– Заточил, как было велено, – сказал он с подобострастием. – Какие у вас будут еще распоряжения?..

Одновременно был поднят из постели и Демаре, занимавший должность начальника Особого отдела при министерстве полиции. Обязанный вскрывать тайны заговоров, уж он-то, казалось бы, предвидел события заранее. Но Демаре не смог предвидеть, что его схватят за ноги и потащат из постели, как лягушку...

– Что ты делаешь? – заорал он на офицера Десятой когорты. – Какое ты имеешь право арестовывать меня, самого Демаре! Я тебя, сукина сына, завтра же отправлю в Кайенну!

У офицера отец умер в Кайенне, и это решило судьбу Демаре. Офицер схватил его за глотку:

– Придушу сразу! Довольно ты издевался над честными французами. Дайте ему штаны... и тащите прямо в Ла-Форс!

– Что случилось? – попятился Демаре.

– Республика! – гордо отвечал офицер когорты. – Ты арестован не мною, а – народом... Посидишь – станешь умнее...

Демаре и Паскье встретились у ворот Ла-Форса.

– Паскье, ты что-нибудь понял в этой истории?

– Понял только одно – императора не стало.

– Для нас, Паскье, добром это не кончится.

– Да! Судьба империи была и нашей судьбой...

Мишо де Бюгонь приветствовал их дружеским поклоном.

– Обещаю вам самые удобные камеры, – посулил он от чистого сердца. – До этого в них сидели два генерала – Гидаль и Лагори. Будьте любезны проследовать за мною...

Демаре отвечал майору бранью:

– Не издевайся! Неужели ты нас посадишь?

– Сажаю не я, – ответил комендант, – я лишь охраняю посаженных. Ничего, – утешил он, – и здесь люди живут.

Перед взором Паскье, словно пасть чудовища, открылась скважина секретной камеры, и он в ужасе разрыдался:

– Боже милосердный, за что?.. За что мне это?

– Ну, сударь, – сказал де Бюгонь, – с таким настроением вступать в тюрьму не советую. Тут и без вас горя хватает...

Затем, оставив всякую сентиментальность, майор де Бюгонь достал ключи, и за верными псами империи сухо щелкнули замки. Дома коменданта ожидала жена.

– Бедный Мишо, ты сегодня еще не выпил кофе.

– Все некогда. Наливай поскорее... Чувствую, день будет горячий. Интересно, кого привезут следующим?

Итак, Париж понемногу уже переходил в его руки.

Мале выслушал о занятии банка, казначейства и городской ратуши, велел Бутри оставаться на посту префекта, а сам верхом поскакал к Вандомской площади, где его ожидал Боккеямпе. На этой же площади размещался штаб парижского гарнизона, а неподалеку жил командующий войсками генерал Пьер Гюллен...

Скромный часовщик из Женевы, работавший потом в прачечных Парижа, этот Гюллен был когда-то приятелем Мале. Вместе ходили на штурм Бастилии, плечо к плечу шагали в боевых походах. Но теперь рубаха-парень стал графом империи Наполеона, женился на гордой аристократке, верой и правдой служил престолу, и Наполеон высоко ценил службу Гюллена; там, где требовались особая твердость и жесткие меры, там всегда появлялся граф Гюллен, рука которого карала беспощадно. Взята Вена – Гюллен губернатор Вены, пал Берлин – Гюллен комендант Берлина. «Я иду на Москву, – говорил Наполеон на прощание, – и ты оставайся комендантом Парижа... Если понадобится, я вызову тебя в Россию и отдам тебе азиатскую столицу». Но сейчас Гюллен охранял для Наполеона столицу Франции, и клыков этого зверя следовало бояться...

– Что будем делать с Гюлленом? – спросил Боккеямпе.

– Я решу с ним по совести, – ответил Мале...

Первая торговка появилась на площади. Генерал купил у нее лепешку с тмином, жевал ее на ходу.

– Солдат выстроить перед штабом, – приказал он. – Ни единого человека не должно выйти оттуда. В каждого, кто осмелится выбежать на площадь, стрелять боевым патроном.

Солдаты повиновались беспрекословно, оцепив здание штаба парижского гарнизона. Мале откусывал от лепешки, издали наблюдая, как маршируют люди. Потом оглянулся, с тревогой посмотрев на восток, определяя время. Солнце наплывало на Европу – в России уже начался горячий боевой полдень. И генерал Мале вдруг ощутил себя ее союзником в этой великой битве. Союзником тех безымянных мужиков-партизан, выходивших против Наполеона с вилами и рогатиной, как на волка, забравшегося в мирную овчарню. Что-то неуловимое, но вполне реальное как бы протягивалось отсюда, от Вандомской площади в центре Парижа, в заснеженные просторы возмущенной России...

– Придвиньте барабан, – велел генерал.

Тут же, под открытым небом, Мале писал на барабане помощнику коменданта столицы – генералу Дузе. Он выражал в письме полное почтение к старому солдату, говорил, что ему приятно служить с таким славным воином...

– Беги и отдай Дузе, – наказал Мале корсиканцу. – Старик произведен в следующий чин. Я слышал, он разорен процессом: ордер на сто тысяч франков обрадует его.

– Что еще? – спросил Боккеямпе.

– Тут все сказано. Дузе сразу же оповестит войска в Версале, Сен-Дени и Сен-Жермене... Смена правления и республика должны обрадовать всех честных французов.

– А ты – к Гюллену?

Мале дожевал лепешку и поднялся с барабана.

– Да, – ответил он сумрачно. – Я решу с ним по совести, как этот ренегат и заслуживает от судьбы...

В это же время Мале вручил письмо с приказом об аресте капитана Лаборда: «Он слишком непопулярен, чтобы можно было оставлять его на свободе... Лаборда немедленно арестовать!»

– Этот вреднейший Лаборд, – добавил Мале на словах, – способен испортить любую музыку. Пусть Дузе не медлит...

Пышный золоченый альков в стиле ампир укрывал графа и графиню Гюллен. Нет, что ни говори, а бывший водонос из прачечной неплохо устроил свою жизнь. Горничная внесла на подносе свежий номер газеты «Монитор», графиня сразу же развернула ее листы, отыскивая сведения из России.

– Фи! – сказала она прислуге. – Опять неровно прогрели газету: с этой стороны холодная, а здесь обжигает, как утюг.

– Ты всегда к ней придираешься, – вступился Гюллен за горничную, как и подобает демократу (хотя бы в прошлом).

– А ты всегда ее защищаешь. Тебе кажется, что я не знаю всех твоих шашней?.. Отвернись от меня, не могу слышать запах паршивой мастики. Что за гадость ты пьешь?

– Прости, моя сладость. Буду дышать в сторонку...

Он покорно отвернулся к стене и теперь едва-едва ощущал своим плоским задом нежный и горячий бок графини Гюллен.

– Опять победа! – сообщила супруга, пробегая газету. – Варвары бегут, а наш император, как всегда, торжествует!

В передней послышался странный шум, чьи-то голоса.

– Кто бы это мог быть? – насторожилась графиня. – Запрети своим подчиненным врываться в наш дом, когда они хотят.

– Это, наверное, Дузе, – вслух подумал Гюллен. – Старики, они очень любят начинать день пораньше.