Помешал развитию конъюнктур приход Вратислава. Остерман потянулся к козырьку, чтобы опустить забрало, как перед боем.

– Вена, – улыбнулся он входящему послу, – очевидно, опять встревожена: отдам ли я ей старый должок в русских солдатах?

– Не только это. Вена озабочена и долгим вдовством русской государыни. Кондиций, запрещающих ей брак, уже не существует!

Вице-канцлер потянул на себя теплое одеяло. «Анна, – думал, – и в замужестве будучи, меня при себе сохранит. Но коли муж у Анны объявится, потеха будет с графом Биреном!..»

– Кого же Вена сватает для России? – спросил спокойненько.

– Русский царь будет молод, храбр и красив…

«Хорошо бы еще и глуп», – сразу решил Остерман.

– И… глуп! – утешил его Вратислав, расхохотавшись.

Остерман двинул морщинами лба, и козырек упал ему на глаза. Бой так бой! По всем правилам турнира…

– Опять эти гнойные fluxion a los ofos, – пожаловался он на зрение. – Однако, – добавил, морщась, – если Вена предлагает в русские цари немца, то хочу предупредить: русский народ еще не успел оценить превосходства немцев!

– Вена учла и это, – отвечал Вратислав. – Древний дом Габсбургов – не только немцы. И русский царь… Ха-ха! Вот уж, граф, никогда не догадаетесь – как его зовут?

– Не знаю, – сознался Остерман.

– Дон Мануэль, инфант Португальский… Каково, граф?

Остерман вынул из-под одеяла руку и прищелкнул пальцами:

– Германии не стоит торопиться в этом вопросе, когда дело касается династических осложнений в России, и без того запутанных еще со времен Петра Первого…

Вратислав откланялся, а Остерман, подумав, велел Розенбергу пригласить на дом врача Николаса Бидлоо:

– Я, кажется, опять… умираю.

Скоро примчался курьер от рижского губернатора: в Риге высадился некий принц, который назвать себя отказался. И ныне принц гонит лошадей прямо на Москву. Таинственный принц ехал налегке, без свиты. Наперехват ему были посланы генерал-адъютанты. Принц себя по-прежнему не называл и рвался далее…

– Пуф! Это пуф! – притворно удивлялся Вратислав. – Нас просто дурачат!

Но сказочный принц уже велел доложить о себе.

– Не забудьте напомнить ея величеству, – сказал он, – что, в случае брака с русской императрицей, я получаю в наследство два острова – Минорку и Майорку, из которых мы любовно образуем отдельное райское королевство…

Анна Иоанновна и не знала, что такие острова существуют. Бог с ними! Но женишок-то – вот красавчик! Ну до чего же мил… В селе Измайловском девки глаза на него просмотрели: «Петушок ты наш, лапушка-то какой… Охти тошно мне!»

– Германской империи, – язвил герцог де Лириа, – мало иметь одного лакея в России – Остермана, теперь немцы решили въехать в Россию на брачной постели…

Дон Мануэль Португальский огляделся: вокруг немцы. И язык немецкий. И трости в руках австрийские. Тогда инфант ляпнул свою первую глупость.

– Я тоже не испанец, – признался он. – Я тоже немец…

Вина он стерегся, не табашничал. Но зато играл в карты. Денег у него не было. Расплачивался за инфанта, конечно, Вратислав. А все внимание инфанта было устремлено на русский престол. Там сидела Иоанновна – матка! Красный платок она скинула, брови намазала, щеки нарумянила… Сорок лет для женщины – возраст самый опасный, можно ждать победы инфанта! Безумный возраст!

Между тем дон Мануэль повсюду не переставал хвастать:

– Мы образуем особое королевство на Минорке и Майорке! А это значит: апельсины в России сразу подешевеют…

Апельсины – его приданое. Габсбурги скупы и расчетливы: им хотелось приложить гигантскую Россию к двум крохотным островкам Балеарского архипелага. Бирен и Левенвольде, два соперника, сошлись в ревнивом комплоте, чтобы сообща избавиться от третьего. Бирен ругал Остермана:

– Эта вестфальская скотина плохо кончит! Неужели он, по слабости ума своего, думает, что мы хотим занять его место?

– Смешно! – горячился Густав Левенвольде. – Зачем нам с тобой быть вице-канцлерами? Разве нам плохо и так?

– Да! – злился Бирен. – Нам и так совсем неплохо…

Надо было спасать Россию от инфанта. Но… как? Сами не могли придумать и позвали барона Иоганна Альбрехта Корфа.

– Безбожник Корф, – сказали ему, – ты был самый умный на Митаве… Можешь призвать все силы ада, только помоги нам!

– Вылезайте сами! – ответил Корф в ударе. – В прошлый раз вы передали должность умника остолопу Кейзерлингу!..

Соперники позвали на совет и барона Кейзерлинга:

– Послушай, Герман! Мы тебя знаем, как самого умного на Митаве… Ну-ка докажи это! Как избавить Россию от инфанта?

– О, великий боже, – закатил глаза к небу Кейзерлинг. – Но это же так просто! Один только разок покажите инфанту цесаревну Елизавету Петровну, и, уверяю вас, завтра вся Португалия переедет в слободу Александрову…

Инфант был доставлен в Александрово. Выпив деревенского пива, цесаревна целый день качалась с инфантом на качелях. Вверх – вниз, вниз – вверх, а столбы – скрип-скрип, а в ушах ветер – свисть-ввысь!.. Устоять перед красотой Елизаветы было невозможно, и дон Мануэль забыл про царицу. Целыми днями теперь пропадал он в деревне. Но эти амуры обернулись ему боком. Анна Иоанновна, как женщина и царица, была глубоко оскорблена. Как? Блудящую с солдатами Лизку предпочли ей, императрице… Она отменила все ассамблеи, парадное платье закинула в сундук и опять надела красный бабий платок.

– В монастырь! – закричала. – Заточу Лизку там на веки вечные, а всех любовников ее изведу… Пущай едет! Куда глаза глядят!

Анна Иоанновна подарила инфанту на прощание драгоценную саблю, и дон Мануэль понял, что все кончено…

– Минорка и Майорка, – пролепетал он в ужасе.

Но перед ним уже склонился изящный Левенвольде:

– Лошадей для вас мы заложили, принц!

Остерман тут же выздоровел, и его снова навестил Вратислав.

– Русский двор, – сказал он обиженно, – совсем не приучен к тонкой политике. Императрицу нам осчастливить не удалось. Но Вена помнит, что у нее есть племянница, дочь Екатерины – герцогини Мекленбургской, и ей уже пошел тринадцатый год…

– Опять инфант? – испугался Остерман.

– Нет, – возразил Вратислав. – На этот раз самый настоящий немец. В вопросах альковных мы больше не станем церемониться!

Колеса кареты выкатили инфанта прочь за рубежи русские, и тогда Бирен перевел дух:

– Фу… фу! Как он напугал нас, этот петух… Остерману я этого не прощу. Ягужинский все-таки станет генерал-прокурором, и я буду счастлив видеть, как полетит пух от Остермана…

Павел Иванович граф Ягужинский был сделан генерал-прокурором. Зорко осмотрелся он в рядах чиновных: кого бы привлечь в помощь себе? И вытянул наружу секретаря Анисима Маслова.

– Ты да я, – сказал Ягужинский, целуя Анисима Александровича в лоб, – мы толщи боярской поубавим. Весь Сенат отныне под рукой моею. Я генерал-прокурор, а тебе быть, Анисим, при особе моей в обер-