На площадке остановился и замер, сдерживая дыхание: в темной глубине корабельного днища блуждал холодный и острый луч чужого фонаря. Блеклые отсветы падали на лицо неизвестного человека, освещая нависшие на лоб мокрые пряди волос. Не замечая Платова, он висел на рукоятках громадного штурвала, и тяжелое колесо вращалось, скрипя ржавыми шестернями.

«Открывает другой кингстон», – пронеслось в голове старшины, и сразу где-то за переборкой загудело, зашлепало. Транспорт еще больше накренился на борт. Человек подошел к другому штурвалу, спокойно поставил фонарь на палубу и…

– Стой! – закричал старшина и, грохоча по железным ступеням трапа, сбежал вниз.

Человек скрылся за паровую турбину, тяжело дышал там, в темноте. Но старшина уже вцепился в штурвальное колесо и, переступая ногами по рукоятям, стал закрывать кингстон…

Рев воды за переборкой уже стихал, меньше кренился на борт тонущий транспорт, когда большой гаечный ключ, резанув воздух, разбил фонарь. Стало темно, как в могиле. Платов бросился вперед, но человек, лязгнув клинкетом, исчез в бортовом бункере. Было слышно, как он закрывается изнутри.

Платов, выпятив руки вперед, на ощупь пошел к выходу и сразу же уткнулся в переборку. «Черт, куда я иду? Неужели запутался?» Холодный озноб опоясал спину. Сплошная темнота трюма обступила его плотным немым кольцом.

Корабль продолжал погружаться.

Палуба уже стояла наклонно, ноги скользили по ней, срываясь вниз, в какую-то бездонную пропасть. Было обидно – до слез обидно! – умирать здесь, в этом громадном железном гробу, среди голых бездушных машин. Хотя бы умереть на виду у людей под яркими родными звездами!..

Внезапно наверху выросла узкая щель голубого света, – его друзья, он понял это, стреляли ракетами в небо. Ударяясь об острые углы механизмов, Платов пошел по направлению освещенного люка. Внизу что-то рухнуло. Днище, вставая на дыбы, тяжко покатилось в сторону, и в лицо вдруг освежающе ударило солеными брызгами. Еще мгновение – и Платов наконец перевесился наружу. Верхняя палуба стояла почти вертикальной стеной, и он выглядывал из люка, как в чердачное окно гигантского рушащегося дома.

Мордвинов подошел к Пеклеванному, смотревшему в ночной океан.

– Товарищ лейтенант, матрос из команды «Гринвича» просится на мостик.

– Что ему?

– Не знаю. Поговорить, наверное.

– Разбудите заместителя командира по политчасти. Он спит в штурманской рубке…

Самаров после тяжелого сна долго не мог понять, о каком матросе идет речь. Наконец понял и велел позвать англичанина к себе. Тот явился, осторожно держа перед собой забинтованную руку.

Это был Томми Стирлинг.

– Я вас слушаю, – сказал Самаров, предлагая матросу сесть рядом с ним.

– Господин сублейтенант, – начал говорить Стирлинг, поглядев на погоны Самарова, – для того чтобы вам было понятно все, позвольте я раскрою перед вами нехитрую механику этого последнего рейса «Гринвича»… Во-первых, пароходные компании: в случае потопления транспорта они получают крупный страховой куш. Во-вторых, вернувшись к земле без своего корабля, команда вознаграждается за риск. В- третьих, матросы просто врут чиновникам о своих погибших богатствах. У меня, может, была всего одна куртка, а я скажу, что имел два чемодана белья, золотые часы и прочее, и все это будет оплачено мне с процентами… Теперь вам, наверное, понятно, почему мы привыкли покидать корабли даже с ничтожными пробоинами.

– Мне это было понятно давно, – ответил Самаров, протягивая матросу портсигар.

– Не знаю, – пожал плечами Стирлинг, – может, я напрасно рассказываю вам это, но однажды я имел честь участвовать в бою с немецкими миноносцами на доблестной палубе вашего корабля. Я видел смелость ваших матросов и слишком уважаю вас, чтобы позволить себе скрыть свои подозрения…

– Что вы можете сообщить?

– Я хочу сказать, что «Гринвич», несмотря на повреждение, может затонуть только в одном случае…

– А именно? – насторожился Самаров.

– Если… открыть кингстоны.

– Говорите все. И быстрее.

– Я ничего не знаю, но один из сорока восьми матросов – матрос Хиггинс – пропал с корабля…

– Последний раз вы его видели где?

– В кубрике. В кубрик пришел мистер Мюр и долго уговаривал о чем-то Хиггинса…

Рванув дверь, Самаров выскочил из рубки. Перескакивая через три ступеньки, взбежал на мостик.

– С транспорта ракета! – неожиданно закричал Мордвинов.

Длинная лента огня прорезала темноту, вытягиваясь узким рыжим пламенем. Описав траекторию, повисла над мачтами и рухнула прямо на мостик, рассыпавшись яркими брызгами. Матросы бросились в разные стороны, потом снова сошлись и, как по команде, стали затаптывать ракету ногами.

– Помощник, остаться здесь! – крикнул Рябинин, бросаясь к трапу.

Тревога пронзила «Аскольд» сверху донизу, от киля до клотика. Когда Прохор Николаевич прибежал на корму, там уже собралось человек десять матросов во главе с боцманом.

Транспорт погружался в воду носом, медленно задирая в небо корму.

Назревала катастрофа…

Неожиданно внутри «Гринвича» раздался оглушительный треск и грохот. Это от железобетонного фундамента оторвались паровые котлы и полетели вниз, разрывая стальные переборки, как тонкую бумагу. «Гринвич» на глазах у людей раскололся пополам.

Кормовая часть его, почти не поврежденная, гулко шлепнулась днищем об воду и тут же быстро выровнялась, обратив к «Аскольду» белую водонепроницаемую переборку. А носовая, постояв с полминуты вертикально, с шумом и свистом пошла под воду.

Алеша Найденов сильным взмахом топора перерубил последний, толщиной с руку, буксирный трос, и «Аскольд» облегченно вздрогнул.

И не успели матросы опомниться, как Рябинин уже скомандовал:

– Боцман, готовить новые буксиры!.. Подвахтенные – на лебедку, спустить шлюпку…

Шлюпка подвалила к борту «Аскольда», с трудом сдерживаемая на волнах. Варенька Китежева, перегнувшись через поручни, всматривалась в расплывчатые силуэты гребцов, пытаясь разглядеть среди них матросов авральной группы.

– Все живы? – крикнула она.

И голос Платова, веселый и хриплый, ответил из-за борта:

– А что с нами станется?.. Живы еще!..

Через полчаса патрульное судно «Аскольд» снова пошло вперед, волоча за собой кормовую половину транспорта.

Тепрель Мюр проснулся в полночь. Крадучись, он вышел из каюты и всмотрелся в темь. Повернутый вперед кормою, «Гринвич» шел по-прежнему за «Аскольдом». В кубрике Мюра встретил транспортный боцман с большим сизым носом, к которому бы так здорово подошло кольцо из ноздрей вождя какого-нибудь дикарского племени в Африке.

Увидев капитана, он стал бить спящих матросов цепочкой от дудки, приговаривая:

– Эй, джентльмены и милорды, вставайте!..

Но Мюр сказал:

– Не будить, – и отвел боцмана в угол. – Хиггинс где? – спросил он тихо.

– Хиггинс не вернулся.

– Так. А те трое?

– Хм… С теми все в порядке. Вот передают вам. Говорят, забыли…

Боцман вынул из рундука клетку с попугаем, подал ее капитану. Тепрель Мюр машинально взял клетку и поднялся на палубу.

– Джиги, джиги, – сказал ему попугай из-под крыла, куда он спрятал от холода свою клювастую голову.

И это ругательство, которому Тепрель Мюр сам же и научил попугая и которое когда-то забавляло его,