Но сознание у нее было таким ясным, каким не было уже давно. От сильного потрясения исчезла привычная в последнее время вялость, и Марина думала теперь быстро, лихорадочно. Она открыла сумку – слава богу, паспорт лежал на дне. Но денег у нее с собой не было – то есть была какая-то мелочь, но не больше, это она точно знала. Марина вообще не любила носить с собой много денег, а сегодня все они остались в квартире на Полярной улице…
«Хотя бы на билет до Орла, – с тоской подумала она. – Господи, какая же я дура, ну что стоило взять с собой побольше! А так – какие-то копейки на мороженое…»
Подойдя поближе к фонарю и присев на корточки, Марина вытряхнула прямо на асфальт содержимое сумки. Кажется, там дырка была в подкладке, не завалилось ли под нее? Она быстро ощупывала дно сумки, пытаясь найти хоть что-нибудь.
Вдруг что-то твердое оказалось под ее пальцами, и Марина чуть не вскрикнула от радости. Правда, она тут же поняла, что это наверняка не деньги, завалившиеся под подкладку, и все-таки с каким-то судорожным ожиданием Марина рванула шелковую ткань.
На руке у нее лежало кольцо – тонкий серебряный ободок, большой овальный камень. Она едва не заплакала – к чему оно ей сейчас? И в ту же минуту она вспомнила человека, который положил это кольцо перед нею на стол, – и стремительная надежда мелькнула в ней!
«Что он говорил тогда? – торопливо вспоминала Марина. – Боже мой, ведь я совсем выпотрошенная тогда была, это же он так и сказал – выпотрошенная… Что еще он тогда сказал? Визитка, да, визитная карточка, он сказал, чтобы я позвонила… Сколько времени прошло с того дня – неделя, месяц?»
Марина покопалась в кошельке – визитной карточки в нем не было. Ее охватило такое отчаяние, как будто от этого человека, имени которого она не могла вспомнить, зависела сейчас ее жизнь. А может быть, так оно и было. Вся ее жизнь зависела сейчас от того, сумеет ли она вырваться из заколдованного круга, в который сама себя загнала…
«Я попрошу его одолжить денег, – лихорадочно размышляла она, в который раз перетряхивая содержимое сумки и ощупывая подкладку. – Только на билет до Орла, не больше. Или лучше куда-нибудь подальше, чем до Орла. Куда-нибудь на Север! Но ведь это все равно не так уж много!»
Она вдруг вспомнила слова Иветты: «Я найду тебя и верну, где бы ты ни была», – и поняла, что самое простое – найти ее в Орле. Но об этом она думать сейчас не могла: не могла утратить последнюю надежду…
«Я положила ее в карман! – вдруг вспомнила Марина. – Ну конечно, машинально опустила в карман платья, даже не посмотрела на нее! А кольцо положила в сумку потом, когда уже уходила…»
Расстегнув плащ, она достала из кармана своего светло-зеленого «рабочего» платья глянцевый квадратик. Шеметов Алексей Васильевич. Телефон, факс… И еще один телефон, твердым почерком записанный внизу.
Марина достала из сумки карточку и огляделась в поисках телефонной будки.
Гудки звучали и звучали в трубке – без ответа.
«Да ведь он спит, – поняла она. – Ведь сейчас ночь, конечно, он спит, зачем же я звоню сейчас?»
Она уже хотела повесить трубку на рычаг, как вдруг длинные гудки прервались.
– Да, слушаю! – ответил голос, в котором Марине послышалось раздражение.
– Это Марина. Марина Стенич, – сказала она, в одно мгновение осознавая нелепость своего ночного звонка совершенно незнакомому человеку. – Алексей Васильевич, вы не помните меня?
– В общем нет, – ответил он. – В общем и в целом. Но неважно. В чем дело?
Голос у него был совсем не такой, каким его помнила Марина. Правда, она и помнила его едва-едва, но сейчас ей показалось, что голос у него какой-то замедленный, как будто он с трудом разжимает губы.
– Извините, что я беспокою вас ночью… Я хотела только спросить, не одолжите ли вы мне денег на билет? Может быть, хотя бы немного, чтобы я могла сегодня уехать…
– Да, – сказал он. – Да, продолжу, сейчас. Извините, это не вам. Какой билет, куда уехать? Что-то я не соображу, не соображу…
– Я Марина, – повторила она. – Помните, вы были у меня в студии вместе с вашим приятелем, которому жена мешала, и потом еще раз приходили, принесли мне кольцо?
– Интере-есно, – протянул он все тем же замедленным голосом. – Ничего я сейчас не помню, нич-чего… И помнить ничего не хочу!..
– Извините… – произнесла Марина. – Извините, я напрасно вас побеспокоила…
– Девушка, погодите! – тут же прозвучало в ответ, и голос стал немного тверже. – Никакого беспокойства! Это вы меня извините, я просто сейчас… не в форме для разговора. Давайте перенесем его на завтра, а? – Не слыша ее ответа, он повторил: – Не кладите трубку! Поговорим завтра, вы поняли? Где вас найти?
– Я не знаю, – ответила Марина. – Я стою на улице… Не знаю, на какой улице!
– Все, девушка, делаем та-ак, – голос его то становился тверже, то снова растягивался. – Я передаю трубку охраннику, вы ему объясняете, где находитесь и в чем вообще дело, и он решает по обстановке. А я говорить с вами сейчас не буду.
Где-то далеко – неизвестно вообще, где – шла чужая жизнь, и зачем она вдруг ворвалась в нее среди ночи?.. Марина едва не заплакала и собиралась уже прекратить этот странный разговор, когда в трубке зазвучал другой голос:
– На какой, говорите, улице? – спросил этот другой. – Да говорите же, говорите, чего вы молчите?
– Я… – Марина взглянула на Триумфальную арку, темнеющую невдалеке. – На Кутузовском, рядом с аркой.
– Значит, так, – распорядился тот. – Вы сейчас выходите к такой большой булочной, знаете? Там еще ресторан рядом, ночная охрана. Выходите и стоите, ждете меня. Я подъезжаю через пятнадцать минут,