— Что значит нет?

— Вот мои условия. — Дарлинг смотрел на Мэннинга в упор. — Вы сожжете расписку сейчас, у меня на глазах. Прежде чем мы отойдем от причала, вы вручите мне пятьдесят тысяч долларов наличными, и они останутся здесь, у моей жены, остальные будут положены в банк на ее имя до выполнения условий соглашения, на случай если мы не вернемся.

Мэннинг задумался, затем вновь открыл свой портфель и вынул долговую расписку и золотую зажигалку фирмы «Данхилл».

— Вы человек чести, капитан, — сказал он, держа расписку и касаясь ее пламенем зажигалки. — Это нам известно. Но я тоже человек чести. Если сделка заключена, я не уклоняюсь от нее. Вы не должны не доверять мне.

— Это не имеет никакого отношения к доверию, — ответил Дарлинг. — Я хочу обеспечить свою жену.

Дарлинг проследил, как Тэлли и Мэннинг прошли по подъездной дороге и свернули к стоянке на «Кембридж бичиз», затем положил пачку купюр в карман и спустился по тропинке к судну. Он запустил двигатель, поднялся на крыло ходового мостика и уже хотел включить скорость, когда вспомнил, что судно все еще пришвартовано к причалу.

Вип почувствовал себя так, будто кто-то нанес ему удар в живот; он судорожно выдохнул и оперся о поручни. Это было первое ощутимое напоминание, что Майка больше нет. Вип оставался в таком положении некоторое время, пока это состояние не прошло, а затем спустился вниз и отдал швартовы.

Обходя мыс Мангровой бухты по пути к заправочным колонкам в Докъярде, Дарлинг размышлял, кого он смог бы нанять в помощники. У него не было оснований думать, что Тэлли или Мэннинг знают что- нибудь об оснастке, о том, как держать судно по ветру, или о множестве других деталей, требующихся для вождения судна.

Нет, пришел он к выводу, никто не подходит. У Випа было много друзей и знакомых, способных и, возможно, даже пожелавших бы выполнить эту работу, но он не собирался приглашать их. Он не намеревался быть ответственным еще за одну смерть.

Он один сделает все. Конечно, не совсем один. У него есть союзник, он лежит в ящике в трюме, и Вип применит его, если возникнет необходимость.

«Единственный шанс, мистер Мэннинг, — думал Вип. — Я предоставляю вам единственный шанс. И если вы прошляпите его, я разнесу этого ублюдка на мелкие кусочки».

Почти три часа потребовалось Дарлингу, чтобы закачать в цистерны «Капера» две тысячи галлонов дизельного топлива и семьсот галлонов свежей воды, а также закупить шесть пакетов бакалейного продовольствия, свежих и сушеных фруктов и овощей, солонины, консервированного тунца, брусков сыра чеддер, ковриг хлеба, тушеного мяса и разных видов фасоли. К тому времени, когда они съедят все эти запасы, они либо вернутся домой, либо отправятся на тот свет.

Когда Дарлинг вернулся на свой причал, уже наступал вечер. Он снял с судна лишнее оборудование: разбитые ловушки, баллоны для подводного плавания, части разобранного компрессора. Вип наткнулся на насос, над которым работал Майк. Он подержал его в руках, посмотрел на него и подумал, что ощущает в нем энергию Майка.

«Не будь дураком», — сказал он себе и отнес насос на берег.

Шарлотта была в кухне и занималась тем, чем занималась всегда, когда дела были плохи и она не знала, что еще можно делать: она стряпала. Она зажарила целую ногу барашка и приготовила столько салата, что им можно было бы накормить целый полк.

— Ждешь гостей? — спросил Дарлинг, подошел к жене и поцеловал в шею сзади.

— После двадцати одного года, — проговорила она, — мне бы следовало догадаться, как ты поступишь.

— Я удивил даже самого себя. До сегодняшнего дня я думал, что в мире есть только две вещи, которые для меня имеют значение. — Дарлинг достал пиво из холодильника. — Интересно, что сказал бы мой старик?

— Он сказал бы, что ты набитый дурак.

— Сомневаюсь. Он очень дорожил корнями, поэтому все Дарлинги любили этот дом. Это были их корни. Теперь это и наши корни.

— А как насчет нас? — Шарлотта повернулась к мужу, в ее глазах стояли слезы. — Разве нас с Дейной тебе недостаточно?

— Без этого дома мы уже не будем самими собой, Шарли. Кем будем мы, живя в кондоминиуме в деловой части города или заняв свободную комнату в квартире Дейны? Просто парой старых калош, ждущих, когда наступит закат. Это не для нас.

В холле зазвонил телефон. Дарлинг взял трубку, предложил звонящему убираться подальше и вернулся в кухню.

— Журналист, — сказал он. — Видимо, такой вещи, как не внесенный в телефонную книгу номер, не существует.

— Днем звонил Маркус, — сказала Шарлотта.

— Ты рассказала ему, что происходит?

— Да. Я подумала, что, может быть, он сумеет придумать способ, как остановить тебя.

— И он смог?

— Конечно нет. Он думает, что ты можешь ходить по воде.

— Он хороший паренек.

— Нет, просто еще один набитый дурак.

Дарлинг посмотрел на спину жены.

— Я люблю тебя, Шарли. Я говорю это не слишком часто, но ты знаешь, что я люблю тебя.

— Думаю, что недостаточно.

— Ну что ж… — Он вздохнул, желая вспомнить успокаивающие слова.

— А может быть, ты недостаточно любишь себя? — продолжала Шарлотта, взбивая соус в пену.

Это был самый странный вопрос из всех когда-либо слышанных Дарлингом. Что значит любить себя? Что это за человек, который любит себя? Он не мог придумать ответа, поэтому включил телевизор, чтобы послушать прогноз погоды.

Они оставили телевизор включенным, пока ели, предоставляя местному диктору заполнить молчание, потому что оба чувствовали, что больше говорить нечего и любая попытка вести разговор может закончиться словами, о которых они пожалеют.

После ужина Дарлинг вышел на газон перед домом и посмотрел на бухту. Было еще достаточно светло — тот мягкий лиловый свет, который предшествует ночи. Вип увидел двух цапель, стоящих как часовые на мелководье у мыса: возможно, они надеялись выловить в сумерках кефаль на ужин. Тихий трепет, напоминающий звук раскрывающегося бумажного веера, возвестил о приближении стаи мальков, несущихся через бухту, едва касаясь стеклянной глади воды.

Когда Вип был ребенком, он проводил целые вечера, наблюдая за бухтой, увлеченный ею так, как другие дети были увлечены радио или телевидением. Из бухты исходили звуки, а иногда и вздохи, которые волновали его воображение так же, как звуки, созданные в павильоне звукозаписи. Мародерствующая барракуда прорезалась сквозь стаю макрели, и вода закипала кровавой пеной. Приходили акулы, иногда в одиночку, иногда парами и тройками. Их спинные плавники разрезали поверхность воды, когда они спокойно двигались в поисках добычи, будто исполняя какой-то примитивный ритуал грабежа. Крабы поспешно убегали на песчаные пляжи; черепахи выпускали воздух из легких, как крошечные кузнечные мехи; раздраженные кискади отчитывали друг друга на вершинах деревьев.

Бухта была жизнью и смертью, она давала Випу чувство покоя и безопасности, которое он не мог ясно выразить. Оно несло с собой заверение в непрерывности жизни.

Бухта все еще жила, не так полнокровно, как раньше, но в ней оставалось еще многое, что можно было любить.