Он молчал.

Я знал, в чем дело. Я видел бумагу от герцога Альбы в комнате инквизитора. Она вовсе не обязывала дона Хуана действовать так, как он действовал. Он, очевидно, заглядывал в будущее и хотел зарекомендовать себя у нового начальства. Солгать ему мне не хотелось. Я мог добыть приказ о пропуске от дона Альвара, когда он связанный лежал на полу. Но мне не хотелось, чтобы он знал, какой дорогой я пойду. К тому же я был почти уверен в Гарции.

– Сеньор, – начал я, – вы знаете, какие приказания отданы. Вы знаете, что не всегда в них бывает полная ясность.

– В моих ясность была всегда. Не знаю, как в приказах дона Альвара.

Наверху послышался шепот нескольких голосов.

– Не могу, сеньор, – промолвил опять Гарция.

– Послушайте, дон Хуан. Если вы не откроете ворота, я буду штурмовать их. Мы только что взяли приступом одни и еще не успели остыть от битвы. У меня достаточно сил, но мне не хотелось бы обнажать оружие против моих бывших людей, если этого можно избежать. Я слишком часто водил их в бой. Я прошу только пропустить нас. Я видел эти бумаги от герцога и полагаю, что ответственность за это не может пасть на вас.

– Я не могу, сеньор, – повторял Гарция.

А между тем этот человек был обязан мне жизнью.

Опять наверху послышались какие-то голоса. На этот раз они звучали громче, и в них слышались угрожающие ноты. Слышно было, как лязгало железо. Затем опять стало тихо.

Вдруг маленькие ворота внизу медленно открылись, и из них вышло с дюжину моих солдат под предводительством седобородого сержанта. Он подошел ко мне и отдал честь.

– Сеньор, мы желаем получать приказания только от вас. Мы слишком долго служили с вами, чтобы иметь над собой новое начальство.

– Спасибо, Родриго. Но я только прошу пропустить меня. Я не могу уже принять вас под свою команду. Я низложен и бегу на север. Прощайте, Родриго. Еще раз благодарю вас.

– Чем мы провинились перед вами, сеньор, что вы хотите оставить нас?

Я был тронут.

– Родриго, я еду к принцу Оранскому, к еретикам.

– Нам все равно. Моя сестра была сожжена инквизицией в Сарагосе. Отец погиб таким же образом в Перес каждый из нас мог бы припомнить что-нибудь подобное, о чем не хочется говорить. Мы легко обойдемся и без черных ряс.

То была правда. Подбирая себе людей, я строго смотрел за тем, чтобы в их числе не было набожных ханжей. На таких нельзя полагаться: достаточно одного слова их духовника, и они способны изменить вам.

– Мы уже с незапамятных времен не видели королевского золота, – продолжал старый солдат. – То, что мы получали, было только нашим жалованьем. Если бы не вы, мы давно бы уже удрали ко всем чертям. Теперь мы готовы идти за вами и не будем спрашивать, куда вы нас поведете. Не так ли, братцы?

– Так, так! – раздались голоса. – Да здравствует дон Хаим де Хорквера!

Эхо повторило этот крик в темных сводах ворот.

Мои глаза стали влажны второй раз в жизни. Не все еще меня покинули, нашлись еще люди, которые в меня верили. То были простые люди – каталонцы, баски из Наварры и мавры из окрестностей Альпухары. У многих из них, без сомнения, на совести были такие дела, о которых они предпочитали умалчивать, но я никогда не расспрашивал своих людей о их вере и о их прошлом, если они были храбры и надежны. Говорили, что я был суров до крайности, но, очевидно, я не был плохим начальником.

– Вы все согласны на это? – громко и ясно спросил я. К этому времени сошло вниз еще несколько солдат, остальные находились на бастионах.

– Подумайте хорошенько о том, что вы хотите сделать!

– Мы уже подумали, – отвечала сотня голосов. – Да здравствует дон Хаим!

И опять этот крик повторился в сводах ворот.

Я поклонился им:

– Спасибо вам, молодцы. Я не забуду этого часа. Теперь садитесь на коней и следуйте за мной, как бывало прежде.

Они выбрали лошадей, которых заранее по моему приказанию держали наготове недалеко от ворот.

– Что вы сделали с доном Хуаном? – спросил я сержанта.

– Мы связали его и оставили наверху. Как прикажете с ним поступить, сеньор?

– Оставьте его. Он сам выбрал для себя судьбу и, быть может, очень умно.

Когда я вышел за ворота Гертруденберга, около меня опять были мои старые солдаты – единственное, что мне осталось от былого величия и силы, – с которыми я когда-то вступил в этот город. Мои надежды были похоронены и остались теперь позади.

Мы быстро двигались вперед в течение часа или двух. Вдруг из арьергарда прискакал всадник: женщины и раненые не могут ехать дальше, если не дать им отдохнуть. Рано или поздно нам все равно надо было остановиться, чтобы дать отдых коням. Поэтому я приказал сделать привал.