Убирайтесь отсюда, маркиз, нам больше не о чем говорить!

– От меня так не отделаетесь и…

– И я вас забираю с собой! – прервал его Ланжевэн. – Не заставляйте меня применять силу. Полиция уходит. Можете обратиться к своим адвокатам! Дамы и господа…

Франсис едва сдерживал себя, но вынужден был подчиниться. Как только они вышли, Альбина просто взорвалась и вылила на свою дочь всю желчь, которая скопилась в ней за время ссоры, обвиняя ее в том, что она поставила Франсиса в «ужасное» положение своей «непоследовательностью» и своим «непристойным поведением». Терпение Мелани лопнуло:

– Я была вправе надеяться на то, что вы хоть чуть-чуть обрадуетесь, что я осталась жива, но вы думаете и заботитесь только об этом человеке, к которому проявляете чрезмерные чувства…

– Какая ты дерзкая! И это в то время как я из сил выбиваюсь, чтобы сохранить твою репутацию, о которой ты совсем не заботишься! Развод! Да ты с ума сошла! Ты хочешь поставить себя вне общества?

– Какого общества? Если вашего, то мне там нечего делать!

– Но я все еще твоя мать, и ты обязана меня слушаться. Для начала: пойди оденься. Я увожу тебя домой!

Мелани выпрямилась и сильнее сжала складки своей кашмирской шали.

– Нет. Мой дом здесь, и я здесь останусь.

– Здесь? Что за чушь!

Оливье Дербле счел нужным наконец вмешаться. Он это сделал спокойно, но твердо, что произвело впечатление на мадам Депре-Мартель:

– Это не чушь, мадам, а истинная правда. По распоряжению, сделанному вашим свекром, этот дом принадлежит мадемуазель Мелани по праву наследования, и в случае исчезновения владельца, при недоказанности смерти – а мы как раз имеем дело с таким случаем – она может распоряжаться им как захочет и жить здесь, если таково будет ее желание.

– Благодарю вас, господин Дербле. Теперь, будьте так добры, проводите мою мать к ее экипажу. Мне кажется, ей пора отдохнуть, во всяком случае, я считаю, что нам больше не о чем говорить!

И снова Альбина выплеснула на свою дочь поток слов, обвиняя ее в неблагодарности и недостойном поведении, потом, высокомерно отказавшись от помощи Оливье, вышла, как оскорбленная королева, взмахнув складками своего черного платья.

– Вот уж она обрадуется, – прошептала Мелани с горечью в голосе, – теперь она снимет свой траур и начнет выезжать…

Дербле нежно взял ледяную руку девушки и поцеловал ее, прежде чем передать ее в руки мадам Дюрюи.

– Постарайтесь не держать в себе горе, – посоветовал он. – Вас очень ранило отношение вашей матери, хоть вы и не показываете этого, но вам надо набраться сил. – Вы думаете, они мне потребуются?

– Да, и борьба может быть очень жестокой: Варенн так просто не откажется от вашего состояния; вам придется защищаться. Завтра же я приведу к вам поверенного и адвоката, которые нам будут необходимы… если вы не отказались от мысли о разводе?

– И вы еще спрашиваете!

– Встреча с этим человеком взволновала вас… но я думаю, что вы прежде всего хотите освободиться от этих позорных оков. Вы можете рассчитывать на мою помощь, но теперь надо быть очень осторожной: этот человек способен на все, особенно если ему грозит разорение…

Мелани медленно поднималась в сопровождении мадам Дюрюи в свою комнату. Внезапно она остановилась и сказала:

– А вам не придется из-за меня с ним драться?

Дербле пожал плечами, потом надел пальто, которое подал ему Сомс:

– Кто знает? Во всяком случае, не беспокойтесь: я владею шпагой так же хорошо, как и пистолетом, и может быть, сделаю вас молодой вдовой.

– Я этого не требую от вас. Я просто хочу обрести свою свободу, даже если светское общество отвернется от меня. Оно окажет мне большую услугу, если забудет обо мне.

– Нет, и я не верю вашим словам. Вы слишком молоды для того, чтобы отказаться от блеска общества. В тот вечер в Опере вы были счастливы, потому что были красивы и все любовались вами… и я первый. И вас заставило убежать внимание короля.

Вернувшись к себе, Дербле увидел Антуана, сидящего на банкетке на площадке лестницы. Решив сначала найти финансиста на бирже, он быстро передумал и вернулся к дому, но поскольку слуга не разрешил ему дожидаться хозяина в квартире, он уселся на лестнице. Здесь он по крайней мере не рисковал его пропустить.

– Вы ждали меня? – удивился Оливье. – Могу я спросить, кто вы?

– Не знаю, скажет ли вам что-нибудь мое имя. Меня зовут Антуан Лоран.

– А!..– потом, помолчав, добавил: – Пройдемте, пожалуйста, со мной!

Достав из кармана ключ, он открыл дверь и впустил Антуана в квартиру. Попросив замолчать запротестовавшего было слугу, он ввел его в свой кабинет с очень красивой мебелью в стиле ампир и множеством книг. Но прежде чем сесть в предложенное ему кресло, художник спросил:

– Где она?