злонамеренно, мы вызвали смерть ее нового мужа, нанеся таким образом огромный ущерб ей и еедоброму имени, поэтому она желает убить нас. Но мы сумели убежать на торговом корабле к королю Харальду в Данию, поступили к нему на службу и жили там очень хорошо. Но никогда, пока он был жив, не говорили мы никому, что мы сделали с королем Коллой, потому что не хотели чтобы король Харальд знал об этом. Ведь это могло заставить его беспокоиться, не повторит ли он его судьбу.

Когда Фелимид закончил свой рассказ, за столами поднялся великий шум, потому что многие гости уже стали пьянеть и кричали, что хотя ирландец и говорил хорошо, но им нужны не разговоры, а представление с трюками, которые были показаны королю Колле. Орм тоже был согласен с такой точкой зрения.

— Вы уже слышали,— сказал он шутам,— что наше любопытство было разбужено с первых минут, когда вы появились здесь. А сейчас это любопытство стало еще сильнее в результате того, что вы нам рассказали. Не должны вы и бояться того, что кто-нибудь из сидящих здесь лопнет от смеха, потому что, если такое случится, никто не станет вам мстить, но это будет прекрасной кульминацией моего праздника и долго будет вспоми­наться во всей пограничной стране.

— И если все так, как вы говорите,— сказала Йива,— что вы можете давать представления только в присутствии человека королевских кровей, то не­ ужели я не могу считаться таковой в не меньшей степени, чем любой мелкий ирландский король?

— Конечно, можешь,— поспешно сказал Фели­мид,— никто не_и может называться так с большим правом, чем ты, Йива. Но есть еще одно препятствие, не позволяющее нам выступать здесь, и если ты на­берешься терпения выслушать меня, я объясню тебе, как обстоит дело. Знай же, что мой пра-пра-пра-пра-прадед Фелимид Козлобородый, в честь кого я был назван, был самым знаменитым шутом во времена, когда король Финехта Пирующий был старшим коро­лем в Ирландии, и он был первым в нашей семье, кто стал христианином. Однажды случилось так, что, пу­тешествуя, Козлобородый встретил в месте, где оста­новился на ночлег, святого Адамнана и проникся ог­ромным уважением и почтением к этому святому че­ловеку, сочтя его более великим, чем любой король. Поэтому, чтобы показать свое им восхищение, он выступил перед ним в то время, как этот добрый человек сидел за обеденным столом, показав ему все самые сложные и тонкие трюки, которые только знал с таким энтузиазмом, что под конец он сломал себе шею и лежал на полу, как мертвый. Однако, как только святой понял, в чем дело, он встал из-за стола, подошел к нему, дотронулся до его шеи и помолился над ним. Слова его имели такую силу, что жизнь вновь вернулась к Козлобородому, хотя голова его криво сидела на шее до конца дней. В благодарность за это чудо с тех пор в нашей семье существует традиция выступать также перед архиепископом Кашельским, архиепископом Армахским, аббатом Ионским и абба­том Клонмахнольским, как и перед королями. Также мы никогда не показываем свое искусство в присутствии мужчины или женщины, которые не крещены. По этой причине мы не можем выступить здесь перед вами, как бы нам этого ни хотелось.

Орм смотрел на маленького человечка в изумлении, когда услышал эти слова, поскольку, помня оРождестве во дворце короля Харальда, он знал, что это — ложь. И он уже собирался сказать об этом вслух, когда поймал на себе предостерегающий взгляд отца Виллибальда, заставивший его промолчать.

— Может быть, сам Бог пожелал этого,— тихо сказал другой ирландец,— потому что, не хвастая, могу сказать, что многие лучшие люди короля Хараль­ да крестились главным образом потому, что не хотели покидать зал, когда нам приходилось демонстрировать свое искусство перед королем.

Йива открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Орм, отец Виллибальд и оба шута стали разговаривать в ту же минуту, так что за их голосами, возгласами разочарования, хрюканьем, и храпом пьяных, разда­вавшимися со всех концов стола, невозможно было услышать, что она говорит.

Орм сказал:

— Я надеюсь, что вы оба останетесь здесь еще на некоторое время, чтобы я и мои домашние могли насладиться вашим выступлением после того, как наши гости покинут нас, поскольку в моем доме все мужчи­ны и женщины — добрые христиане.

Но в этот момент многие молодые люди стаи кри­чать громче, чем обычно, что они желают посмотреть выступление шутов, на какие бы жертвы при этом не пришлось идти.

— Крестите нас, если нет другого выхода,— закри­чал один из них,— и не откладывайте, пусть обряд совершится немедленно.

— Да, да! — закричали остальные.— Это — луч­шее решение. Пусть сейчас же окрестят нас всех.

Некоторые из пожилых при этом засмеялись, но другие задумались и с сомнением поглядывали друг на друга.

Гисле, сын Черного Грима, подпрыгнул на своей скамье и закричал:

— Пусть те, кто не хочет в этом участвовать, уходят и устраиваются в амбаре, чтобы не мешать остальным.

Возбуждение все возрастало, крики становились все громче. Отец Виллибальд сидел, склонив голову на грудь, что-то бормоча про себя, а два шута мирно попивали свое пиво. Черный Грим сказал:

— Сейчас мне кажется, что крещение — это не такое уж большое дело и не причина для тревоги. Но, может быть, это оттого, что я слишком много выпил этого замечательного пива и разогрет праздником и мудрой беседой своих друзей. Может быть, я буду думать по-другому, когда радость от пива пройдет и я начну думать о том, как будут смеяться надо мной мои соседи.

— Все твои соседи здесь,— сказал Орм,— и кто станет над тобой смеяться, если все они поступят так же, как ты? Более вероятно, что вы сами будете смеяться над теми, кто остался некрещеным, в то время как вы все увеличите свою удачу, совершив этот обряд?

— Может, ты и прав,— сказал Грим,— никто ведь не может отрицать, что тебе везет, как никому.

Брат Виллибальд встал на ноги и прочитал мо­литву по-латыни, распростерши руки, а все гости сидели молча и слушали звуки его голоса, некоторые женщины задрожали и побледнели. Двое наиболее пьяных поднялись и приказали своим женам следо­вать за ними, покинув это колдовство. Но когда те, к кому обращались, остались сидеть, будто не слыша своих мужей, слушая только отца Виллибальда, эти двое тоже уселись снова с видом людей, сделавших все, что от них зависело, и с мрачным видом стали пить.

Все почувствовали огромное облегчение, когда отец Виллибальд закончил читать на латыни, которая силь­нее всего напоминала им визг свиньи. Теперь он стал обращаться к ним на обычном языке, рассказывая о Христе, Его могуществе и доброте, Его готовности взять под свое покровительство всех мужчин и жен­щин, не исключая разбойников и прелюбодеев.

— Итак, вы видите,— сказал он,— что здесь нет никого, кто не мог бы получить все то доброе, что Христос предлагает вам, потому что Он — вождь, приглашающий каждого на свой праздник и имеющий богатые дары для всех своих гостей.

Всем очень понравилась эта речь, многие рассме­ялись, потому что все нашли забавным сравнение их соседей с разбойниками и прелюбодеями, с удоволь­ствием сознавая, что его самого нельзя считать тако­вым.

— Я искренне надеюсь,— продолжал отец Виллибальд,— что вы последуете за ним на всю свою жизнь, и что вам понравится то, к чему это приведет — а именно, что вы исправитесь, будете следовать его заповедям и никогда не будете поклоняться никакому другому богу.

— Да, да,— закричали многие из них в нетерпе­нии,— нам все нравится. Д теперь поторопись, чтобы можно было заняться важными делами.

— Вы не должны забывать одно,— продолжал отец Виллибальд,— то, что отныне, и навсегда вы должны будете приходить ко мне в эту церковь Божию каждое воскресенье, чтобы услышать волю Господню и поз­нать учение Христа. Вы обещаете это?

— Мы обещаем! — заревели они охотно.— А те-' перь заткнись. Время идет, скоро вечер.

— Очень полезно будет для ваших душ, если вы все сможете приходить каждое воскресенье, но для тех, кто живет далеко, достаточно будет и каждое третье воскресенье.

— Кончай болтать, поп, давай крести! — заорали самые нетерпеливые из гостей.

— Тихо! — прогремел отец Виллибальд.— Это древние и хитрые дьяволы ваших ложных верований искушают вас так кричать и прерывать мою речь, надеясь таким образом помешать воле Божьей сохра­нить ваши души для себя. Но то, что я говорю, это — не избыточная информация, когда я говорю о Христе и о заповедях Божьих, но важное наставление, к которому вы должны прислушиваться внимательно и молча. Я сейчас буду молиться, чтобы вся подобная дьявольщина немедленно покинула вас, чтобы вы были готовы принять крещение.

Затем он снова стал молиться по-латыни, медленно и строгим голосом, так что вскоре некоторые старые женщины стали стонать и плакать. Никто не осмели­вался сказать ни слова, они сидели, беспокойно уставясь на него широко раскрытыми глазами и открыв рты. Было видно, однако, что двое кивали головой, их головы опускались все ближе и ближе к кружкам с пивом и через некоторое время они потихоньку спол­зли под стол, откуда вскоре раздался мощный храп.

Теперь отец Виллибальд приказал им всем подо­йти к лохани, в которой крестился Харальд Ормссон, и там двадцать три мужчины и девятнадцать женщин были должным образом обрызганы. Орм и Рапп выта­щили из-под стола двоих спящих и попытались несколько встряхнуть их. Но увидев, что все их усилия напрасны, они подтащили их к лохани и держали там, пока и их не побрызгали водой, как и остальных, после чего бросили в тихом уголке, чтобы они продолжали спать. Все собравшиеся были теперь в прекрасном настроении. Они отряхивали волосы от воды, шли радостно назад к своим местам за столом и когда отец Виллибальд попытался завершить церемонию произ­несением общего благословения, шум был так велик, что мало что из сказанного было слышно.

— Никто здесь не боится воды,— кричали они гордо, ухмыляясь друг другу через столы.

— Сейчас все готово.

— Ну давайте, шуты, покажите нам свое мастер­ство!

Шуты обменялись улыбками и охотно поднялись со своих скамей. Сразу же во всем зале наступила тиши­на. Они приветствовали Йиву с великой учтивостью, когда вышли на середину зала, как будто она была их единственным зрителем. После этого, довольно долго, они попеременно то оглушали, то изумляли публику, то доводили ее до изнеможения от хохота. Они делали сальто назад и вперед без помощи рук, приземляясь всегда на ноги, они имитировали голоса птиц и зверей, играли на дудочках, танцуя на руках, жонглировали кружками, ножами и мечами. Затем они достали из мешков двух больших кукол, обряженных в пестрые наряды и с лицами старух. Они держали их в руках, Фелимид одну, а Фердиад — другую, и сразу же куклы начали говорить, вначале любезно, затем — качая головами и злобно шипя, а под конец — яростно ругая друг друга. Ропот раздался в зале, когда куклы начали говорить, женщины стучали зубами, а мужчи­ны побледнели и схватились за мечи. Но Йива и отец Виллибальд, которые давно знали трюки ирландцев, успокоили их, заверив, что все это — результат мас­терства шутов, а не колдовство. Даже Орм несколько мгновений сомневался, но вскоре успокоился, и когда шуты приблизили кукол друг к другу и заставили их Драться руками, еще пронзительней крича и ругаясь, как будто вот-вот вцепятся друг, другу в волосы, он разразился таким хохотом, что Йива в беспокойстве наклонилась к нему и умоляла его помнить, что ста­лось с королем Коллой. Орм вытер слезы на глазах и посмотрел на нее.

— Нелегко быть осторожным, когда смеешься,— сказал он,— но я не думаю, чтобы Бог допустил, чтобы что-то со мной случилось сейчас, когда я сослужил ему такую великую службу.