Учителю Акинобу выпала великая честь получить гость вареного риса и двадцать бу из рук самого Божественного императора Мангобэй. Для этого он простоял на коленях перед воротами храма Каварабуки всю ночь – банси не давали поднять головы, лицемерно заставляя нищих изображать покорность судьбе. Тех, кто шевельнулся или повернул голову, оттаскивали прочь, в конец очереди. Его место тут же занимал другой жаждущий прикоснуться к императорской длани. Кроме того, оттаскивали всех тех нищих, которые, по мнению банси, не были нищими, а жаждали получить дармовую еду и деньги. Однако даже рьяная деятельность банси не гарантировала, что учитель Акинобу попадет в число счастливцев, ибо по его расчетам он находился где-то в третьей сотне. А попасть в Яшмовый дворец учитель Акинобу должен был любым способом. Поэтому он тихонько стал разбрасывать мелкие монеты. Делал он это в тот момент, когда банси были заняты своей тяжелой работой. Там, куда падала монета, рано или поздно поднималось волнение, банси были тут как тут, и к началу стражи дракона Акинобу заметно продвинулся к воротам дворца. Однако перед ним все еще было не меньше сотни человек, и по всем расчетам Акинобу не попадал в число счастливчиков, потому что в очереди остались самые стойкие, опытные и ловкие нищие, которые или не реагировали на звон меди, или умудрялись набить карманы втихаря. Когда же Акинобу принялся швырять золотые рё, не выдержали и они – действительно, не было смысла сидеть в очереди, если под ногами валялись золотые. Это и сделало поддела. Возникла большая драка, и банси под вопли и крики нищих поработали на славу. Но даже этот прием не приблизил Акинобу к цели. Тогда он зараз кинул три золотые рё, но не в толпу, а рядом. Вид золота привел нищих в неистовое состояние. Последующая грандиозная драка и вполне справедливое возмездие со стороны банси привело к тому, что Акинобу оказался как раз шестьдесят шестым.

Шествие Хомуда устраивалось каждую весну. Оно открывало взор Богине Аматэрасу на столицу Мира. В этот день небо обязательно должно было быть голубым и чистым. Если это условие не соблюдалось, то Шествие Хомуда переносилось на следующий день. Однако чем дальше переносился праздник, тем больше Богиня Аматэрасу была недовольна.

Много-много лет назад, еще до разделения Миров, император Хомуда впервые преподнес дары Богине Аматэрасу, накормил и одарил нищих и страждущих. С тех пор каждую весну заключался договор с Богиней Аматэрасу, а праздник назывался Шествие Хомуда.

В это утро небо было голубым и высоким. Акинобу молил Богов, чтобы не набежали тучки и тем более не пошел дождь.

В середине стражи дракона ворота Яшмового дворца со скрипом открылись, и шестьдесят шесть счастливцев из многотысячной толпы оказались за его стенами. Их заставили сесть по обе стороны нижней части дороги, а за каждым из них встал банси, держа руку на рукояти катана, дабы ни у кого из нищих не возникло даже мысли оскорбить или того хуже напасть на божественное лицо. Заиграла музыка, а на высокое крыльцо дворца вышли: император Мангобэй с женой и малыми детьми, а также регент Ходзё Дога женой и сыновьями: Такэру и Коксинг. Акинобу удивился: обычно на этом празднике присутствовал кто-то один из сыновей, а здесь оба. Это была очень важная новость. Между императором и регентом в золотом кимоно стоял хидзири Такэда.

Пространство между нищими и крыльцом заняли многочисленные придворные, разодетые по случаю праздника.

Император произнес короткую речь, смысл которой сводился к благодарению Богини Аматэрасу, которая не оставит своим вниманием детей ее в такой красивой и прекрасной стране, как Нихон. А через нищих и сирых Богине преподносились земные богатства.

И хотя Акинобу до конца не верил, что вместо императора Мангобэй воздаяние Богине Аматэрасу через руки нищих будет делать Ходзё Дога, он ждал, затаив дыхание, ибо от этого зависела удача заговора.

Конечно, он не слышал, о чем говорили император, регент и хидзири, но на крыльце произошла заминка.

Механизм чуда не связан с ощущением человека, и сколько учитель Акинобу в надежде на чудо ни ждал, он его как всегда не почувствовал, хотя знал, что именно должно было произойти: чудо – оно или есть, или его нет. И если бы он умел зрить 'за пределы', проникать 'в замыслы', то разглядел бы Богиню Аматэрасу, которая вложила в уста хидзири Такэда то, что давно хотел, но о чем не смел даже мечтать регент Ходзё Дога. А хотел он одного: приблизиться в этот момент по значимости к императору Мангобэй и покрасоваться перед народом и придворными, которые официально считались поданными императора Мангобэй. Это был бы один из его многочисленных последовательных шагов для захвата кайдана – алтаря посвящений. Желание это гложило его так давно и он испытывал такую страшную зависть, что когда это его желание сбылось, он страшно удивился и даже растерялся.

– Сейса, – обратился хидзири Такэда к императору. – Согласно правилам Шествия, пора одарить нищих.

Впервые вместе с императором с крыльца спустился и регент. Акинобу загадал, чтобы он пошел по его краю. За императором и регентом потянулись придворные, каждый из них должен был одарить каждого нищего двадцатью бу и горстью риса.

Акинобу был последним в правом ряду. Регент Ходзё Дога медленно приближался к нему с брезгливым выражением на лице: нищие сплошь были грязные и больные. Он уже успел пожалеть о случившимся. Когда же он положил в ладонь Акинобу несколько медных монет, гэндо Амида затрепетало. Видел ее только Акинобу. Тень щурилась от яркого света, но когда регент Ходзё Дога насыпал в ладонь Акинобу рис, тень словно узнала хозяина, прилипла к его руке и незаметно нырнула в широкий рукав кимоно.

Регент Ходзё Дога отпрянул. Он не понял, что с ним произошло. Ему только почудилось, как горячая волна пробежала по руке. Акинобу не мог предвидеть такого поворота событий. Он подозревал, что гэндо Амида безобидна лишь для того, у кого чиста душа, ибо она взаимодействовала с самыми темными и потаенными уголками человеческой души. А таких темных и потаенных уголков в душе у регента Ходзё Дога было предостаточно. И когда его черная натура встретилась с черной тенью Амида, они бросились навстречу друг другу и обожгли регента.

Конечно же, банси заметил странное движение регента Ходзё Дога и его испуг и, решив, что Акинобу чем-то уколол регента, не раздумывая ни мгновения, выхватил катана и зарубил нищего, который даже не успел оглянуться.

На этом история сорока семи ронинов могла бы и закончится, ибо вслед за этим происшествием, которое, несомненно, оценили бы как покушение на регента, последовали бы аресты и все заговорщики к полудню были бы схвачены и казнены даже не как самураи, а как самые низкие преступники – в лучшем случае им бы отсекли головы, а худшем распяли бы на стенах Нефритового дворца в назидании всем заговорщикам.

Очевидцы из числа нищих по обе стороны ворот, а также придворные, банси и все остальные присутствующие в Яшмовом дворце долго потом рассказывали, как во время праздника Шествие Хомуда на Яшмовый дворец неожиданно опустилась тень. 'Стало мрачно, как зимней ночью', – говорили многие. 'Нет, – уверяли другие, – всего лишь померкло солнце, такое уже бывало'. 'Не то и не другое, – возражали третьи, – просто налетел ураган'. Четвертые утверждали, что это был весенний дождик. А пятые – что дух Якуси-Нёрая просто пошутил. И только один человек знал истину. Этим человеком, конечно же, был Натабура. Он не мог оставить учителя без присмотра.

Как только Акинобу вышел из дома, Натабура тихонько свистнул Афра и они вдвоем проводили учителя до самой площади Цуэ, а затем, подпирая стены харчевни 'Два гуся', тихонько