тащить пришлось, он еле-еле ноги передвигал. Я увидел более-менее два толстых дерева, и мы за ними залегли. Налет быстро прекратился, но батальон понес потери. Подполковник Скряго пошел в штаб, а я к батальону. Хорошо, что в роте потерь не было. Только мы собрались садиться на танки, как опять прозвучала команда «воздух» и появились многочисленные самолеты противника. Солдаты бросились врассыпную по лесу, а я вместе с командиром минометной роты батальона старшим лейтенантом Анатолием Кашинцевым спрыгнул в окоп, прямо у дороги. Затем мы с ним перебежали дальше и сели в другой окоп (видимо, немцы выкопали их еще до нашего прихода). Вдруг с бруствера окопа на его дно упала крупная пуля. Когда я взял ее в руки, она была еще горячая. Опять повезло, что она нас не задела, и из-за шума налета мы даже не слышали ее свиста. Мы решили покинуть и этот окоп, убежали дальше от дороги и залегли за деревом. Солдаты тоже разбежались по лесу. Я своих потерял из виду, все спасались кто как мог. Налет был страшный. Самолеты продолжали атаки, сбрасывая бомбы, обстреливая танки зажигательными снарядами. Немецкие летчики, пикируя почти до самой земли, строчили из пулеметов. Обстреливая не только шоссе, но и лес около дороги, самолеты тройками, пятерками бросались в пике и строчили не только по танкам, но и по залегшим пехотинцам длинными очередями. Такого налета я не видел со львовских боев. Трудно сказать, сколько он продолжался, но, видимо, не менее 2–3 часов. Истребителей наших не было, было одно зенитное орудие 37-мм калибра, но оно мало чем помогло. После налета авиации мы стали собираться по подразделениям. К дороге потянулись солдаты и мы с Кашинцевым. Слышим, люди стоят около воронки от бомбы, где раньше был окоп, в котором мы укрывались, и ведут разговор с упоминанием наших с Анатолием фамилий. А тут как раз и мы появляемся, и притом живыми. Тогда стали гадать, кто же погиб в этом окопе, и решили, что это шофер грузовой автомашины. Опять мне повезло – интуиция и везение, конечно, меня спасли.
Стали разбираться с потерями. Потери были значительными и в людях, и в технике: сгорело больше десятка грузовых автомашин и несколько танков. Около одного танка Т-34 разорвалась бомба, его приподняло немного, и всей своей массой он опустился на людей, которые укрывались под танком, а танковое орудие чуть не вырвало из башни, поставив его в вертикальное положение. Видимо, крупная бомба разорвалась, если взрывной волной стронуло с места и приподняло тридцатитонную махину. Убитые и раненые были среди десанта, шоферов автомашин, экипажей танков, и мы обыскали лес в поисках оставшихся раненых и убитых. К счастью, у нас в роте, да и в батальоне, погибли единицы. Раненых собрали около санитарной машины, чтобы затем отправить в госпиталь. Когда мы привели себя в порядок и смогли продолжать марш, колонна вышла из этого злополучного леса. Впереди было чистое поле, и мы стремились быстро его преодолеть, боясь повторного налета немецкой авиации. И на самом деле, появилось три истребителя «Мессершмитт». Но тут проявил пример храбрости и мужества зенитный расчет 37-мм скорострельной пушки. Расчет быстро изготовился к стрельбе, и когда самолеты стали пикировать на нас, открыл огонь трассирующими снарядами. Первый «мессер» не выдержал и отвалил в сторону, таким же порядком поступили и два других самолета. Я стоял за «Студебекером» и видел, как трассирующие снаряды точно летели по цели. Самолеты сделали еще два-три захода, но не выдержали огня зенитной установки и скрылись. Молодцы ребята, не испугались самолетов и тем самым заставили немецких летчиков прекратить атаки на колонну. Надо сказать, что в этой ситуации десант не разбегался от дороги, а стоял под прикрытием танков или автомашин и тоже наблюдал бой: «кто кого». Нервы не выдержали у немцев, им не хватило смелости в борьбе с нашими бойцами-зенитчиками. Когда самолеты улетели, мы тронулись вперед, надо было наверстать упущенное. Я со своим взводом, а вернее с ротой, не был в передовом дозоре. Иногда командир батальона майор Козиенко давал команду: «Бессонов, вперед» – и показывал по карте маршрут движения, куда надо выйти и где остановиться, поджидая основные силы и батальона, и бригады, но это случалось уже реже, чем раньше.
В этот раз командира роты Николая Чернышова опять не было с ротой. Комбат вызвал меня и поставил задачу роте и пулеметному взводу Федора Попова из пулеметной роты батальона выдвинуться вперед на трех танках. Здесь же был командир танкового полка Столяров и командир бригады полковник Туркин – он вернулся из госпиталя после ранения в конце февраля 1945 года, когда фаустник расстрелял его бронетранспортер. Мне так не хотелось опять быть первым: солдат мало осталось, и надо было хоть этих сберечь до конца войны, но приказ был отдан, и его надо было выполнять.
Продвигались мы нормально, все было спокойно, и, как всегда, «но вдруг» мы были обстреляны, не доходя до леса. Танки остановились, десант спешился. Все встали за танки – надо было разобраться, что к чему. Противник вел огонь в основном ружейно-пулеметный с опушки леса правее шоссе. Надо было быстрее выбить его с занимаемых позиций, потому что за нами двигалась вся бригада. Лейтенант Попов тоже спешил взвод, снял с танка свои два пулемета «максим», и мы приготовились атаковать немцев, но их расположение в лесу не было видно. Мы договорились с танкистами, что они на малой скорости будут двигаться вперед, а десант под прикрытием танков пойдет за ними, и по два бойца на каждом танке будут прикрывать танки от фаустников, имея лучший обзор, чем изнутри танка.
Так потихоньку мы стали двигаться на противника. Достигли посадки фруктовых деревьев, они вовсю цвели – был конец апреля, в это время в Германии было тепло. За этой посадкой до леса было чистое поле. Взвод Попова и наша рота дальше не пошли и залегли в этой посадке. Снайперы противника вели прицельный ружейный огонь. Танки тоже остановились, испугавшись фаустников. Им не хотелось умирать, а нам разве хотелось? Позже выяснилось, что фаустников у противника не было, а были только 8-12 снайперов. Пулеметный взвод Попова открыл огонь по лесной опушке, и половина роты, 12–14 человек, по моей команде бросилась в атаку, а остальные, примерно столько же бойцов, вели огонь с места. До леса было открытое поле. Бойцы ворвались в окопы фрицев, часть из них перебили, другие убежали, а одного захватили в плен. Фриц был упрямый, когда мой солдат подбежал к окопу, он выстрелил в него в упор, но хорошо, что только легко ранил в плечо. Фрица вытащили из окопа и привели ко мне, он был вооружен снайперской винтовкой. Я был злой после атаки, поэтому накричал на немца в основном по-русски, а потом раза два треснул ему в ухо. Нашего раненого солдата перевязали. Это был сильный, смелый воин, из украинских партизан. РПД (ручной пулемет Дегтярева) в атаке он всегда держал наперевес и на ходу вел огонь. Обычно из этого пулемета огонь ведут лежа, так как его вес с заряженным магазином 12,5 кг. Жалко, что его фамилию я забыл.
Я кое-как стал допрашивать фрица, поскольку знал немного по-немецки. Он имел 14 наград и один орден – «Железный крест» ему вручал лично Гитлер. Против Красной Армии он воевал давно, чистый наци, член немецкой фашистской партии. Он получил от меня еще одну оплеуху. Вообще, я пленных не бил и не расстреливал, а здесь сорвался.
Подошли основные силы бригады, в том числе наш батальон. Я доложил командирам роты и батальона о результатах боя и о пленном фрице. Прибежали разведчики бригады, чтобы забрать немца, я их послал куда подальше, но комбат приказал передать его разведчикам, мол, это указание полковника Туркина.
Дальше в лес бригада не пошла, так как получила новое задание – наступать в другом направлении. Только колонна вытянулась на шоссе для дальнейшего движения, как появились наши штурмовики Ил-2. Они, видимо, приняли нас за немцев и стали разворачиваться в боевой порядок, а было их не менее 20–25 самолетов. Солдаты выбежали с шоссе, стали махать пилотками, руками и даже кричать. Ракет, чтобы показать, что мы свои, у нас не было. Наконец кто-то дал зеленую ракету, за ней еще несколько, и это нас спасло от больших неприятностей. Ведущий группы понял, что мы свои, и отвернул самолет с боевого курса, его примеру последовали и другие летчики. Они собрались в группу, помахали нам крыльями и ушли на выполнение другого задания. Хорошо то, что хорошо кончается.
Бригада тоже отправилась на выполнение своего задания. Возможно, что впереди уже шел не наш батальон, а другие батальоны бригады. Об их действиях в войну я ничего не знал, поэтому умалчивал о них в описании операций. У меня сложилось мнение, что наш батальон всегда был первым в боях и наша рота тоже. Только знаю, что и они несли потери, участвуя в операциях бригады, иначе не могло и быть. Как-то так получилось, что в дальнейшем бои мы вели попеременно, по очереди: один батальон ведет бой, другой в резерве, а третий вроде как отдыхает, ожидая своей очереди вступить в бой.
В один из таких дней наш батальон не участвовал в бою, бой вели 2-й и 3-й батальоны. Мы расположились около нескольких домов на обочине дороги. Солдаты залегли после ужина спать, и я забрался под автомашину, подложил соломы и тоже крепко уснул. Вечером, скорее уже ночью, меня нашел Александр Гущенков – командир пулеметного взвода роты, разбудил меня и потащил в дом перекусить. В доме, куда мы зашли, застолье было в полном разгаре. Вокруг стола сидело 7–9 человек: Анатолий
