один из них был в раскрытом до пояса раззолоченном плаще, открывавшем его могучую коричневую грудь и живот, с парой пистолетов, отделанных серебром и абордажной саблей за поясом. Он был заметной внешности: белокурые волосы, собранные в пучок на затылке, аристократические черты лица, осанка настоящего лорда и изысканные манеры.

Капитан Джонс выступил вперед.

– Я – капитан Джонс, хозяин «Великого Белого».

– А я – капитан Строуб, второй капитан «Сирены», – сказал юноша.

Они в высшей степени дружелюбно пожали друг другу руки. Насколько я могу судить, они не впервые виделись. Я сразу же понял, что этот «захват» был ими запланирован. Строуб получил ключи от оружейной. Обернувшись, он заверил нас в том, что нам нечего бояться за свои жизни. Он возьмет на себя управление кораблем и установит курс, его люди встанут под командование мистера Келли, квартирмейстера. Он указал на юношу в серых коротких штанах, который облокотился на перила, неподвижный, как статуя; лицо юноши не выражало ничего, бледно-серые глаза обращены к снастям. Мы продолжим действовать под командованием мистера Томаса.

Несколько мальчиков спустились в лодку и стали передавать мешки, содержащие, очевидно, личные вещи команды. Когда лодка была очищена, Строуб провел капитана Джонса и близнецов де Фуэнтес к трапу, и два мальчика, сев на весла, повезли их на «Сирену». Затем капитан Строуб открыл маленький бочонок с ромом, а мальчики достали из своих мешков кружки. Вкрадчиво приблизившись к нам, явно что-то имея в виду, виляя своими попками, они пустили по кругу маленькие глиняные трубки.

– Гашиш. Очень хороший.

Когда пришла моя очередь курить, я ужасно закашлялся, но вскоре почувствовал подъем духа и оживление воображения – вместе с покалыванием в паху и в ягодицах. Появились барабаны и флейты, мальчики стали танцевать и в танце скидывать с себя одежду, покуда не танцевали совершенно голые по ярким шелковым шарфам и платьям, разбросанным по палубе. Капитан Строуб стоял на корме, играя на серебряной флейте, и звуки словно падали с отдаленной звезды. Только мистер Томас, стоя рядом со Строубом, казался абсолютно невозмутимым. На секунду его тучная фигура стала для моих глаз прозрачной – возможно, иллюзия, вызванная наркотиком.

Мистер Томас разглядывал «Сирену» в свой телескоп. Наконец, получив сигнал, что их паруса подняты, он отдал приказ поднять парус и на «Великом Белом». Весьма удивительно, но мы оказались в состоянии выполнить приказ без труда, поскольку эффект гашиша был таков, что от одних действий к другим можно было переходить без труда. Келли отдал такой же приказ на неизвестном языке танцующим мальчикам, которые теперь вели себя на манер моряков – кто голый, кто с шарфом, обмотанным вокруг бедер: выполняя приказание, они распевали странные песни. Итак, паруса были спешно подняты, и мы отправились в путь, куда – я не знал.

У некоторых мальчиков есть гамаки, и они спят на палубе, но мы зачастую ложимся по двое на койку на полубаке. Поскольку теперь у нас удвоенная команда, появилось много свободного времени, и я смог в некоторой степени ознакомиться со странной историей этих мальчиков-трансвеститов.

Некоторые из них – танцующие мальчики из Марокко, другие из Триполи, Мадагаскара и Центральной Африки. Есть несколько из Индии и Ост-Индии: кто-то служил на пиратских судах в Красном море, где они грабили равно торговые суда и других пиратов, а действовали они так: несколько человек примыкают к команде корабля, продавая свои прелести и тайком занимая все ключевые позиции. Затем корабль встречает явно невооруженное судно с грузом красивых женщин, все они поют и развратно танцуют, обещают морякам свои тела. Лишь оказавшись на борту, «женщины» выхватывают спрятанные пистолеты и абордажные сабли; одновременно их сообщники делают то же самое, и тут «Сирена» раскрывает свои пушки – так что корабль, бывало, брали без единой потерянной жизни. Зачастую мальчики нанимались коками – в этом искусстве они все непревзойденны – и затем наркотиками одурманивали всю команду поголовно. Однако молва об их операциях распространилась молниеносно, и теперь они улепетывают равно от пиратов и от морских патрулей, поскольку они, как говорят французы, brule – спалили – район Красного моря.

Келли рассказал мне свою историю. Он начал свою карьеру как морской купец. Из-за какого-то спора он убил квартирмейстера, за что был пойман и приговорен к повешению. Его корабль в то время стоял в гавани Танжера. Приговор был исполнен на рыночной площади, но какие-то пираты, которые присутствовали при этом, срезали Келли, отнесли на свой корабль и откачали. Считалось, будто висельник, которому затем вернули жизнь, не только принесет удачу предприятию, но также и оградит от судьбы, которой сам избежал. Когда Келли еще находился без чувств, пираты втерли ему красные чернила в пеньковые следы, так что с тех пор казалось, будто у него на шее красная веревка.

Пиратским кораблем управлял шкипер Норденхольц, беглец из голландского флота, который все еще мог провести свой корабль, как честный купец, под голландским флагом. Вторым в командовании был Строуб. Едва они покинули Танжер, направляясь в Красное море через мыс Доброй Надежды, как вспыхнул бунт. Команда была не согласна с выбранным направлением и замыслила направиться в Вест-Индию. Они к тому же испытывали презрение к Строубу, как к женоподобному денди. Однако после того, как он убил пятерых вожаков, они были вынуждены пересмотреть свое мнение. Мятежная команда была затем высажена на берег, и на судно взяли команду акробатов и танцующих мальчиков, поскольку Норденхольц уже разработал план, как их можно использовать.

Келли утверждает, что изучил секреты смерти на виселице, и это дало ему непревзойденные способности в сабельном бою и такую сексуальную удаль, что ни одна женщина и ни один мужчина не могут ему противостоять, за исключением капитана Строуба, которого он считает более, чем человеком.

– Voici ma lettre de marque, – говорит он, щупая пальцами след от веревки. (Lettre de marque – каперское свидетельство – выдавалось частным лицам их правительством, давая им разрешение грабить вражеские суда в качестве наемной боевой силы, оно отличало их от обычных пиратов. Такое свидетельство зачастую, но ни в коем случае не всегда, спасало обладателя от виселицы.) Келли говорит мне, что один вид его пеньковых следов вселяет в его врагов такую слабость и такой ужас, какие может вызвать лишь поединок с самой смертью.

Я спросил у Келли, на что похожи ощущения висельника.

– Сначала я ощутил величайшую боль из-за веса своего тела и почувствовал, как мой дух в странном смятении яростно рванул вверх. Когда он достиг моей головы, я увидел яркое зарево, которое, казалось, полыхнуло из моих глаз.

Затем я потерял всякое ощущение боли. Но после того как меня срезали, я почувствовал такую нестерпимую колющую и стреляющую боль оттого, что моя кровь и мой дух возвращались в тело, что я пожелал, чтобы те, кто срезали меня, были повешены сами» [3].

Читатель может недоумевать, как я выкроил время, чтобы написать этот отчет во время морского путешествия на набитом людьми полубаке. Все дело в том, что я каждый день делал очень короткие заметки, намереваясь расширить их позже. Теперь у меня есть два часа безделья каждый день для того, чтобы восстановить свои заметки, поскольку Строуб выдал в мое распоряжение письменный стол и канцелярские принадлежности, будучи по каким-то причинам заинтересованным в том, чтобы напечатать мой отчет.

Каждый вечер все мальчики раздеваются и моются в тазах с соленой водой, в это время происходят различные сексуальные игры и соревнования. В одной из таких игр каждый мальчик кладет на палубу золотую монету, и тот, кто извергнет семя первым, выигрывает все золото. Другие соревнуются и на расстояние.

Поскольку на борту вдоволь пороха и пуль, мы провели несколько состязаний с пистолетами и мушкетами. Я выиграл кое-какое золото, проявляя осторожность, чтоб не превзойти Келли, хоть я и уверен, что мог это сделать. Чувствую, что он может оказаться опаснейшим врагом. Здесь много такого, чего я не понимаю.

Вернувшись в Нью-Йорк, я звоню Гринам из своего лофта. Я вложил 5 тысяч долларов только в одну систему сигнализации. Окна – из небьющегося стекла с задвигающимися щеколдами. Дверь – два дюйма цельной стали из старого банковского подвала. Это создает ощущение безопасности, словно