ангиома,[231] правда, на исключительно необычном месте.
– Судя по всему, это родимое пятно было цвета отличного портвейна, – удивился коронер, чуть ли не тыкаясь в него носом. – Даже и сквозь обгорелость это заметно!
И вот тут-то Кунихэн разразилась слезами…
– Не было у него такого родимого пятна, я точно знаю! – всхлипывала она. – Не было, не было у него такой ужасной родинки! Мне лучше знать! И не Мерфи это вообще, это не мой Мерфи, это кто-то другой, этот вообще на него никак не похоже! Это совсем не он, это…
– Ну, успокойся, успокойся, – стал успокаивать ее Ниери. – Все, ну все, все, успокойся.
– Однако… в определенном смысле, это даже красиво, – мечтательно произнес коронер, – в этом, несомненно, что-то есть: родимое пятно, знак, полученный при рождении, с приходом в этот мир, и смертный знак, так сказать, остающийся и при уходе из него… некое, понимаете ли, обрамление всего жизненного цикла, вам не кажется? Круг описан, завершен, все возвращается к исходной точке… Ангус, как воспринимается такая мысль, понятно, что я хочу сказать?
– Ну все, все, все уже хорошо, – продолжал успокаивать Ниери все еще всхлипывающую Кунихэн. – У каждого мужчины найдется пятно, на теле иль на душе. Все запятнаны.
– Итак, судя по всему, мы… то есть вы уже знаете, кем был покойник. Могу ли я поинтересоваться, кто же он? – спросил коронер.
– Господин Мерфи, уроженец Дублина, – твердым голосом уведомил коронера Ниери.
– Ах Дублин, старый добрый Дублин, старенький Дублинчик, – пел коронер. – Там когда-то живала одна моя родственница, в Кумбе жила, по женской линии родственница, больше никаких родственников в Ирландии никогда и не было… преставилась, тихонько перешла в мир иной, можно сказать, скоропостижно, месяца два не дотянула до отведенного ей Богом и людьми срока, а было то во времена, знаете ли, Георга ІІ[232]… Да, так вернемся к нашей теме. Фамилия известна, а имя, имя каково? Ближайшие родственники?
– Ближайших родственников нет, – ответил за всех Ниери. – Есть дядя, живет в Голландии.
– А кто же тогда вы все? – удивился коронер. – И неожиданно грубо-писклявым голосом добавил: – На кой черт вы тогда сюда пришли?
– Мы здесь по праву его ближайших друзей, – пояснила Кунихэн, переставшая плакать. – Мы его лучшие друзья.
– Послушайте, – возмутился Вайли, раздраженный тугодумием коронера, – сколько раз вам нужно пояснять одно и тоже?
– Понятно, понятно, извините… но вот что мне хотелось бы все-таки знать… как к нему обращались? Что, только Мерфи и все? Или почтительно «господин Мерфи»?
– Прошу вас, – и Убифсих прибавил к словам жест, приглашающий Бима и Тыкалпенни к действию.
Те снова укрыли тело простыней и вынесли его прочь. В коридоре алюминиевый поднос – он же носилки – был возвращен в холодильник.
На освободившейся мраморной плите в вязи и сочетаниях мраморных прожилок и пятен Ниери высмотрел Клонманшуа, замок О'Меланглинов, лужайку, белый домик под соломенной крышей, нечто красноватое, формы не поддающейся описанию, широкую водную гладь с солнечными бликами, Коннот…[233]
– А кто эта молодая дама, – обратился коронер к Ниери, – которая проявила столь, некоторым образом, доскональную осведомленность обо всех, так сказать, телесных особенностях усопшего? Я имею в виду ту, которая так уверенно, без долгих поисков, обнаружила искомое на, в некотором роде, обычно скрываемом…
– Это госпожа Силия Келли, – прервал коронера Ниери.
– В таком случае позвольте мне поинтересоваться, – продолжил коронер как ни в чем не бывало, – как обратилась госпожа Келли к покойному: на «ты» или на «вы»? Она шептала слишком тихо, и я не расслышал…
– Черт бы вас побрал с вашими идиотскими вопросами! – вскричал Ниери. – Он не был крещен, понятно? И соответственно не имел никакого другого имени, кроме Мерфи! Понятно? Что вам, разрази вас гром, еще хочется знать?
– А как же госпожа Мерфи? – вклинился со своим вопросом Убифсих. – Или просто, по случайному недоразумению, письмо было адресовано
– Никакой госпожи Мерфи не было и нет, – сердился Ниери. – Мерфи никогда не был женат!
– Можно предположить, что недоразумение возникло в результате того, что… – начал высказывать свое предположение коронер, однако его снова прервал Ниери.
– Госпожа Келли должна была стать женой Мерфи и стала бы ею, если бы Мерфи пожил бы еще немного.
– Ну, если судить по некоторым обстоятельствам, догадаться об этом совсем не трудно, – с понимающим видом проговорил коронер.
Кунихэн обмякла и упала бы на пол, если бы ее не подхватили подоспевшие на помощь Купер и Вайли.
– Нет, не стала бы, – тихо, ни к кому не обращаясь, сказала Силия.
Убифсих с небольшим учтивым поклоном вытащил из кармана конверт и вручил его Силии, а та тут же передала его Ниери, который немедля вскрыл его, прочитал и тут же перечитал снова. Весь вид его красноречиво говорил о том, что его одолевают сомнения в отношении того, стоит ли такое послание читать вслух для всех остальных. Перечитал еще раз, помолчал немного и наконец, ни на кого не глядя, сказал:
– С позволения госпожи Келли, я мог бы…
– Что-нибудь еще от меня требуется? – спросила Силия мертвым голосом. – Я бы хотела уйти…
– Да, да, конечно… но с другой стороны, записка, раз она, в некотором роде, адресована вам, может быть, касается вас непосредственно, – неуверенно проговорил Убифсих.
И Ниери, не дожидаясь позволения, принялся читать:
«Я желаю, чтобы нижеследующие части меня, а именно: мое тело, мой разум и моя душа были сожжены, пепел помещен в бумажный кулек, а кулек этот отвезен в Дублин, принесен в театр «Аббатство», что на улице Аббатской и по принесении туда был бы без промедления отнесен в то место, которое лорд Честерфильд,[234] человек выдающийся и даже великий, в своих письмах называет «тихим убежищем, необходимо посещаемым всеми» и в котором все вышеозначенные части меня в свое время проводили наисчастливейшие свои часы; указанное место расположено справа по пути в партер; я также желаю, чтобы содержимое кулька, принесенного туда, было вытряхнуто и вода спущена и все смыто, причем крайне желательно, чтобы все это было проделано во время представления; совершать все эти действия следует без каких бы то ни было проявлений горя или печали и, конечно же, безо всяких церемоний».
Закончив чтение, Ниери еще некоторое время смотрел на листик с посланием Мерфи, затем аккуратно сложил его и, возвратив в конверт, вручил Силии, которая, схватив конверт, хотела тут же изорвать его, но вспомнив, что даже если она сама и пребывает в состоянии внутренней погруженности в полное одиночество, у внешнего проявления ее одиночества есть свидетели, удовлетворилась пока тем, что сжав руку в кулак, скомкала конверт с последней волей в бумажный шарик.
– Это ж надо так выразиться: «тихое убежище, необходимо посещаемое всеми»! – бормотал себе под нос коронер, направлявшийся в угол комнаты, чтобы забрать оттуда зонтик и шляпу.
– «Наисчастливейшие часы»! – простонала Кунихэн. – А какая там стоит дата?
– Уголок с датой обгорел, – брякнул Вайли наобум.
– Однако – смыть известно куда и тело и душу, – покачав головой, проговорил Убифсих.
А к этому времени Бим и Тыкалпенни давно уже вышли из морга. Отойдя на солидное расстояние, они стали с солнечной стороны под одним из деревьев так, что со стороны морга их не было видно.
