год без пищи? Укусы насекомых стали менее мучительны, хотя насекомые кусали его так же часто. Кто знает, быть может, со временем он привыкнет и перестанет так мучиться. Медленно распутывал он свои веревки. Вдруг появились крысы. Насекомые были гадки, но крысы были просто ужасны. Они начали бегать по всему его телу, визжали и дрались. Морисон застонал и попробовал сесть. Он подобрал ноги под себя и встал на колени, затем нечеловеческим усилием поднялся на ноги. Так он стоял и покачивался, весь покрытый холодным потом.

— Боже, — прошептал он, — чем я заслужил?..

И замолк. Он вспомнил девушку, которая находилась здесь же, в этой же проклятой деревне. Нет! Он заслужил свои муки!

Он стиснул зубы и решил молча терпеть и не жаловаться. Вдруг из соседней палатки донеслись до него гневные голоса. Один из голосов был как будто женский. Может быть, это голос Мериэм? Говорила, по-видимому, по-арабски. Морисон не понял ни слова, но интонации голоса были знакомые. Это она!

Он ломал себе голову, как привлечь ее внимание? Ведь если она развяжет его веревки, они убегут! Но согласится ли она бежать с ним? Если она любимая дочь могущественного шейха — зачем же ей убегать? Как узнать все это? А все это так необходимо знать!

В доме Великого Бваны он не раз слышал, как Мериэм под аккомпанемент Моей Дорогой пела английскую песенку: 'Ой, тучи, ой, черные тучи!'. Возвысив голос, Бэйнс запел эту песню. Из палатки тотчас же донесся взволнованный голос Мериэм.

— Прощайте, Морисон! — кричала она. — Если небо смилуется надо мной, то завтра меня не будет в живых! А если я останусь в живых, то мне предстоит участь хуже всякой смерти!

Затем послышался гневный мужской голос и шум борьбы. Бэйнс похолодел от ужаса. Он судорожно рванулся изо всех сил, стараясь освободиться. Усилие его не пропало даром: веревки поддались. Через минуту одна рука была свободна. Затем он освободил и вторую. Нагнувшись, он развязал ноги и вышел из хижины. Громадный негр загородил ему дорогу.

Когда Тантор высадил Корака на берег реки возле деревушки шейха, человек-обезьяна покинул своего огромного товарища и по вершинам деревьев помчался туда, где, как сказал ему швед, находилась Мериэм. Было уже темно, когда он добрался до изгороди. Теперь изгородь сделалась выше и крепче, и уже не было дерева, склонявшего свои ветви над нею. Впрочем, Корак с легкостью мог пролезть там, где обыкновенный человек принужден был бы отступить. Он закинул петлю веревки на заостренный столб и через секунду был уже наверху. Никого не было видно. Корак бесшумно соскользнул на землю и очутился по ту сторону изгороди.

Он приступил к тайным поискам в деревне. Прислушиваясь, прокрался он к палаткам арабов и как тень среди теней беззвучно двигался вдоль темных хижин. В воздухе стоял запах табачного дыма. Корак понял, что арабы курят перед своими палатками. Но его заслоняли палатки, и арабы не видели его. Вдруг он услышал смех, а с другой стороны деревни донеслась знакомая мелодия: 'Ой, тучи, ой, черные тучи!'. Корак остановился в замешательстве. Кто бы это мог петь? Голос был мужской. Он похож на голос молодого англичанина, оставленного Кораком на берегу реки. Затем раздался скорбный женский голос — это был голос Мериэм. Корак стремительно помчался на звук голосов.

После ужина Мериэм легла на свою койку в женском отделении богатой палатки шейха; этот угол был занавешен драгоценными персидскими коврами. Здесь помещались только Мериэм и Мабуну, так как жен у шейха не было. Мериэм вспомнила свое невеселое детство: тогда, как и теперь, в женском отделении палатки спали только она да Мабуну.

Вдруг шейх раздвинул ковры и вошел к ним. Его белая фигура ясно выделялась в полумраке палатки.

— Мериэм! — крикнул он, — ступай сюда! Девушка встала и вышла из палатки. Освещенный костром у входа, на ковре, сидел Али бен Кадин, брат шейха, и курил. Шейх стоял перед ним. У шейха и Али бен Кадина был общий отец, но мать Али бен Кадина была рабыней-негритянкой с западного берега. Али бен Кадин был стар, безобразен и черен. Его нос и часть его щеки были изъедены дурной болезнью. Он улыбнулся, увидев Мериэм. Шейх ткнул пальцем на Али бен Кадина.

— Я становлюсь стар, — сказал он. — Немного осталось мне жить. И я отдаю тебя Али бен Кадину, моему брату.

Али бен Кадин встал и подошел к ней. Мериэм в ужасе отпрянула от него. Он схватил ее за руку.

— Идем! — приказал он и потащил ее к себе в палатку. Оставшись один, шейх захихикал.

— Когда через несколько месяцев я отошлю ее на север, — прошептал он, — они поймут, как дорого им обошлось убийство сына моей милой сестры, Амора бен Хатура!

Мериэм молила Али бен Кадина о пощаде, но напрасно. Сначала безобразный черный старик говорил ей нежные слова, но увидев, что он внушает ей такое отвращение, он рассвирепел и набросился на нее, обхватив ее обеими руками. Дважды ей удавалось ускользнуть от него.

Вдруг она услышала знакомую песню, которую пел Морисон. Едва она успела ответить, как Али бен Кадин снова схватил ее. На этот раз он оттащил ее в самый дальний конец палатки. Там сидели три негритянки с полнейшим равнодушием следившие за трагедией, которая разыгрывалась перед ними…

Когда Морисон увидел огромного негра, который загораживал ему путь, он пришел в бешенство и превратился в дикого зверя.

С воплем наскочил он на негра и повалил его наземь.

Лежа на земле, они стали барахтаться и наносить друг другу удары.

Бэйнс зажал негру рот так, что тот не мог позвать на помощь. Но в конце концов негру удалось вытащить свой нож, и через секунду Бэйнс почувствовал острую боль в плече. Нож вонзился в него снова и снова. Белый одной рукой держал негра за глотку, а другой шарил по земле, ища, чем бы ударить врага.

Вдруг ему попался под руку камень. Он со страшной силой опустил его на голову противнику. Оглушенный негр выронил нож. Бэйнс ударил его еще и еще. Затем вскочил на ноги и побежал к палатке, откуда доносился жалобный голос Мериэм.

Но Морисон вошел туда не первый.

Полуголый, в леопардовой шкуре Корак, Убийца, притаился в тени за палаткой Али бен Кадина, и когда старый мулат приволок Мериэм в заднее отделение, острый нож прорезал полотно палатки, и перед взорами ее обитателей предстала высокая могучая фигура Корака.

Мериэм узнала его сразу, едва он вошел. Сердце ее забилось от гордости и восторга. Как долго она тосковала по нему.

— Корак! — вскричала она.

— Мериэм!

И, не сказав больше ни слова, он набросился на изумленного Али бен Кадина. Негритянки с криками вскочили с постелей и пустились бежать. Мериэм старалась удержать их, но им удалось пролезть в отверстие, прорезанное Кораком, и они с криками побежали по деревне.

Пальцы Корака сжали мулату горло. Нож вонзился в сердце старого сладострастника, и Али бен Кадин упал на землю. Корак обернулся к Мериэм. В эту минуту в палатку вошел человек, истекающий кровью.

— Морисон! — вскричала девушка.

Корак взглянул на вошедшего. Ему хотелось обнять Мериэм. Он забыл обо всем, что произошло с тех пор, как он видел ее в последний раз. Но, увидев молодого англичанина, он сразу вспомнил ту сцену, которая произошла на лужайке. Сердце человека-обезьяны наполнилось горем.

Переполох, поднятый негритянками, разрастался. Мужчины бежали к палатке Али бен Кадина. Нельзя было терять ни минуты.

— Живо! — крикнул Корак Бэйнсу, который не успел еще понять, кто такой этот полуголый юноша: враг или друг. — Тащите ее к изгороди. Вот вам моя веревка. Она поможет вам перелезть через изгородь.

— А ты, Корак? — вскричала Мериэм.

— Я останусь, — ответил человек-обезьяна, — у меня есть дело к шейху!

Мериэм пробовала протестовать, но он схватил их обоих за плечи и толкнул в отверстие, которое