— Я бы молчал.
— А если бы я пошел еще дальше? Если бы я стал просить вас помочь мне в предприятии, могущем показаться вам противным вашему долгу?
— Я уверен, что господин хранитель не прикажет мне ничего, что шло бы вразрез с корсиканской честью. К тому же, я дал слово. Я хочу по окончании моего срока вернуться в Ба-стелику с высоко поднятой головой.
— Вы честный и достойный служака, Монадельши, — сказал я с жаром. — Ну, садитесь. Выслушайте меня, и прошу вас, никому не повторяйте того, что сейчас услышите. Приблизительно полтора века тому назад одному герою, который по своим подвигам был ближе к богам, чем к людям, удалось сделать страну, простирающуюся между Сиамом и Индией, могущественной империей. Героя этого звали Аломпра, а государство, им основанное, было могущественное королевство Бирма. Могущественное и, увы, недолговечное! Ожесточенные враги…
Я робко прервал Рафаэля:
— Я ведь уже знаю продолжение.
— Ах да, я и забыл, — сказал он. — Прости меня, — эта история принцессы Манипурской так трогательна, не правда ли? Ведь ты сам плакал только что, когда я тебе рассказывал ее. Не отпирайся… А подумай, какое впечатление произвело это на Монадельши!.. Бедняга, у него слезы так и лились ручьями.
— Эта малютка — принцесса! А я-то посылал ее то за сахаром, то за табаком к китайцу и дарил ей четверть пиастра за исполненное поручение. Надеюсь, она не сердится на меня за это? Но как же мне могло прийти в голову, что она бывшая… И вот сегодня я готов был совершить самую большую глупость в моей жизни. Бедная девочка! Я ведь могу ее так называть, когда ее здесь нет? А как я должен обращаться к ней в ее присутствии?
— Называйте ее принцессой, только когда мы будем втроем, разумеется; для других же она должна оставаться танцовщицей Апсарой.
— Апсара! Кто бы мог подумать! И все же, господин хранитель, понятно, легко говорить, когда уж знаешь, в чем дело, но все же она всегда казалась мне не такой танцовщицей, как все другие. Но подумать только, что она принцесса!
— Итак, — сказал я, стараясь прекратить эти излияния и вернуть его к сути дела, — вы не очень удивлены моим поведением во всем этом предприятии? Вы не осуждаете меня?
— Господин хранитель! Он прижал руку к сердцу.
— Я уверен, что всякий француз, достойный этого имени, поступил бы так же, как вы, господин хранитель. Что касается меня, то знайте, что вы можете вполне распоряжаться бригадиром Монадельши, и я буду вам очень обязан, если вы уведомите об этом от моего имени ее высочество принцессу.
— Ее королевское высочество принцессу, — поправил я, пожимая ему руку. — Она будет знать об этом сегодня же.
— Чем я могу ей быть полезен теперь?
— Я переговорю с ней. А пока что вы можете отдать приказ о снятии патрулей как в самом Ангкор-Томе, так и в его окрестностях. Если хоть один из чинов охраны нападет на то, что обнаружили вы, нам не избежать всяких толков и пересудов.
Он покачал головой.
— Вы не знаете этих молодцов. Чтобы они очутились одни в лесу ночью? Как бы не так! Они слишком боятся тигров. Они ходят туда только по моему приказанию. Люди ее высочества могут работать спокойно. Что мне еще сделать?
— Я тогда скажу, мой дорогой друг, благодарю вас, тысячу раз благодарю. Знаете, по правде говоря, меня мучают угрызения совести, что я втягиваю вас во всю эту историю.
— Угрызения совести?
— Да, ведь все может открыться, тогда последуют протесты со стороны Англии. Мы — чиновники и только. Ваша карьера будет испорчена…
Он сделал презрительный жест.
— Довольно, господин хранитель! Что касается моей карьеры, да будет вам известно, что я уже два года как имею право на отставку и что недалеко то время, когда я удалюсь на покой в Бастелику. Я оставался на службе только ради этой проклятой медали министерства земледелия. Теперь я имею ее благодаря вам, и видит бог, как я вам признателен. Что же до Англии, отвечу вам одним словом — я корсиканец. Во времена прежних распрей Монадельши недолюбливали Бонапартов, но всегда были в прекрасных отношениях с Рамолино. Могу сказать только одно — меня не очень-то огорчает перспектива сыграть с Англией хорошую шутку в Результате всей этой истории.
— Тогда мне больше не о чем говорить, — сказал я, смеясь. — Еще раз благодарю вас и до скорого свидания. Будьте так любезны, пришлите мне из Сием-Реапа льду для коктейлей.
Апсара приехала на виллу только к пяти часам. Когда я рассказал об открытии бригадира, она побледнела как полотно.
— Так это и должно было кончиться. Все пропало, — пробормотала она.
— Напротив, Апсара. Вы не знаете французов. У нас теперь есть еще один союзник, который может оказать нам большую помощь.
И я рассказал ей все, что произошло утром.
— Какой чудесный человек! — в волнении воскликнула она. — Когда трон Аломпры будет восстановлен, он будет вознагражден по заслугам!
— Будьте уверены, его совесть вознаградит его лучше всего. Но, быть может, в вашей стране существует почетное отличие…
— Он будет командором золотого Кромакара. Но хоть бы скорее пришла телеграмма — тогда я уж буду знать день моего отъезда. Я бы хотела уже отсутствовать, когда вернется господин Бененжак. Он, пожалуй, так же легко обнаружит то, что увидел бригадир…
— Он поступит так же, как я, как Монадельши.
— Я в этом уверена и этого-то я и не хочу. Боже мой, сколько народу уже скомпрометировано!
Она закрыла руками лицо.
— Моя милая девочка, — сказал я, — неужели я должен ободрять вас! Ну, полноте! Вот лучше попробуйте-ка коктейль. Это «Алабама», помните, любимый коктейль миссис Вебб, очаровательной Максенс с золотыми волосами. Знаете, сегодня утром я получил от нее телеграмму. Она хорошо доехала. В ее телеграмме много приятного, в особенности для вас. Вот, прочтите.
Она слабо улыбнулась.
— Она была так добра. Все здесь были очень добры ко мне. Но вы! Я никогда не забуду… Я не могу выразить… Это — все не то…
— Апсара!
Я со страстной гордостью прижал к своему сердцу хрупкое тело принцессы. В то же мгновенье между дорогой и лестницей веранды раздались шаги.
— Кто-то идет!
— Ничего. Это, вероятно, бригадир. В дверь постучали.
Апсара бросилась к окну. Приподняв занавеску, она тотчас же опустила ее.
— Это не бригадир. Какой-то старый господин в очках. Я вскочил.
— Старый господин?
— Сюда, сюда! — быстро пробормотал я, приподняв занавеску и толкая за нее молодую девушку.
Постучали сильнее.
— Не шевелитесь.
Открыв дверь, я увидел маленького старичка, целиком утонувшего в своем удивительном костюме из