П.Л. Капица — Л.П. Берии

«26 апреля 1939

Прошу освободить из-под стражи арестованного профессора физики Льва Давидовича Ландау под мое личное поручительство.

Ручаюсь перед НКВД в том, что Ландау не будет вести какой-либо контрреволюционной деятельности против Советской власти в моем институте, и я приму все зависящие от меня меры к тому, чтобы он и вне института никакой контрреволюционной работы не вел. В случае если я замечу со стороны Ландау какие- либо высказывания, направленные во вред Советской власти, то немедленно сообщу об этом в органы НКВД.

П. Капица».

Возможно, со временем откроются новые обстоятельства этого странного дела. Пока в нем еще остаются загадки. И самая большая из них — листовка. Затем — Павел Коган. Та же израильская газета, которая напечатала статью Михаила Хейфеца, поместила открытое письмо к нему Игоря Губермана в защиту поэта-лейтенанта, погибшего на войне:

«Ты с очевидностью польстился на сенсацию, Миша, но, даже располагая исчерпывающими и неопровержимыми документами (а не сплетнями из третьих рук), ты был бы не прав, публикуя узнанное тобой», — говорится в этом письме.

Губерман справедливо утверждает, что нельзя кого бы то ни было обвинять в чем-то лишь на основании догадок. Ландау, Румер и Корец были кем-то преданы.

По-видимому, подбирались к Ландау, а его приятели попали за компанию с ним. Корец получил десять лет, в лагере ему добавили еще десять: только в 1958 году он вернулся в столицу. Разумеется, так же, как и Румер, он вне подозрений.

Главное действующее лицо этой истории, Ландау, вряд ли смог бы пройти лагеря и ссылку. В последние недели своего пребывания в тюрьме он уже с трудом ходил.

В конце апреля 1939 года небезызвестный Кобулов, начальник следственной части НКВД СССР, тот самый Кобулов, который лет пятнадцать спустя был расстрелян за зверства в отношении заключенных, подписал приготовленную следователем справку, из которой явствует, что еще 8 апреля того же года он допрашивал Ландау и тот «от всех своих показаний как от вымышленных отказался, заявив, однако, что во время следствия мер физического воздействия к нему не применяли. На мой вопрос: почему он целый год подтверждал свои показания, а сейчас от них отказался, Ландау не мог дать какого-либо вразумительного ответа».

Ничего удивительного, не мог же он, в самом деле, сказать, что таким образом избежал побоев. Но самый факт, что следователь отмечает как нечто исключительное, что к арестованному не применяли мер физического воздействия, то есть не истязали, весьма красноречив. Это — тоже черта времени.

Настало 28 апреля 1939 года, годовщина ареста Ландау. В тот день Кобулов подписал постановление суда, решившее его судьбу. Вначале повторяется бред о вредительстве, которым якобы занимался Ландау, о том, что он добровольно во всем сознался. Затем говорится, что он изобличен во всех названных преступлениях. А вот дальше следует интересное:

«Однако, принимая во внимание, что:

1. Ландау Л.Д. является крупнейшим специалистом в области теоретической физики и в дальнейшем может быть полезен советской науке;

2. Академик Капица П.Л. изъявил согласие взять Ландау Л.Д. на поруки;

3. Руководствуясь приказом народного комиссара внутренних дел Союза ССР, комиссара государственной безопасности I ранга тов. Л. П. Берия об освобождении Ландау на поруки академика Капицы,

постановил:

Арестованного Ландау Л.Д. из-под стражи освободить, следствие в отношении его прекратить и дело сдать в архив».

Из моего дневника:

«Сегодня, 22.1.70, Кора устроила день рождения Ландау. Еще она позвала Кирилла Симоняна и Данина. Но они не пришли. Были только Капица с женой, Голованов, Валерий Генде-Роте и я. Надо сказать, что игра стоила свеч. Я спросила Капицу, с кем он говорил в Кремле, чтоб освободили Дау. Петр Леонидович рассказал:

— Написал Сталину, говорил с Молотовым. Объяснил, что я открыл явление сверхтекучести, теоретически обосновать это никто, кроме Ландау, не может. Молотов сказал: «Хорошо, Ландау мы освободим. Но вам придется съездить поговорить в Наркомвнутдел». Я говорю: «Хорошо». Через несколько дней входит ко мне мужчина в пальто. Я говорю: «Почему вы в пальто?» Он снимает — форма НКВД. «Вы что, своей формы стыдитесь?» — «Вас вызывают на Лубянку. За вами приедут ночью». Первый раз приехали в двенадцать ночи. Водили-водили по коридорам, водили-водили, разговора не было. Второй раз — снова в двенадцать. Опять коридоры, двери, стража. Говорил с Кобуловым и Меркуловым. Кобулов говорит: «У вас трудная задача. Вот его дело. Ознакомьтесь». Я говорю: «Знакомиться мне с ним ни к чему. Объясните мне только одно: мотивы преступления». И вот ничего сказать не могли. Я с ними два часа разговаривал.

Он умолк, и в наступившей тишине Кора спросила:

— Анна Алексеевна, что с вами было, пока муж находился в НКВД?

— Я все время простояла у окна…»

Еще раз хочется сказать о смелости Капицы. Она беспримерна. Думаю, что друг Дау Александр Иосифович Шальников ошибался, утверждая, что Петр Леонидович потому так настойчиво требовал освобождения Ландау, что он просто не совсем понимал, с кем имеет дело, и что тут происходит. Живя постоянно за границей, Петр Леонидович привык к другим порядкам: ему и в голову не могло прийти, что человеческая жизнь ничего не значит, что Сталину ничего не стоит смести с лица земли и его самого, и любого другого жителя Страны Советов.

Разумеется, огромное значение сыграло и заступничество Нильса Бора, выраженное в весьма ненавязчивой форме, и скромное поведение самого заключенного. Отчасти положительное решение дела Ландау объясняется и сменой руководства: Ландау арестовали при Ежове, а выпустили при Берии. Когда Берия возглавил НКВД, он пересмотрел некоторые дела, ускорив их решение. Кроме того, выяснилось, что Ландау физик-атомщик.

Надо отметить, что между Дау и Капицей дружеских отношений не было. Внешне соблюдались все приличия, этим дело и ограничивалось. В одном из своих интервью зарубежной прессе академик Виталий Лазаревич Гинзбург, хорошо знавший их обоих, откровенно заявил:

«Спас его Капица, добился выдачи на поруки, и огромна в этом заслуга Петра Леонидовича перед физикой. Но, честно говоря, Капица обращался с Ландау грубо. Я сам был тому свидетелем и даже спросил Ландау, как он такое терпит, а он ответил: Капица перевел меня из отрицательного состояния в положительное, и я бессилен ему возражать…»

Ландау довольно редко говорил о тюрьме. Надо сказать, что у него был определенный взгляд на все эти вопросы:

— Тридцать седьмой год был для нашей страны чем-то вроде страшной средневековой эпидемии чумы. Это — стихийное бедствие. Меня оно тоже коснулось, но, по счастью, я остался жив.

Спустя почти четверть века после смерти Ландау, 23 июля 1990 года, был подписан окончательный документ по делу Льва Давидовича Ландау:

Вы читаете Лев Ландау
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату