от Белого дворца к казармам нашего полка («Авось пожрать что найду и встречу кого из уцелевших наших»).
Вернулся от оттуда вместе с помощником командира стрелкового взвода нашей полковой школы Лигостаевым и, кажется, с Васильковским из химсклада. Автономов сказал: «Слава богу, появились большие командиры; говорят, полковой комиссар, капитаны, политруки, наш Красавчик (так мы между собой называли A.A. Виноградова) сколотили общий штаб». Те, что пришли с Автономовым, что-то сказали А.М. Ногаю, говорили с разными группами бойцов, лазили в подвалы. Вскоре из разных мест слышалось: «Из какого ты полка, товарищ? Какое звание? Штаб приказал».
Переписывали, кто из какого подразделения, какое у кого оружие, сколько кто имеет патронов, гранат, сколько годных пулеметов, составлялись списки раненых, устанавливались фамилии убитых, умерших от ран. Словом, начал действовать какой-то орган.
Комиссара Е.М. Фомина я не знал и во время боев в крепости не видел (Если бы увидел, наверное, запомнил бы, так как память на лица у меня неплохая). Капитана Зубачева, не зная его фамилии (там было не до знакомств и уж, конечно, никто из нас не думал о спецпроверках и перепроверках… с пристрастием), видел один раз 24 июня, когда он пробегал от Трехарочных ворот к входам в помещения 33-го инженерного полка. Запомнил его и узнал потом на фото по высокому лбу и облысевшей голове, т. к. 24/VI видел его без головного убора.
Туда же через некоторое время пробежал Виноградов, потом — смуглый человек, в котором после войны я узнал Петра Павловича Кошкарова. Анатолия Александровича Виноградова я знал до войны как начхима 455-го с.п., проходил у него химподготовку, видел его на полковых партсобраниях (он был тогда
