Это вызвало бурное веселье Наполеона и его свиты:

– Купил? Интересно, у какого покойника?

Первую остановку Наполеон сделал в селе Троицком, здесь он скромно отметил день рождения своей сестры – Полины Боргезе. 21 октября император завтракал с маршалами в Красной Пахре, где находилось имение Салтыковых. Наполеон был задумчиво-сосредоточен, но выглядел еще бодро. Однако мысли его витали в облаках былого величия, он не мог расстаться с миром призрачных иллюзий. Именно в эти дни французы сняли осаду с Риги, отступив к Митаве, а император еще грезил о набеге на Петербург, чтобы устроить там пожар, подобный московскому.

– На худой конец, – делился он замыслами с Бертье, – мы легко можем выйти к Туле, чтобы уничтожить там ружейный завод... Что скажете на это, дорогой кузен?

– Я озабочен другим: наши фланги уже стали обтекать русские отряды, а казаки Платова неотступно следуют нашим же маршрутом, и не учитывать их близости мы не имеем права.

– Была ли сегодня эстафета из Парижа?

– Нет. Очевидно, перехвачена казаками.

– О, боги! – возмутился император...

Арман Коленкур писал: «Запоздавшие эстафеты прибыли наконец, но они принесли нам известие, что казачий корпус и вооруженные крестьяне прерывают наши коммуникации за Гжатском, причем это зло, по- видимому, разрастается...»

Коленкур продолжал: «Мы были одни. У него был озабоченный вид, и, казалось, он чувствовал потребность излить душу.

– Дело становится серьезным, – сказал он мне. – Я все время бью русских, но это не ведет ни к чему...»

После кошмарной битвы у Малоярославца император заночевал в деревне Городня. «Повелитель мира» в долгом оцепенении изучал карту русских проселков, затерянных в буреломах. Маршалы хранили траурное молчание. Наконец он встал:

– У меня нет решения. Хочу спать! Решать будем утром...

«Утром его разум ведет упорную борьбу с чувствами. В этой борьбе тают, как снег, его гигантские силы. Он, подобно женщине, падает в обморок, теряя сознание. Но вот он очнулся, и тут ему доносят, что у Боровска появились казачьи разъезды... более он не колеблется». От императора слышат:

– Наше спасение в Смоленске, на теплых квартирах...

Филипп Сегюр заметил, что при оставлении Москвы император уже обладал недостатком благоразумия, но потом ему не стало хватать даже примитивной смелости: «Он устал. Эти два казацких налета вызвали в нем чувство омерзения...»

Осень же выдалась небывало затяжной, даже благодатной, а когда морозы нагрянули, с «Великой армией» великого завоевателя было уже покончено, но – силой русского оружия! Именно на дороге к Смоленску Наполеону и суждено было узнать, что Париж целых три часа принадлежал не ему...

Кутузов писал жене: «Сегодня я много думал о Бонапарте, и вот что мне показалось... Бонапарте неузнаваем. Порою испытываешь соблазн поверить в то, что он больше не гениален!»

Было два часа ночи. Мале подошел к дверям кордегардии Десятой когорты Национальной гвардии Парижа.

– Кто идет? – окликнул часовой. – «Конспирация»...

– «Кампания»! – ответил Мале, и перед ним широко распахнулись ворота Столичной казармы.

Полковник Сулье, командир Десятой когорты, хворал. Он лежал на низкой египетской тахте, посреди ковров и разбросанной вокруг кожуры апельсинов. Полковник мутно посмотрел на вошедшего генерала и, казалось, вовсе не удивился внезапному появлению своего давнего сослуживца.

– Что с тобою, бродяга Сулье?

– Да знаешь, – зябко простонал полковник, – опять треплет лихорадка, которую я подобрал по дороге, когда переходили через болота По... А я тебя давно не видел. Говорили, ты был сильно болен. Как твои неприятности – кончились?

– Я уже выздоровел, а сейчас пронаблюдаю, как ты избавишься от своей болотной лихорадки. – Мале раскрыл портфель и бросил на тахту Сулье плотный пакет. – Для начала вот тебе чек Парижского банка на пятьдесят тысяч франков... Каково?

– Пора! – воскликнул Сулье, просияв. – Давно пора оценить заслуги таких старых драбантов, как я...

Командир когорты начал возиться с пакетом, распечатывая его, но Мале расчетливо опередил его словами:

– Послушай, ты, я вижу, еще ничего не знаешь.

– А что? – рассеянно спросил Сулье. – Разве что-нибудь случилось в Париже? Опять новости?

– Так знай, что император погиб под Москвою!

Сулье отбросил пакет и даже прослезился:

– Я знал, что с Россией нам лучше не связываться...

– Сейчас не время рыдать. Временное правительство уже готовит конституцию, а мир с Россией, а мир с Испанией – это ныне самое насущное в новой политике Франции...

– Скажи хоть, как все это случилось?

– Ты же, Сулье, хорошо знал нашего императора: он всегда крутился на своей кобыле где надо и не надо. Вот ему и досталось от какого-то казака из шайки атамана Платова.

Мале вслух прочитал командиру когорты указ сената о своем назначении комендантом всего Парижа.

– Рад за тебя, – ответил Сулье, вытирая слезы. – Наконец-то вспомнили о нас, ветеранах революции!

– А сейчас, – наказал ему Мале, – ты должен построить свою когорту полностью – как перед боем.

– Моя когорта всегда к услугам нации... – Сулье позвонил в колокольчик, вызвав дежурного капрала, чтобы тот пригласил капитана Пиккереля. – Сюда его, ко мне. И бейте сбор...

Пиккерель был помощником командира Десятой когорты.

– Милейший капитан, – сообщил ему Сулье, – радость всегда тащит за собой на аркане великое горе: меня наградили банковским чеком, а наш император пал у стен русской столицы...

И тут случилось невероятное – Пиккерель произнес:

– Ну, Сулье, у вас какие-то старые слухи! О смерти императора в Париже говорили давно. А сейчас солдаты только и болтают об этом... Неужели вы сами не слышали?

Мале с живостью повернулся к Пиккерелю:

– А что вы думаете по этому поводу, капитан?

Пиккерель от груди до пяток прозвенел саблей и шпорами.

– Я думаю так: армия засорена случайными людьми и выскочками, а сейчас, со смертью императора, возникнет давно назревшее перемещение в офицерских кадрах.

– Это время уже наступило! – произнес Сулье, потрясая перед ним банковским чеком. – Видите?

– Но меня, – авторитетно продолжал капитан Пиккерель, – беспокоит сейчас одно: императора не стало, и... Что же все французы будут делать без великого императора?

– А что вы делали, Пиккерель, когда императора еще не было у французов? – между делом обронил Мале.

– Я учился в Сорбонне, составляя атлас коровьих глистов.

– Вот и будете опять заниматься глистами...

Но Сулье все еще не мог успокоиться:

– Его уже нет с нами, и нация осиротела. Но что станет с «Великой армией»? Как она выберется из русских лесов?

– Армии не существует, – ответил Мале. – Кутузов разбил ее полностью, и часть ее, которая не погибла, разбрелась по ужасным пустыням, где ее ждет смерть от мужиков и медведей.

– Армия погибла? Вот как! – оживился Пиккерель. – Нет, – твердо решил он в эту минуту, – в таком случае глисты могут подождать, а я остаюсь в гарнизоне. Именно нехватка в армии офицеров даст всем нам