Йенг Ли принялся изучать деревню в свой полевой бинокль, а его люди присели и закурили сигареты. Деревня была построена на склоне горы. Поток бежал через нее, и вода отводилась в водоемы на нескольких возделываемых террасах, которые вели к монастырю. Никаких признаков жизни не было ни на крутой спиральной улице, ни у водоемов. Долину покрывали большие камни, которые при необходимости могли служить прикрытием, но Йенг Ли не ждал вооруженного сопротивления. Опустив бинокль, он подал своим людям знак следовать за ним.

Они под прикрытием перешли каменный мост группами по двое под прикрытием стрелков. Если защитники деревни собирались открывать огонь, то сейчас для этого было самое время и место. За мостом улица петляла вверх по склону. По обе ее стороны стояли каменные лачуги, многие из них превратились в руины и были явно покинуты. По мере того, как они двигались по каменной улице, держась обочин и укрываясь за разрушенными лачугами, Йенга Ли все больше и больше беспокоил непонятный отвратительный запах. Он знаком приказал патрулю остановиться и стал принюхиваться.

В отличие от своих коллег из западных стран, Йенг Ли получил свое место в результате тщательного отбора благодаря высокому уровню интуитивной самоадаптации и был впоследствии обучен изобретать и открывать, казалось бы, фантастические возможности в любой ситуации, отдавая в то же время должное прозаическим и практическим сторонам вопроса. Он развил в себе отношение к вещам одновременно пытливое и бесстрастное, живое и безразличное. Он не знал, когда началась его подготовка, поскольку в Академии 23 она проводилась в контексте повседневности. Он ни разу не видел своих учителей: их инструкции передавались ему посредством серий реальных жизненных ситуаций.

Йенг Ли родился в Гонконге и жил там до двенадцати лет, поэтому английский стал его вторым родным языком. Потом его семья перебралась в Шанхай. В раннем отрочестве он читал американских писателей- битников. Эти книжки привозили в Гонконг и продавали из-под прилавка книжного магазина, который, вроде бы, не вызывал никакого интереса со стороны властей несмотря на то, что хозяин магазина занимался еще и валютными махинациями.

Шестнадцати лет отроду Йенга Ли направили в военную академию, где он прошел интенсивную боевую подготовку. Через полгода его вызвали в офис полковника и объявили, что он покидает военную школу и возвращается в Шанхай. Поскольку он всецело посвящал себя тренировкам и показал блестящие результаты, он спросил у полковника, не вызвано ли это недостаточным прилежанием с его стороны. Полковник смотрел не на него, а словно вокруг него, будто очерчивая в воздухе глазами его силуэт. Он ответил расплывчато, что, хотя стремление угодить своим начальникам и похвально, другие соображения в отдельных случаях ценятся еще выше.

Йенг Ли наткнулся на этот запах, как на невидимую стену. Он остановился и прислонился к стене какого-то дома. Так мог бы пахнуть протухший металл или металлические экскременты, решил он. Патруль все еще находился на разрушенной окраине деревни. Один из бойцов корчился в мучительных приступах рвоты, лицо его покрылось потом. Он выпрямился и двинулся к потоку. Йен Ли остановил его:

– Не пить воду и не мочить в ней на лицо. Этот поток протекает через город.

Йенг Ли сел и еще раз посмотрел на город в полевой бинокль. Жителей деревни всё так же нигде не было видно. Он опустил бинокль и начал обследовать деревню, выйдя из своего тела – на Западе это «астральным путешествием». Теперь он двигался вверх по улице, ружье наизготовку. Ружье могло стрелять энергетическими волнами, и он чувствовал, как оно трепещет в его руке. Пинком он открыл одну из дверей.

С первого же взгляда он понял, что допрос проводить бессмысленно. Он не получит никакой информации на вербальном уровне. Мужчина и женщина находились в конечной стадии какой-то болезни, их лица были до кости изъедены фосфоресцирующими язвами. Пожилая женщина была мертва. Следующая хижина содержала пять трупов, все старики.

Еще в одной хижине на подстилке лежал юноша, нижняя часть его туловища была прикрыта одеялом. Ярко-красные пузыри плоти примерно в дюйм высотой, выраставшие кучками, покрывали его грудь и живот, начиная от лица и шеи. Опухоли были похожи на экзотические растения. Йенг Ли заметил, что они сочились янтарным соком, который въедался в плоть, оставляя люминесцирующие язвы. Почувствовав присутствие Йенга Ли, юноша повернулся к нему с медленной улыбкой идиота на лице. Он выгнулся дугой и принялся поглаживать одной рукой наросты на плоти, в то время как другая рука скользнула под одеяло и поползла к промежности. В другой хижине Йенг Ли увидел сцену, которую быстро стер из своей памяти.

Йенг Ли направился к монастырю. Там он остановился. Ружье в его руках внезапно стало тяжелым и твердым, поскольку Йенга Ли покинули силы. Несмотря на все свои тренировки, он не был готов к потоку смертоносной эманации той интенсивности, что тихим и долгим дождем изливалась из монастыря выше по склону. Монастырь, должно быть, содержит смертоносную силу, вероятно, некую форму радиоактивности, а может быть, излучение расщепленных психических клеток. Йенг Ли предположил, что болезнь, поразившая жителей деревни, порождалась радиоактивным вирусом. Он знал, что на Западе проводились сверхсекретные исследования в этом направлении: еще во время Второй мировой войны Англия разработала радиоактивный вирус, известный под названием Судный Клоп.

Вернувшись в свое тело, Йенг Ли взвесил все свои наблюдения и подозрения. Что это было, то, что он заметил и от чего поспешно отвернулся? Миниатюрные существа, как прозрачные козявки, въедающиеся в пузыри плоти… и кое-что еще… Он не стал слишком сильно напрягаться, зная, что биологическая защитная реакция отгораживает его от знания, которое он не сможет усвоить и с которым не сможет справиться. В монастыре, наверное, находилась лаборатория, а деревню использовали как полигон. Каким образом специалисты предохранили себя от радиации? Лабораторией управляли на расстоянии? Или специалисты были иммунизированы небольшими дозами облучения? Не содержала ли лаборатория изощренную систему СОР?

Он взял радиотелефон:

– Говорит Праязык, у нас ЧП.

– А именно?

Голос полковника был холоден, проникнут отвлеченным нетерпением. При патрулировании курсанты должны были полагаться на собственные силы и радировать только в экстренных ситуациях. Йенг Ли перечислил всё, что увидел в деревне, и описал эманацию смерти, исходящую от монастыря.

– Она подобна стене. Я не могу через нее прорваться. Мои люди тем более…

– Выходите из деревни и разбивайте лагерь. Взвод санитаров и санитарный инспектор уже в пути.

Доктор Пирсон был благоразумным наркоманом и ограничивал себя тремя уколами в день, полграна на каждый укол – благодаря этому он мог не скрываться. К концу восьмичасового рабочего дня он бывал склонен к небрежности, поэтому, когда он получил этот срочный вызов, он надеялся, что всё это не займет слишком много времени и не приведет к сверхурочной работе. Конечно, он всегда мог сунуть полграна под язык, но это было накладно; кроме того, он любил лежать в постели, когда вмазывался, и чувствовать, как волна разливается от затылка вниз к бедрам, в то время как он пускает сигаретный дым в потолок. Потянувшись к сумке, он заметил, что ободрал суставы пальцев. Он не мог вспомнить, где и когда – такое бывает, когда не чувствуешь боли.

– Похоже на корь, доктор.

Доктор посмотрел с неприязнью на лицо мальчика. Он терпеть не мог детей, подростков и животных. Слово «симпатичный» отсутствовало в его эмоциональном словаре. На лице мальчика были красные кляксы, но для кори они были слишком велики…

– В общем, положите его сюда, сестра, что бы это ни было… подальше от других пациентов. Меня не волнует, если они заразятся, но так положено по правилам.

Мальчика вкатили в палату. Пальцами, холодными от омерзения, доктор откинул простыню, обнажив мальчика до талии, и заметил, что на том не было штанов.

– Почему он голый? – рявкнул он на санитаров.

– Он такой и был, когда его подобрали, доктор.

– Ну, можете что-нибудь на него надеть… – Он снова повернулся к санитарам. – Что вы здесь встали? Убирайтесь! А вы, сестра, на что вы там пялитесь? Выпишите палату в изоляторе.

Он всегда начинал беситься, когда его подобным образом доставали, но стоило ему уколоться, и он приобретал холодное обаяние дохлой рыбы. Доктор повернулся к мальчику, лежащему на кровати. Его долг