Она мужественно улыбнулась. Правда, улыбка у нее получилась не очень радостная. Вдруг меня осенило.

— А документы у него какие-нибудь с собой были? — быстро спросил я.

— Да. Кажется. Сейчас. Посмотрю.

Она вышмыгнула из комнаты. Долго не возвращалась. Наконец появилась в дверях, и торопливым движением руки протянула мне паспорт и какое-то удостоверение.

— Вот.

Я быстро пролистал паспорт, нашел нужную страницу и облегченно вздохнул.

— Четвертая. Резус плюс, — сказал я. — Считай, пол-дела уже сделано… Ладно, капельницу я приволоку…

Ольга прикрыла раненого одеялом. Он по-прежнему бормотал, потише уже, правда. Но по крайней мере теперь не метался, не то что пол-часа тому назад. Только тонкие пальцы шевелились поверх простыни, искали что-то, невидимое мне и никак не могли найти. Это раздражало.

— Кофе меня напоишь? — спросил я, бросив мимолетный взгляд на часы. — А то мне уже скоро пора на работу…

— Прости, ради Бога, — суетливо встрепенулась Ольга. — Совсем я голову потеряла с этими…делами…

Мы сидели на кухне, молча пили кофе. Ольга — из маленькой чашечки, я — из большой, по боку которой плыл петровских времен пышногрудый фрегат сине-фиолетовых цветов. Ольга сосредоточенно курила.

— Сережа, ты на меня пожалуйста не держи зла, — сказала она после небольшой паузы.

— За что ж это? — не совсем искренне удивился я.

Она скривилась, махнула быстро рукой с зажатой в пальцах сигаретой.

— А ты не понимаешь? Тебе все это…вообще, так…

— Не вообще. Не вообще, милая и не так, — сказал я серьезно. — Раз это касается тебя, то…

Я смутился своей внезапной откровенности, резко оборвал фразу, не договорил. Потянулся сдуру к пачке сигарет, отдернул руку. Не курю ведь уже пятый год.

Ольга благодарно улыбнулась. Склонила смущенно голову и потерлась щекой мне о руку:

— Спасибо, Айболит, — сказала она.

Господи, совсем, как когда-то.

Я не шевелился, и не хотелось мне двигаться, уходить из этого места, с этой маленькой кухни: мне хотелось остаться тут навсегда.

И, словно, прочитав мои мысли, она вдруг весело засмеялась и произнесла:

— Мы с тобой — как муж и жена после одновременной ночной смены. Или операции. Смешно, да?

— Смешно, — серьезно подтвердил я. Меня рассердила ее бестактность. — Но только с маленькой корректировкой: как два сообщника. Так, пожалуй, будет вернее.

— Ну и пусть сообщники, — на удивление легко согласилась она, ничуть не рассердившись. — Супруги, сообщники — в принципе, разница-то небольшая.

Она прикурила новую сигарету, чуть отодвинувшись от меня. Я сразу пожалел о последней фразе, сказанной мной.

— Он выживет? — спросила она.

— Да ты что? — изумился я. — Что за глупые вопросы? Конечно, выживет. Подумаешь, порезали мужика немного. Бывает. До свадьбы заживет, не сомневайся…

Я отвернулся к окну. Рассвело. Крыши домов уже отсвечивали серебристо-серым, перламутровым, они блестели от дождя. Анемичные силуэты труб тянулись к пасмурному небу. Донеслось отдаленное дребезжанье трамвая — звонок, еще звонок. Пронзительно и требовательно выводил в колодце двора визгливый женский голос:

— Артем!.. Артемка, паршивец!.. Я долго тебя буду ждать? Я опять на работу опоздаю! Ты что там застрял, Артем?!

— Иду-у-у! — откликнулось, заметалось по двору.

Мы сидели, молчали, я снова взялся за чашку с кофе. И мы уже не смотрели в глаза друг другу. Минута нечаянной близости быстро миновала, все снова вернулось на круги своя и я не мог рассчитывать на какое-либо продолжение с ее стороны. А сам бы я никогда уже не решился.

Приглушенно запиликал звонок телефона. Ольга машинально взяла трубку и так же машинально и быстро — я даже не успел ее остановить, сказала:

— Да?

Лицо ее вдруг резко напряглось, стало злым. Она машинально закусила губу.

— Да, я узнала вас… Да… Нет, вы меня не разбудили, я рано встаю.

В трубке негромко и бархатно бормотал явно мужской голос — но слов я разобрать не мог.

— Что? Еще не нашли?.. Кого? Ах, номера четвертого… Надеюсь… Нет, я не упрямлюсь, Станислав Андреич. Вы же знает, что я слегка приболела…Да… Спасибо. И вам всего наилучшего.

Она повесила трубку. Лицо у нее было — как маска Пьеро. Но я не стал ее расспрашивать: слишком хорошо зная ее, я понимал, что ни к чему хорошему это не приведет.

— Я пожалуй, пойду, поднялся я. — Домой пора. И не выспался ни черта.

Она молча кивнула, не глядя на меня. И я ушел. А что мне оставалось делать?..

Я поддал ногой пустую ржавую жестянку. Подпрыгивая на выбоинах мокрого слежавшегося песка, она докатилась до воды и зарылась в грязно-серую пену изломанной волны, набежавшей откуда-то издалека, наверное от чухонцев.

Игорь сидел в нескольких шагах от меня на выбеленной дождями и ветром разлапистой коряге. Сидел молча, уткнувшись лицом в воротник мохнатого твидового пальто. Он сильно сдал, даже постарел за эти последние дни — я это ясно видел. Седины прибавилось, и седоватая же щетина трехдневной давности поблескивала на щеках. Он тупо уставился на свинцово-желтую, колеблющуюся гладь Маркизовой Лужи, которая вдали тонула в непрозрачной пелене тумана.

Низкий, тоскливо вибрирующий звук доносился время от времени до нас с залива: то ли проба голоса заблудившегося в тумане корабля, то ли просто отчаянный призыв о помощи.

Я сунул сигарету в зубы, протянул Игорю пачку «Мальборо». Тот отрицательно помотал головой.

— Бросил.

— Когда это? — не смог я скрыть удивления.

— Позавчера. Сердце чего-то барахлить начало…

Я внимательней посмотрел на него: мешки под глазами, нездоровый желтоватый цвет кожи лица. А ведь ему только сорок один — и он на два года моложе меня.

— Ты все точно выяснил, Игореша? — спросил я, щелкая «зиппо» и укрывая ее рваный огонь от внезапно набежавшего свирепого порыва ветра.

— Да, — кивнул Игорь. — Уехал на десять дней. Выпросил отпуск без содержания. На работе у него сказали, что куда-то под Витебск, к родителям…

— К родителям! Под Витебск!

Я зло сплюнул на песок:

— Ты о чем, Игореш! Да у него родители лет пять как в могиле лежат! Небось, говнюк, давно уже торчит где-нибудь за Уралом… Или на юге у кого-нибудь из своих дружков на дно лег… Ну, сволочь трусливая!.. Ну, говнюк!

У меня не хватило слов. Горло от бешенства сжали спазмы. Я схватил валявшийся рядом длинный пористый кусок плавника и что было силы зашвырнул в воду. Палка просвистела в воздухе, раздался тупой всплеск.

— Сволочь жирная!..

Игорь только покосился в мою сторону.

Опять в тумане застонал корабельный гудок. Я с силой выдохнул воздух. Поднял воротник куртки и уселся на корягу рядом с Игорем.

Мы были одни-одинешеньки на пустынном предзимнем пляже. Низко нависали над туманом и берегом