– Послушай, оставь меня мыть посуду и разносить эту бурду, – взмолился Тыкалпенни, – не посылай меня санитаром, вместо Мерфи, назад в палаты!

– Дорогуша, – сладеньким голоском пропел Бим, – все зависит от тебя, как ты пожелаешь, так и будет…

А меж тем коронер, зашедший в какую-то комнатку, одной рукой расстегивал черный пиджак, а другой стягивал его с себя; снял он потом и свои полосатые брюки и уже изготовился утонуть в просторном свитере и широких спортивных штанах.

А Силия направлялась к двери.

– Одну минуту, – окликнул ее Убифсих, – как бы вы хотели, чтобы все было устроено?

– Устроено? – спросил вместо Силии Ниери. – Что устроено?

– Видите ли, – начал свои пояснения Убифсих, – число мест в холодильниках ограничено, и соответственно места должны освобождаться для, так сказать, новых поступлений, и я не могу держать…

– Я подожду во дворе, – быстро проговорила Силия и вышла.

Ниери и Вайли стали прислушиваться, ожидая стука открываемой и закрываемой парадной двери. Однако дверь все не хлопала, и через некоторое время Ниери перестал прислушиваться. После того как наконец послышался стук парадной двери, не так, чтобы громкий, однако же и не так, чтобы тихий, Вайли тоже перестал прислушиваться.

– Последняя воля вне всяких сомнений священна, – твердо заявила Кунихэн. – И волю эту мы должны исполнить.

– Вряд ли то было его последним желанием, – пробормотал Вайли. – Особенно если припомнить, как все это случилось…

– Кремация происходит здесь? – строго молвил Ниери.

И доктор Убифсих признал, что в его распоряжении имеется небольшая печь особой конструкции, в которой даже самое жесткое тело не более чем через полчаса после помещения его туда, причем, заметьте, вкупе с разумом и душою, и после выплаты небольшой, совершенно, можно сказать, смехотворной суммы превратится в некоторое количество пепла – и это утверждение зиждется на достаточных основаниях – и притом, можно смело утверждать, такого веса и объема, которое вполне пригодно для переноски.

Ниери швырнул на мраморную плиту свою чековую книжку, которая при падении произвела звук легкого мокрого шлепка, выписал четыре чека и, не мешкая, тут же раздал их. Вручая чеки Вайли и Кунихэн, он попрощался с ними, Куперу Ниери предложил подождать, а Убифсиху он сказал:

– Надеюсь, вы не против получения вам причитающегося в виде чека?

– Нет-нет, конечно не возражаю, если вы приложите свою визитную карточку… Ага, спасибо, спасибо.

– Когда все будет… сделано, вручите то, о чем вы говорили, вот этому человеку, – попросил Ниери Убифсиха. – Ему и никому другому.

– Да, хорошо, но видите ли… передача стороннему лицу является, понимаете ли, в некотором роде, нарушением правил, – промямлил Убифсих.

– Знаете, вся наша жизнь – сплошное нарушение правил, – изрек Ниери.

А к этому времени уже и Вайли с Кунихэн вышли из морга и теперь стояли на крыльце у парадной двери. Над их головами склонялись листья плюща и винограда странного красноватого цвета. Глянув на чеки, Кунихэн и Вайли обнаружили, что Ниери выписал и ему, и ей одинаковые суммы, одинаково тем самым оценив их услуги и не сделав различий по половому признаку. Кунихэн и Вайли мысленно с удовлетворением отметили, что Ниери проявил достаточную меру щедрости.

Кунихэн, побуждаемая усталостью в ногах, вызванной долгим и непрерывным стоянием, прильнула к Вайли – для опоры, конечно, – и, ухватившись за обшлаг его дорогого костюма, в своей обычной театральной манере воскликнула:

– О, не покидай меня, не уходи, не оставляй меня в эту лихую годину тяжкой скорби!

Голова Кунихэн мешала Вайли наблюдать за дверью, и он, ухватив Кунихэн за запястья, хотел было отстранить ее от себя, но она продолжала льнуть к нему.

– Не будь жесток, – горячо шептала Кунихэн, – давай, взявшись за руки, вернемся на родную землю, туда, где мы родились, вернемся к нашим морским берегам, к нашим заливам, к болотам, к вересковым пустошам, к горным долинам, к озерам, к рекам, речушкам, ручьям, к туманам… к… паиоротничкам… к… к долинам – это я уже говорила, – давай вернемся побыстрее… я знаю, сегодня вечером есть почтовый поезд, который отходит в удобное для нас время…

Вайли взглянул на часы. Силии нигде не видно, а банки закроются через час! Вайли, применив силу, снял с себя руки Кунихэн и быстро ушел. Нет, он, конечно, не покидал Кунихэн надолго, у него просто были дорогие вкусы, ублажение которых требовало значительных средств, и ему нужно было во что бы ни стало поспеть в банк до закрытия и обменять чек на деньги. К тому же Купер как-то шепнул ему, что Кокс умерла. Она наглоталась в неисчислимом количестве каких-то таблеток после разрыва с неким Сэчом Фью, поборником гуманного обращения с животными.

А вот наконец из морга вышли и Ниери с Купером, а сразу за ними появился и Убифсих, который, запирая дверь на ключ, перехватил взгляд Купера и, приказав тому «быть здесь через час», удалился.

Ниери, оглядевшись, увидел вдалеке фигурку Вайли, спешащего поскорее покинуть М.З.М. За ним медленно плелась Кунихэн. Силии Ниери нигде не увидел.

– Когда тебе выдадут кулек, выбрось его, куда хочешь, – приказал он Куперу, и сам заспешил прочь.

Купер крикнул ему вслед:

– Она того… померла!

Ниери резко остановился, но не повернулся. Он на какое-то мгновение решил, что Купер говорит о Силии.

– Уже во как скоко дней, а то и больше, – кричал Купер в спину Ниери.

Ниери догадался, о ком идет речь, и возликовал.

Так и не обернувшись, он двинулся прочь, а Купер смотрел ему вслед. А Вайли, который двигался в два раза быстрее, чем Кунихэн, уже заворачивал за угол главного здания. Скрылся. Кунихэн оглянулась. Увидела Ниери, приближающегося к ней сзади с большой скоростью, остановилась, а потом медленно пошла ему навстречу. Ниери резко свернул в сторону, снова поменял направление, когда увидел, что она пытается выйти ему наперерез, прибавил шагу и ушел от преследования Кунихэн, сохранив между собой и нею солидное расстояние, которое ей никак не удалось бы сократить. При этом Ниери приветственно приподнял шляпу, но головы в ее сторону не поворачивал. Кунихэн, увидев, что ей Ниери не догнать, сбавила шаг и медленно поплелась в том же направлении, в котором уходил Ниери.

Купер не мог бы сказать, что же именно произошло и освободило его наконец от непонятных ему внутренних запретов, возбранявших ему в течение стольких лет садиться и снимать шляпу; при этом он вовсе не стремился докопаться до истины. Он положил свой котелок на ступеньку перед дверью морга, тульей вверх, примостился прямо над своим головным убором, слегка согнул ноги в коленях, тщательно, глядя меж ног, прицелился, закрыл свой единственный глаз, резко выбросил обе ноги вперед и вверх и обрушился задницей на шляпу. Как чугунная баба на сваю. Второго захода не потребовалось.

Тяга в печи оказалась плохой, работа протекала медленно, и только спустя пять часов Куперу удалось покинуть М.З.М. с пакетом пепла под мышкой. Пепла оказалось не менее двух килограмм. По пути на вокзал ему представлялись различные возможности от него избавиться, и наконец Купер решил, что помещение этого пакета в ближайший мусоросборник любого вида будет самым удобным, надежным и не привлекающим внимания способом избавления от него. В Дублине сделать это было бы еще проще. Он бы сел себе на какую-нибудь скамеечку в любом сквере, и спустя некоторое время обязательно появился бы мрачный мусорщик с тележкой на колесиках, на бортах которой написано: «Бросайте мусор сюда». Но в Лондоне тех времен к мусору относились не столь ревниво, и по городу не ездили тележки, собиравшие мусор.

Купер добрался до вокзала, не обнаружив по пути ни единой солидно выглядевшей урны, которая бы, по его мнению, вполне подходила бы для принятия пакета. У самого вокзала его остановил всплеск музыки. Обернувшись, Купер увидел на противоположной стороне улицы паб, который как раз открылся после перерыва. Засветились огни, распахнулись двери, заиграла музыка. Купер перешел улицу и остановился на