что два его пассажира не свалились за борт, не проткнули друг друга острогой и не уронили ничего тяжелого себе на ноги. Они были там, на корме, готовили свое снаряжение для ныряния — компасы, ножи, компьютеры, аппараты слежения, плавательные жилеты, фотоаппараты и видеокамеры. Господи боже, у них было достаточно снаряжения, чтобы на месяц обеспечить пребывание астронавта на обратной стороне Луны!

Ребята заявили, что они опытные аквалангисты, настойчиво показывали ему свои права ныряльщиков в открытом море. Но по мнению Лукаса, люди, которые навешивали на себя все эти штуки, не были ныряльщиками, они были покупателями.

Конечно, ныряние становилось сложным занятием, если вам нравилось связываться со всей этой химией, но оно вовсе не обязательно должно быть таким. Смекалистый человек делал это просто: надевал купальный костюм, чтобы ничто не схватило тебя за шары, ласты, которые послужат двигателем, маску, чтобы видеть под водой, баллон с воздухом для дыхания, несколько фунтов свинца, чтобы держаться на глубине, глубиномер — на случай, если станешь вдруг рассеянным.

Между прочим, та девушка, Сьюзи, выглядела так, как будто ей не нужно было никакое снаряжение, — у нее были такие легкие, что она могла бы опуститься на тысячу футов на едином вдохе. Снаряжение просто портило картину, закрывало всю золотисто-коричневую кожу, гриву желтых волос, которые, когда Лукас увидел их впервые, заставили его затаить дыхание. Девушка была лучшим кандидатом на обложку специального выпуска журнала «Спорт иллюстрейтед».

Но эти двое были преданными поклонниками техники. Как большинство людей в наше время, они предоставляли электронным устройствам выполнять работу за себя. Здравый смысл и внутреннее чутье отходили в прошлое.

Лукас все же надеялся, что у кого-то из них присутствовала частица здравого смысла, потому что там, куда они отправлялись, единственное, что могли сделать дорогие игрушки, это обеспечить информацию для коронера.

Эта мысль вызвала у Лукаса новый приступ гнева. Может, он заплатит кому-нибудь, кто удалит его голосовые связки?!

Первой его ошибкой было посещение пивной «Хог пенни», где он решил выпить свою пятичасовую порцию. Он никогда не посещал бары для туристов на Франт-стрит: здесь подавали по слишком завышенной цене слишком маленькие порции. Но хорошенькая девушка остановила свой мотороллер, чтобы узнать у него дорогу, и сказала, что она приходит в «Хог пенни» каждый день и почему бы ему попозже тоже не зайти туда. Поэтому Лукас побрился, сменил рубашку и заскочил в бар. Естественно, девушка не появилась. Его второй ошибкой было проторчать в пивной достаточно долго, чтобы промотать двадцатидолларовую купюру, а на двадцать долларов, даже по туристским ценам, он получил достаточно горючего, чтобы разжечь в себе пламя и поглубже утрамбовать присущее ему спокойствие.

Его третьей, и значительно превосходящей все остальные, ошибкой было влезть со своим языком туда, где ему было не место, а именно в разговор двух молодых людей, ему незнакомых.

Он был ослеплен девушкой с того момента, как увидел ее, но у него на ее счет не было никаких видов, потому что сидевший с ней парень оказался таким же красавчиком, как и она, таким же высоким, светловолосым и загорелым. Лукас вообразил их специально подобранной парой с какой-нибудь научной племенной фермы, программа которой заключалась в выведении расы красавцев. Они были так похожи друг на друга, что могли бы быть братом и сестрой…

…И это, как он узнал позже, было именно так: близнецы, только что окончившие колледж и временно проживающие в доме родителей неподалеку от клуба «Открытый океан». Лукас понял из разговора, что их отец был каким-то важным магнатом в радио— или телебизнесе в Штатах.

А так как к тому времени Лукас Коувен был крепко захвачен «Доктором Смирнофф», который заставил его поверить, что рыбак — такой же привлекательный мужчина, как Том Круз, то он начал воображать, что у него есть реальная надежда в отношении этой покорительницы сердец. Хотя один только прикид девушки должен был бы послужить достаточным предупреждением. Ни одна девушка с настоящими золотыми часами «Ролекс», золотым кольцом на мизинце и в одной из тех пятидолларовых рубашек, на которых изображен пятидесятидолларовый игрок в поло, не говоря уж об атласной коже и зубах, совершенных, как клавиши рояля, не уделит ни одной мысли какому-то нечесаному лодочнику в драных джинсах. Но Лукасом управлял «Доктор Смирнофф».

Пара обсуждала таблицы декомпрессии, громко рассуждая, следовало ли им проводить эту самую декомпрессию после их последнего погружения, а также на какую глубину смогут они опуститься завтра. И конечно, все это должно было бы вызвать тревожные сигналы в голове Лукаса, так как, во-первых, на Бермудах приезжим не разрешали нырять на большую глубину, а во-вторых, разумные люди не стали бы заниматься таким делом, как глубоководное ныряние, по собственному желанию.

Лукас не сказал ни слова, пока эта пара обсуждала глубину, на которой лежали разные затонувшие корабли, на которых они побывали, сравнивая, как глубоко лежат «Констеллейшн» и «Л'Ермини», «Северная Каролина» и «Вирджиния Мерчант». Ни одно из этих судов не находилось на глубине больше сорока футов — на глубине, доступной для ныряния на вдохе для всех, кроме туберкулезников. Лукаса не потянуло поправить их, когда они сравнивали корабли «Кристобаль Колон» и «Поллок-шилдс» — два стальных судна, лежащих на такой мели, что приходилось проявлять осторожность, чтобы не зацепить их днищем.

Для Лукаса наступил подходящий момент, когда парень — его звали Скотт — произнес что-то вроде: «Лодочник сказал, что глубже всех лежат остатки корабля „Пелинеон“».

— Где это? — спросила Сьюзи. — Он отвезет нас туда? Лукас наклонился вперед и повернул к ним голову:

— Извините, это никак не мое дело, но боюсь, что кто-то морочит вам голову.

— В самом деле?

Сьюзи широко раскрыла глаза, и Лукас решил, что у нее самые длинные ресницы, какие он когда- либо видел.

— Ага. Как я уже сказал, никак не мое дело, но мне противно, что кто-то дает вам ложную информацию.

— Тогда, — поинтересовался Скотт, — какое же судно лежит глубже всех?

— Глубже всех на Бермудах лежит «Адмирал Дарем», — заявил Лукас с милейшей улыбкой, довольный тем, что его рот двигается, хотя губы как будто занемели. — Он лежит у Южного берега. По крайней мере, это самое глубоколежашее судно из тех, какие кто-либо видел.

— А насколько это глубоко? — На лице Скотта было написано, что он не верит ни единому слову из всего разговора, но в данное время ему больше нечем заняться, кроме как потакать Лукасу Коувену.

— Корабль лежит одним концом на глубине ста девяноста футов и дальше по склону — примерно до трехсот футов.

Сьюзи сказала:

— Здорово!

Скотт сказал:

— Ну, хватит…

Вспоминая тот разговор, Лукасу теперь хотелось, чтобы он, Лукас, сказал что-то, что покончило бы с этой темой раз и навсегда, например: «Да иди ты, парень», что-то, что бесповоротно сорвало бы эту затею.

Но Сьюзи хлопнула Скотта по плечу и сказала:

— Скотт, послушай хоть раз в жизни.

Это означало, что она заинтересовалась.

А поэтому Лукас продолжал болтать:

— Корабль наткнулся на Южный берег во время шторма и сидел там день или больше, пока его пытались стянуть оттуда. Его все-таки ухитрились снять, но он был так продырявлен, что прежде, чем судно смогли залатать, оно наполнилось водой и пошло ко дну, скользнув назад, вниз по холму.

— И ты видел его? — спросил Скоп.

— Только раз, несколько лет назад. Его не так-то легко обнаружить.

— Как это выглядит? — спросила Сьюзи с острым интересом.