внимание, разровнял землю. Может быть немало объяснений.

Сильно нажав на крышку чемодана, Роджер сумел наконец защелкнуть замок. Затем выпрямился и достал из кармана трубку.

– Последнее время я слишком много говорил… — неожиданно заявил он.

– Да неужели? — недоверчиво воскликнул Алек.

– И мне пора немного подумать, — продолжал Роджер, не обращая внимания на то, что его прервали. — Иди и выпей чаю, Александр, ты и так уже опоздал на десять минут.

– А что ты собираешься делать?

– Последние двадцать минут потрачу на усиленные размышления в саду. Тогда я буду готов поболтать с тобой в поезде.

– Да уж, могу себе представить, что ты будешь готов это сделать! — издевательским тоном сказал Алек, когда они вышли в коридор.

Роджер появился, когда машина уже была подана и гости прощались на ступенях крыльца. Прощание Роджера получилось очень поспешным, и, возможно, это было сделано не без умысла, так как он отнюдь не испытывал желания задерживаться в обществе леди Джефферсон.

Роджер тепло пожал руку ее мужу, и прощание их было без лишних слов, но достаточно красноречивым, чтобы убедить последнего в том, что его признания останутся в тайне и никто не собирается злоупотреблять его откровенностью. Обычно немногословный и сдержанный, Джефферсон попрощался очень сердечно. Прибыв на станцию, Роджер лично проследил за покупкой билетов и проворно усадил миссис Плант в вагон для некурящих, объяснив, что сигары, которые они с Алеком собираются курить, нанесут непоправимый вред изысканному аромату ее духов.

Затем короткий, но примечательный разговор с проводником, сопровождавшийся переходом серебра из рук в руки, обеспечил запертую дверь в их с Алеком купе в вагоне первого класса для курящих.

– Итак, конец исключительно интересному недолгому визиту! — заметил Роджер, с наслаждением откидываясь на спинку сиденья в своем углу и кладя ноги на противоположное кресло как только тронулся поезд. — Пожалуй, я не стану огорчаться, что возвращаюсь в Лондон! Хотя деревня и хороша по-своему, должен признаться, что, по моему мнению, ее следует принимать небольшими дозами, чтобы достойным образом прочувствовать. Ты тоже так думаешь?

– Нет, — коротко ответил Алек.

– Или сидя со всеми удобствами в поезде, взирать на нее через окно, — продолжал Роджер, выразительно взмахнув рукой в сторону пейзажей, которые проносились мимо. — Леса, реки, поля, ячмень…

– Это не ячмень. Это пшеница.

– …ячмень, деревья… Восхитительно, дорогой Александр! Но насколько восхитительнее, когда все это проносится в очаровательное мгновение, оставляя в памяти прекрасную картину, чтобы в следующее мгновение явить другую, не менее прекрасную. Не то что оказаться, к примеру посреди такого огромного поля ячменя…

– Пшеницы.

– …ячменя, — невозмутимо продолжал разглагольствовать Роджер, — в десяти милях ходьбы по раскаленному солнцу до ближайшего паба, где представится возможность выпить пива. Ты согласен?

– Нет.

– Я так и знал! Однако подумай! Хотя солнечный свет, я готов признать, с эстетической точки зрения…

– О чем ты говоришь? — в отчаянии перебил его Алек.

– О солнце, Александр, — спокойно ответил Роджер.

– Ради бога, перестань толковать о солнечном свете! Я хочу знать, продвинулся ли ты дальше?

Роджер явно пребывал в одном из своих настроений, которые способны были довести человека до бешенства.

– В чем? — спросил он безучастно.

– Идиот! В деле Стэнуорта, разумеется! — закричал выведенный из терпения Алек.

– Ах да, конечно! Дело Стэнуорта, — невинным тоном повторил Роджер. — А что, Алек, хорошо я это сказал? — спросил он, внезапно сменив тон.

– Что «это»?

– Когда спросил: «В чем?» Я действительно произнес это с видом полнейшей невинности? Ты ведь знаешь, что лучшие детективы постоянно так делают. Когда достигают такой стадии расследования, они всегда притворяются, будто начисто забыли о том криминальном деле, которым только что занимались. Я никогда не был в состоянии понять, почему они так поступают, но, по-видимому, это правильно и соответствует поднятому среди детективов этикету. Между прочим, Алек, — добавил он любезно, — ты сыграл свою роль очень хорошо. Друг-придурок всегда выкрикивает негативные реплики таким раздраженным и брюзгливым тоном. Я в самом деле считаю, что из нас получилась образцовая пара. А ты как думаешь?

– Ты перестанешь трепаться и скажешь наконец, удалось и тебе узнать что-нибудь еще об убийстве Стэнуорта? — упрямо допытывался Алек.

– Ах это? — произнес Роджер нарочито безразлично, — Я решил эту загадку ровно сорок три минуты тому назад.

– Что?!

– Я сказал, что решил эту загадку ровно сорок три минуты тому назад. Ну и, конечно, каких-нибудь несколько секунд… Это была по-своему интересная небольшая загадка, Александр Ватсон! Но крайне простая, если, конечно, понять жизненно важный фактор. По какой-то экстраординарной причине я, похоже, не обратил вначале на него внимания — отсюда и задержка в решении. Но ты не упоминай об этом, когда станешь описывать мои деяния, а не то, пожалуй, я никогда не получу задания разыскать похищенные драгоценности и регалии какого-нибудь влиятельного монарха.

– Так говоришь, решил, да? — саркастически проворчал Алек. — Кажется, нечто подобное я уже слышал.

– Имеешь в виду Джефферсона? Да, признаю, тут я ошибся. Но это совсем другое дело. На этот раз я загадку действительно решил.

– О? Интересно послушать!

– Пожалуйста! С величайшим удовольствием, — сердечно отозвался Роджер. — С чего бы мне начать? Дай сообразить. Гм, по-моему, я сообщил тебе все действительно важные факты, которые смог добыть от миссис Плант и Джефферсона, не так ли? Кроме одного, — Роджер с поразительной внезапностью оставил свой шутовской тон. — Этот тип Стэнуорт был такой редкостный мерзавец, о каком мне вряд ли когда-либо доводилось слышать. Я не рассказал тебе, что он дал миссис Плант три месяца на то, чтобы она вручила ему двести пятьдесят фунтов и намекнул, что если у нее нет денег, то такая хорошенькая женщина, как она, легко может их раздобыть.

– О господи! — прошептал Алек.

– Больше того, он предложил познакомить ее с богатым мужчиной, от которого она могла бы получить эти деньги, если будет правильно себя вести. О! Уверяю тебя, для такого подлеца, как Стэнуорт, это была слишком легкая смерть, и человек, убивший его, заслуживает публичной признательности общества вместо того, чтобы быть повешенным «благодарным» отечеством, что было бы, безусловно, исполнено, попади он в руки полиции.

– Вряд ли можно ожидать, чтобы закон признал такого рода справедливость, — возразил Алек.

– Почему бы и нет? Как бы то ни было, мы не станем сейчас говорить об этом. Так вот, по-моему, в этом деле было две основных трудности. Первая заключалась в том, что, казалось, не было определенного