отомстить за свое поражение. Весьма, весьма трагично! Мне очень жаль, но мы должны двигаться вперед, доверять нашим принцам, которые, благодарение богу, еще живы...

Казалось, граф выступает перед огромной аудиторией. Он говорил с таким пылом, что молодой человек не знал, как его остановить. Наконец он просто постарался перекричать д'Антрэга:

– Ради бога, господин граф, дайте мне сказать хоть слово! Ваша радость пугает меня...

Прерванный буквально на полуслове, граф опустил руки, которые он уже воздел к небу, чтобы призвать его в свидетели наступившего триумфа.

– Моя радость вас пугает? – медленно повторил он.

– Вы даже не представляете, до какой степени. В этот час герцог Брауншвейгский, король Пруссии и монсиньор д'Артуа вместе с эмигрантами должны быть на пути в Германию. Именно по этой причине отец послал меня к вам, не без некоторого риска, разумеется. Он боялся, что письмо потеряется или попадет не в те руки. И потом, я могу ответить на все ваши вопросы.

– Что вы говорите?

Из того, что сказал Карлос Сурда, граф уловил только самое начало. Но он понял все намного лучше, чем можно было предположить, услышав его вопрос. Поэтому, когда молодой человек решил повторить свой рассказ, граф жестом остановил его, вернулся к своему креслу и тяжело опустился в него. Казалось, он забыл о том, что у него посетитель. Граф д'Антрэг снова заговорил, но обращался он к самому себе:

– Невозможно! Это невозможно с точки зрения логики и военного искусства! Такая армия! Самая сильная в Европе, и она отступила перед необученным, плохо вооруженным, плохо одетым сбродом, который только и умеет, что потрясать своими пиками и орать. Но как это стало возможно? Нет, этого не может быть! Несомненно, вы что-то перепутали, мой юный друг, у меня были совсем другие сведения.

Карлос Сурда прокашлялся и заговорил:

– Полагаю, ошибочными были все сообщения, полученные вами ранее, сударь. Войска встретились под Вальми. Была многочасовая канонада, но пехота и кавалерия в бою не участвовали. А потом... стороны договорились, и генерал Дюмурье позволил врагу отойти.

Эти слова заставили графа подскочить на месте:

– Позволил?! – каркнул он. – Потрудитесь выбирать слова, молодой человек!

– Я только достоверно повторяю слова моего отца, сударь. Он просил передать вам следующее. Отец не знает, что в точности произошло под Вальми, но постарается выяснить. Он побывал в Париже. Там ходят слухи о том, что кражу королевских бриллиантов организовал Дантон, чтобы подкупить герцога Брауншвейгского. Это возможно, но следует признать, что прусские и австрийские войска, ослабленные болезнями и ужасной погодой, не могли воевать должным образом...

– Глупости! Для французов погода была ничуть не лучше!

– Но французские войска не были отрезаны от своих обозов. Они находились на своей территории, их поддерживало население. Повторю еще раз – мы не располагаем всеми фактами.

– А что с королем?

– Короля больше нет. Его свергли и провозгласили республику. Сейчас он по-прежнему находится в Тампле, но поговаривают о судебном процессе.

– Ах вот как!

– Вы еще долго собираетесь держать на ногах этого молодого человека? – трубным голосом провозгласила госпожа д'Антрэг, пришедшая узнать новости. – Разве вы не видите, что он падает от усталости?

Граф вздрогнул. Голос жены вырвал его из омута мрачных мыслей, куда он постепенно погружался.

– О да, разумеется! Простите меня, юноша. Вам следует отдохнуть. Госпожа д'Антрэг о вас позаботится. Мы с вами увидимся позже...

Но мрачные мысли графу определенно пришлось отложить на время. Не успела его жена увести гостя, как во внутреннем дворе раздался грохот колес почтовой кареты. Запыленная карета явно прибыла издалека. Дверца открылась, высунулась нога в башмаке с тяжелой пряжкой и край сутаны священника. Наконец появился и сам отец Анжелотти.

Граф сбежал по ступеням вниз, чтобы должным образом приветствовать гостя, прибывшего из Кобленца. Он был исповедником графини де Бальби, любовницы графа Прованского, и очень часто выполнял ее поручения. Д'Антрэгу явно предстояло узнать еще новости.

У маленького, черноволосого, грязного, – на утренние омовения у него никогда не хватало времени, – отца Анжелотти, иезуита по вере и по характеру, были большие уши, которые служили ему хорошую службу. Они составляли разительный контраст с круглым лицом и кошачьими желто-зелеными глазами под тяжелыми веками.

Д'Антрэг обнял его как брата.

– Друг мой! Вы проделали такой долгий путь и прибыли ко мне в такой момент, когда я полон тревоги и сомнений! Сам господь послал вас ко мне!

– Если не он сам, то тот, кто может в ближайшие дни получить его благословение и вернуть Франции утерянные достоинство и счастье. Когда в вашем доме обедают, граф? Я умираю с голода!

– Мы обедаем в одиннадцать часов утра, как и все. Но вам принесут поесть и не забудут про хорошее испанское вино.

Зная, что иезуит все время мерзнет, граф усадил его в большое кресло у разожженного камина в той комнате, что служила ему кабинетом в плохую погоду. Священнику это явно пришлось по душе. Он протянул ноги к огню, съел несколько марципанов, запил их тремя стаканами отличного хереса и удовлетворенно вздохнул. Анжелотти сложил руки на животе, уголки его губ чуть дрогнули, что можно было принять за улыбку.

– Вот так-то лучше! Теперь я готов ответить на ваши вопросы.

– Я задам их вам, дорогой друг, после того, как вы передадите мне ваше сообщение... Я полагаю, что месье послал вас ко мне не просто так.

– Разумеется. Но послание очень короткое – все плохо! Следовательно, возникает вопрос: что мы будем делать?

Густые брови графа взлетели вверх.

– Я полагал, что это вы мне об этом скажете. Всего час назад я узнал о катастрофе под Вальми и предательстве герцога Брауншвейгского, который отказался идти на Париж. Должен признаться вам, что я не вполне еще пришел в себя. И теперь вы спрашиваете меня, что нам следует делать дальше. Мне необходимо представлять, как обстоят дела в действительности. Вы хотя бы можете рассказать мне, что именно произошло под Вальми?

– Если быть более точным, все случилось в замке Анс, где расположился герцог Брауншвейгский. Не буду отрицать, его войска находились в плачевном состоянии, но пруссаки – солдаты крепкие и бывали и не в таких переделках. Но две песчинки попали в колесо механизма, который мы считали столь хорошо отлаженным. Первая песчинка – герцог оказался масоном, а ложи потребовали, чтобы он повернул назад. От объяснения причин я воздержусь. Вторая песчинка – подкуп. Герцог получил бриллианты французских королей.

– Мне говорили об этом. Значит, это правда?

– Самая настоящая правда, и вы можете представить, как страдает от этого граф Прованский. Драгоценности королевской семьи украдены людьми Дантона и отданы тому, кто должен был обеспечить брату короля триумфальное возвращение в Париж. Среди драгоценностей был и знаменитый, не имеющий цены орден Золотого руна Людовика XV, потерю которого месье особенно горько оплакивает. Кстати, он хотел, чтобы вы и ваши люди постарались его вернуть.

– Я? Но у меня никого нет в Брауншвейге, и я даже не могу представить, кто отважится совершить подобное в средневековом городе Генриха Льва![4]

– Я еще не все сказал, любезный граф. Если бы дело было только в этом, мы бы сами этим занялись. Но орден Золотого руна никогда не окажется в Брауншвейге. Он уже едет в Париж в кармане одного из ваших друзей – барона де Баца. Барону удалось убедить герцога вернуть ему орден.

Внимательный наблюдатель увидел бы, как исказилось лицо графа. Многие годы он ненавидел де Баца, верного подданного короля. Барон же относился к графу с неменьшим презрением и не считал нужным это скрывать.