Развалина и фармазонистый нос, камергер, Петер Бакен, остзейский помещик, — ему:

— Гм!

Пустивши дымочек:

— Звено, так сказать: меж Земгором, Булдойером и Булдуковым.

— Так значит — со всяческой властью?

— Пока еще «п р и».

— Я — не понимаю вас.

— Вы поглядите на «князя»: не личность, а «лик»; и взгляните на этого: «бык», а не «лик»; ангеличие «князя» покоится, все, — на «быках»; «князь» обсасывает, загибая мизинчик, куриную косточку; функции этого — резать цыплят.

— Так.

Пампесиас, граф Небеслинский-Монолиус, в черный атлас вырезного, широкого кресла, в окрапы коричнево-белых и розовых лапок откинулся — над сине-бледною, с просинью, скатертью.

Зашепелявили фразами, брошенными из-за пепельниц в цвета ночного искрящийся лак этажерочек; пепельницы — из оливково-желтых камней, запевающих цвета небесного пятнами; волны обойных полос, синусоид, свиваемых кольцами, — сизо-оливковых, с сине-зелеными — в отсвете фосфора. Шопоты. Шварк шепелестящий.

Шаркает геометрически — черный квадрат; глазки, клопики, карие.

Какие-то кляклые вляплины пальцев — по клавишам: в смеси тонов, — темно-синего с темно- зеленым.

А там, — из угла:

— Орьентация, здравствуйте!

— Две, — лопнул, точно струна клавишмента, Велес-Непещевич.

И — вздрогнула там онемелая дамочка, влепленная в фон обой: плачем клавишей.

— Две!..

— ?

— Раз — из Лондона; два — из Парижа.

И — в ухо фальшивым фаготом он:

— В Лондоне — против Пукиерки… Этот Коробкин Пукиерке сбыл изобретенье; хитрый кинталец пропал.

— Уговор?

— Может быть, — громко лопнул Велес-Непещевич: в плач клавишей.

Из меланхолии темных ковров обессиленно встал меломан:

— Тсс! Велес-Непещевич подшаркнул:

— Пардон!

В ухо: сипом:

— Приличная форма надзора — лечебница; так полагает Булдойер и лорд Рододордер; а лорд Ровоам Абра-гам, масон лондонский, верит Пэпэшу, масону московскому.

— Вздор!

Непещевич откинулся, вышарчил ножкой, безглазо вперяяся красною физикой:

— Вздоры — законы истории.

— То же, — «история», — вспыхнуло гневом в душе Пшевжепанского, но он увидел: морщинки, три, прокопошились иронией:

— Сам ты «с историей».

И капитан Пшевжепанский глаза опустил: на истории наших позоров он строил карьеру:

— Так вот оно как…

— Оно именно — так.

Сверт: и — красный квадрат, подбородок,

всем корпусом —

— черным квадратом —

— ударился в Гузика:

— Вздор этот — тоже «с историей»: лорд Рододордер построил свое заключенье о том, что в Мельбурне Друа-Домардэном себя называл Домардэн — на досье дон Ма-маво, а «дон» этот — зять дон Пэхалеса, — попросту Пэха, двоюродного брата, — на Гузика, — брата берлинского Пэхо-ва; Гузик — «история»: лапу Берлина и лапу Парижа связал музыкальными лапками… Ишь как, — и ухом наставился: — О, дон Мамаво: лалала, лалалала, — юркая ножкою, он подпевал.

Вдруг себя оборвал:

— Потому что — Жозеф Гужеро, орьентация Пуанкаре — Панлеве, — общий дядя: Пэхалеса, Пэхова, Пэха и Гузика.

«Пле-пеле-плё», — переплескивал клавиш: под пальцами Гузика.

— Вздоры историй сплетаются этими трелями в бич и в бабац чемодана; а впрочем, история — вздор: лалала.

Клака клавишей, как оплевание, как оскорбление: прянно раздряпана, дрянно разляпана — в онемение, в мление, в тление!

Вляпана: клякой пощечины!

Дама, уйдя в перелепеты, вляпана позой портретною в волны полос, синусоид, свиваемых кольцами, сизо-зелеными; а меломан обессиленно клонит лицо в меланхолию сизо-оливковых фонов; а завтра он с Керенским — в обморок.

— О, дон Мамаво: лала-лалалала, — фаготовым голосом бзырил, как бык.

Он Бодлера сумеет прочесть!

Что вы думаете?

Вдруг подбросил свои — три — морщинки; и щелками глаз укусил:

— Арестована Застрой-Копыто: сношение с Пэхоо, поджог чердака; Гужеро с Домардэном прислал ей валюту.

И ножка проюркала:

— Ставка — за нами!

Морщинки, — три, — плакали. Красный квадрат подбородка — под ухо; и жилы, — две, — выпыжились; и пан Ян, не герой, содрогнулся: вот клоп!

— С нею виделись?

— Вам что за дело?

Сказать не сказать.

— Булдуков — моет руки, — уклончиво.

— Мы — тоже вымоем: кровью.

Они посопели.

— По-моему, — очная ставка: в присутствии Ставки; пока за бока князя — вы; я, пока, — за бока: Булдукова; выписываю Жюливора, — раз!

Корпус сломал.

— Сослепецкого — от Алексеева: два!

И морщинками в черно-лиловый ковер он безглазо уставился, соображая, —

— что —