врать.

Впрочем, новый день не предвещал ничего необычного. Когда Натабура и Афра отправились на встречу с капитаном Го-Данго, Язаки как всегда предался чревоугодию. Он уже приканчивал третью чашку овощного весеннего супа, когда во входную дверь кто-то поскребся.

Нищий, что ли? – решил Язаки и спросил, отдуваясь, как буйвол на пастбище:

– Кто там?

На всякий случай он прихватил свой любимый китайский меч и вообразил себя непобедимым самураем. Действительно, силы в нем было немерено, и он никого не боялся.

– Не откажите страждущему, – раздался мужской голос.

– Страждущему? – удивился Язаки и почему-то открыл дверь – словно его кто-то принудил его к этому.

Перед ним стоял странный человек, который не был похож на японца. Абсолютно лысый, правда, с венцом седых волос на затылке, с выпуклым, морщинистым лбом, с тяжелым взглядом энго, в какой-то грязной хламиде и с клюкой в руках. Больше всего он почему-то напоминал круглоглазых дикарей, которых Язаки видел в Лхасе. Акинобу и Натабура называли их европейцами. Там они на положении рабов занимались самым тяжелым трудом: рубили камень и строили дороги.

– Слушай, кто ты такой? – поморщившись, спросил Язаки, испытывая вполне понятное чувство брезгливости.

Ему претила сама мысль общения с нечистым. Незнакомец ему не понравился. Страшилище, да и только, подумал он. А рожа… рожа! Такой приснится – до утра не уснешь!

– Ты один?

Незнакомец принес с собой тонкий, едва осязаемый запах серы и еще чего- то непонятного. Язаки даже невольно вспомнил, что так пах только демон смерти – Кадзан.

– А тебе какое дело? – грубо спросил он. – Вали отсюда! – и выставил перед собой тяжелый китайский меч.

Незнакомец сделал вид, что не замечает его, хотя кончик меча колыхался в двух сун от его носа. Язаки это несколько обескуражило. Он мог одним движением кисти отсечь незнакомцу руку, но тот, кажется, ничего не замечал.

– Я пришел за своими вещами, – сказал он очень спокойно, отводя в сторону кончик меча.

– Откуда здесь твои вещи?! – неподдельно возмутился Язаки, повышая голос. – Откуда?! Я тебя не знаю. Вали! – и готов уже был ткнуть наглеца куда-нибудь в шею, чтобы завершить разговор, но не хотел заливать дом кровью.

– Зато я тебя знаю, – самоуверенно произнес незнакомец и как-то незаметно для Язаки очутился на середине комнаты. – Где он?

– Кто? – Язаки вынужден был повернуться.

В этот момент китайский меч показался ему самым бесполезным оружием, и Язаки обреченно опустил его. Что-то ему подсказало, что убить этого человека не так просто и что у него не хватит для этого духа.

– Мой шлем ямады.

– Почему он твой? – уже не так резко спросил Язаки, потому кое о чем начал догадываться.

– Потому что он принадлежит мне!

Тут Язаки признал в нем Бога Яма. Точно, немея, подумал Язаки, он. Он – Черный самурай, который скакал на невидимом коне. Но его же убил Натабура?! Наму Амида буцу!

– Ну, так где же?! – напомнил Бог Яма, видя, что его собеседник готов от ужаса лишиться чувств.

– Я его отдал… – пролепетал Язаки, роняя на пол меч.

– Кому?

– Этому… как его… – Язаки забыл. – Кадзану!

– Кадзан пропал, – ровным голосом сообщил Бог Яма.

– Он забрал ямады и ушел, – снова нашелся Язаки.

– Где же тогда Кадзан? – не поверил Бог Яма и прищурился.

Язаки еще больше стало не по себе. Он пожал плечами – мол, ничего не знаю, и незаметно прислушиваясь, надеясь, что каким-нибудь чудом вернется Натабура и избавит его от непрошеного гостя. Но Натабура мог заявиться не раньше вечера, а Афра как назло ушел с ним. Стало быть, надо рассчитывать только на себя.

– Ушел! – как можно более твердым голосом сказал Язаки. – Знать ничего не знаю.

– А за деньги?

– За деньги? – Язаки показалось, что он ослышался.

– За деньги!

– За деньги подумаю, – признался Язаки, не ощутив в голосе Бога иронию.

Действительно, когда он вспомнил о своем кровно заработанном богатстве, то засомневался – стоит ли упорствовать. Но я действительно не знаю, где этот демон. Что же придумать? – лихорадочно соображал он.

– Вот что, – почти миролюбиво сказал Бог Яма, – отдай мне ямады и сразу получишь половину своих денег. Вторую половину – за знак Ада. Верни и его!

Бог Яма не мог убить человека. Он мог извести его любым известным способом, кроме кровопускания. Но убивать Язаки не входило в планы Бога Яма. Язаки был для него слишком мелкой сошкой. Вот только помощник пропал. Да и я, дурак, подарил Черный Знак Ада – каба- хабукадзё. Он глядел на Язаки с плохо скрываемым раздражением. Нашел кому дарить! Такому уроду!

– Натабура сейчас вернется! – на всякий случай сообщил Язаки.

– Как вернется?! – оторопел Бог Яма. – Он что жив? Я же его убил?! – и понял, что проговорился. Он едва не схватился за голову. Теперь уж точно все пропало – если Язаки и Натабура пожалуются Богине Аматэрасу, то точно несдобровать. Догадались они! Догадались! Надо было срочно придумать что-нибудь такое, чтобы Язаки не заподозрил меня в коварстве.

– Ты чего, старик! – наглея, начал заводиться Язаки. – За такие речи!… – он оглянулся на середину комнаты, где одиноко возлежал меч.

– Ладно, ладно, – едва сдерживая панику, сказал Бог Яма. – Оставь ямады себе. Заодно и каба-хабукадзё. Деньги я тебе верну. Но… – Бог Ямады сделал злорадную паузу. – Ты никогда не сможешь ими воспользоваться, ибо я все же тебя накажу.

– Ова! – воскликнул Язаки. – Ова! – и подался в самый дальний угол, едва не споткнувшись о злополучный меч.

Он бы с удовольствием сбежал и дальше, но бежать было некуда.

– Я тебя так накажу, – добавил Бог Яма, – что ты будешь помнить всю жизнь! Знай, отныне ты станешь человеком, лишенным честолюбия. И никогда не будешь думать о себе, а только о других людях. Ты будешь любить всех, но только не самого себя!

– Не хочу! – закричал Язаки. – Не хочу! Не буду!

Он выскочил на середину комнаты, чтобы схватить свой любимый китайский меч и зарубить этого страшного, подлого Бога Яма. Искромсать на кусочки, – чтобы он только замолчал, ибо сила его была в его голосе.

Но Бог Яма только громогласно рассмеялся:

– Ха-ха-ха!… Стань пророком!!! Отныне и навсегда!

Язаки даже не успел произнести: 'Наму Амида буцу!', как лишился чувств. А когда очнулся, то Бога Яма в комнате уже не было, пахло только серой. Зато рядом стоял знакомый мешок с