Кашинцев, Алексей Беляков и другие. На столе была приличная закуска и батарея водочных и винных бутылок разных марок. Моему появлению обрадовались, усадили за стол, налили водки, подставили закуски. В общем, из-за стола меня не отпустили. Давно мы не встречались такой компанией. Я хотел уйти – с утра опять в бой, но меня не отпустили. Александр Гущенков показал мне на дверцу вделанного в стену сейфа. Он пытался его вскрыть, но у него ничего не получалось. Я предложил взорвать дверь сейфа гранатой, но ее невозможно было прикрепить – дверца была гладкой, и выступов на ней не было. Мы стали ломами долбить кирпичную стену и наконец взломали дверцу сейфа. Ценностей там не было, а были две или три акции Петербургско-Московской железной дороги каждая стоимостью в 100 тысяч царских рублей, датированы они были началом века. Я впервые в жизни увидел акции, даже о них и не слышал в ту пору. Куда они делись потом – я не знаю, но кто-то из сидящих за столом их, видимо, взял, или выбросили.

Так как передовые батальоны ушли далеко, а автомашин у нас в роте не было, то утром солдаты раздобыли лошадей с экипажами, в основном кареты, и на них тронулись в путь. Некоторые бойцы додумались и, как дети, надели на себя фраки, цилиндры и еще какую-то чертовщину. Я вместе с ними смеялся, глядя на этот маскарад. Мимо нас проскочили машины, они остановились, и из них вышли генерал и несколько полковников из штаба нашей танковой армии. Они подозвали меня (комроты Чернышова не было), сделали мне «втык» и приказали прекратить «маскарад», но экипажи нам оставили, и мы, побросав одежду, продолжали в них ехать до встречи с другими батальонами. Наступил и наш черед вступать в бой. В одном населенном пункте мы остановились на привал для заправки танков горючим, приема пищи, пополнения танков боеприпасами. После краткого отдыха, за время которого бойцы «отоварились» сливочным маслом, сыром, жареной птицей, мы тронулись на выполнение задачи.

Я стоял за башней танка, а за мной, вплотную ко мне, стоял ротный санинструктор Братское Сердце. В это время немцы совершили артиллерийский налет. Один снаряд разорвался позади нашего танка, и его осколками санинструктор был ранен в спину. Больше никто не пострадал. Я остановил танк, мы внесли санинструктора в дом и перевязали индивидуальными пакетами. На всякий случай я оставил бойца, чтобы тот его отдал на попечение медикам и потом догнал нас, – иногда я позволял себе так поступать. Если бы не санинструктор, то осколки угодили бы мне в спину. Опять мне повезло.

На танках мы форсировали речку, кажется, Шпрее, не очень глубокую и неширокую, и ворвались в небольшой поселок, но были остановлены ружейно-пулеметным огнем из подвалов домов. Солдаты указали танковому экипажу цели, и после нескольких выстрелов танка огонь прекратился, и рота вышла на окраину этого поселка. Появился командир батальона и закричал: «Давай, Бессонов, вперед, не задерживайся!» «Оседлав» танки, мы снова тронулись в путь. Бои шли непрерывно, с короткими промежутками. Мы опять нарвались на немцев, но они, завидев атакующую цепь с танками, все до одного подняли руки вверх. Я построил это воинство в количестве 80– 100 человек и приказал сложить оружие. Это был фольксштурм – седые старики, обросшие щетиной, кричащие «Гитлер капут!». В это время подъехал замполит батальона Герштейн и кричит мне: «Бессонов, не расстреливай, не расстреливай их, Бессонов!» Как будто я всю войну только и занимался расстрелами! Я и не думал этих стариков расстреливать, у меня и в голове этого не было – живодером я не был! По моей команде немцы разобрали свои вещмешки, и я их отправил «nach haus» – домой. Некогда мне было с ними возиться. Старики немцы были этому страшно рады и быстро скрылись.

Вообще, бои были ожесточенные, немцы сопротивлялись упорно. Случай сдачи в плен такого количества солдат мне больше не встречался. Да и здесь сдался в плен только рядовой состав, новобранцы, а офицеры и младшие командиры «смылись», они нас боялись. Встречал я и 14-15-летних мальчишек, одетых в немецкую форму, родом из Западной Украины. Они обслуживали зенитные средства, действовавщие против наших и американских самолетов, и служили телефонистами, радистами, наблюдателями.

В начале апреля 1945 года к нам был направлен майор на должность заместителя командира батальона по строевой. Этого майора командующий армией генерал Лелюшенко направил за какую-то провинность в наш батальон с должности руководителя культурной частью в армии. Провоевал он у нас недолго. Как-то мы ворвались в один поселок, где немцы оказали незначительное сопротивление, стреляя фаустпатронами. Танки стали ждать, когда наша рота выбьет немцев из домов. Опять я с бойцами оказался передовым от батальона, и со мной каким-то образом оказался этот майор. Он стал требовать продвижения по этому селению, на что я ему сказал, что сейчас надо осмотреться, выявить огневые точки и только тогда мы начнем атаку. Мы зашли с ним и бойцами в дом, я подошел к окну и стал всматриваться в соседние дома. Что-то мне не понравилось, даже не знаю что, но я скомандовал: «Быстрее из этой комнаты в другую, дальнюю!» Майор сначала заартачился, но вышел вместе с нами, и тут раздался грохот взрыва, потом второй, и стало тихо. Мы заглянули в ту комнату, и оказалось, что стена, у которой мы только что стояли, разрушена фаустпатронами. Что меня спасло, интуиция? Везение? Майор снова стал торопить с атакой, но я стал его отговаривать, что сначала надо ударить по окнам домов, хотя бы из автоматов. Немцы еще не ушли из этих домов. Он мне не поверил и решил с некоторыми бойцами выбить или захватить ближний дом, говоря, что там немцев нет. И только он вышел из-за нашего дома на открытое место, как его обстреляли, ранили, и он залег в канаву и стал звать на помощь. Мы вытащили его в укрытие, перевязали, и я приказал солдатам отнести его в тыл. Майор был легко ранен в ягодицу. На прощание он сказал мне спасибо и признался, что был не прав.

После его ухода, обстреляв немецкую засаду из пулеметов, выбили фрицев из этого селения. Часть из них убежала, других в ходе штурма домов перебили, а некоторых взяли в плен. Под прикрытием огня одних бойцов другие воины достигали дома и забрасывали его через окна гранатами. Делать это нелегко, сколько для этого надо мужества и смелости! Помогли нам и танки огнем из своих орудий, цели им подсказывали мои бойцы. С потерями в личном составе, но я выполнил этот приказ. Подошел комбат. Посмеялись над ранением замкомбата в ягодицу. Под смех окружающих я рассказал, как было дело и как он стонал, получив в задницу царапину, чуть не умер с испугу и дал нам новое задание. Получили новое задание – опять вперед, впереди бригады.

Приближался конец войны, но пока Берлинская операция продолжалась, и мы каждый день вели бои, ломая сопротивление противника и теряя бойцов и технику. Ближе к Берлину население не все ушло на запад, и те граждане, которые остались в своих домах и квартирах, вывешивали белые простыни из окон, показывая, что они сдаются на милость победителей. Другие немцы сообщали нам, где окопались солдаты, кто нацист, кто издевался над нашими пленными или угнанными на работу в Германию. Всякое было.

Наступление продолжалось успешно. Иногда мы двигались сплошной колонной, в которой были и штаб бригады, и санитарные машины, и батальонные кухни. Откровенно говоря, я не любил такое скопление, оно только мешало боевым ротам. Кухня нам тоже не нужна была, питались мы за счет немецкой живности. Вот здесь воины резвились, что хотели, то и готовили. В основном напирали на птиц – гусей, уток, индеек. Реже в пищу шла свинина. В бою мы продолжали оберегать танки от фаустников и указывать им цели. Я с ротой снова вырвался на трех танках вперед, пока основные силы организовали привал. Никто не лез с указаниями, не подгонял, не грозил, не советовал – хорошо!

Днем 24 апреля 1945 года мы ворвались в населенный пункт Шмергов. Фрицы разбежались, и мы без боя, с ходу овладели этим поселком. Продвинулись немного вперед и уперлись в водную преграду – канал Хавель. Моста не было, а канал имел ширину до 150 метров и был глубоким, судоходным. До этого канала мы уже преодолели реки Бобер, Шпрее, Нейссе, каналы Тельтов, Гогенцоллер, Нуте и другие водные преграды. За этим каналом находились города Парец и Кетцин – это был конечный пункт маршрута нашей бригады. В этом районе бригада должна была соединиться с войсками 1-го Белорусского фронта, завершив окружение Берлина. Подошли основные силы нашего батальона, артиллерийский дивизион, танки, те, что остались от танкового полка. В это время 2-й и 3-й батальоны были направлены к Бранденбургу. Там они встретили сильное сопротивление противника – у немцев было много пехоты и даже танки «тигр», но совместными усилиями они в конце апреля выбили противника из города. Бой за город был напряженным, противник имел численное превосходство, но Бранденбург был взят, и противник понес большие потери. Все это я узнал позже из рассказов друзей из этих батальонов.

На берег канала пришли полковник Туркин, майоры Козиенко и Столяров и другие начальники. Стояла тишина. Комбат подозвал меня, спросил, где Чернышов, и я ответил, что не знаю. Здесь его нет, пока я один с ротой. Майор Козиенко дал мне задание подобрать добровольцев, кто умеет хорошо плавать, переплыть канал и доставить с того берега паром для переправы личного состава. Немцев не было видно, никто по нам не стрелял. Нашлись 3–4 смельчака, которые переплыли канал, на том берегу их никто не обстрелял, и они